Антон Дубинин - Сердце трубадура Страница 8

Барон потряс могучими короткопалыми дланями перед носом смущенной супруги, Агнесса с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть. Нет, не зря она все-таки приехала — таких развлечений вам никакие жонглеры не устроят!

— Да, вы правы…

— Да, конечно, мой господин, — едва ли не хором отвечали Гийом и Серемонда — как пара старательных, боящихся порки детишек в монастырской школе. Вид у обоих был предурацкий.

— Так что же, эн Раймон… Мне все же спеть?

— О чем речь, малыш… Спой, конечно! Вот донну Агнессу развлеки, покажи, что у нас двор покуртуазней будет, чем в ихнем Тарасконе… Я, Гийом, по правде сказать, тобой горжусь. Уж больно ты ловок в этом… В песенках.

Он и еще много в чем ловок, о чем вам, добрый эн, неведомо, опуская глаза, подумала Агнесса — но, конечно же, не сказала ни слова. Еще бы. Некие неписаные законы куртуазной чести и предположить не могли, чтобы заложить любовников обманутому мужу. Даже если это — любовник твоей сестры-соперницы, с которой вы временами напоминаете двух скорпионов, попавших в один горшок. Нет, над мужем-рогоносцем следовало смеяться. Его можно было жалеть, можно было игнорировать — но вот уж содействовать ему… нет, увольте. У кого бы хватило совести?.. Чтобы потом всю жизнь доживать со славой некуртуазной завистницы?..

…А Гийом запел, и Агнесса узнала — да, действительно узнала эту канцону. Недаром Серемонда просила именно о ней — эта песенка уже пустилась в свой путь по Руссильону, а может, даже и Тулузы достигла — пусть все знают, как некий одаренный поэт любит некую прекрасную донну, и слава этой донны пусть облетит весь свет на крылах музыки, а в любимом Роберовом замке Льет ее недавно с большим чувством выпевал молоденький жонглер, бросая алчные взгляды — нет, не на прекрасных дам: на заставленный всякой вкусностью стол… Донна. И при мысли о том, что эта донна — ее старшая сестра, Агнесса почувствовала легкую дурноту.

   — И голосом, звенящим, как кристалл,   И прелестью бесед обворожен,   С тех самых пор я ваш навеки стал,   И ваша воля для меня — закон.   Чтоб вам почет повсюду воздавали,   Лишь вы одна — похвал моих предмет,   Моей любви верней и глубже нет…

…- Вертопрах ты, Гийом.

— Что, мой господин?..

— Вертопрах, говорю, — Раймон дружелюбно засмеялся, помавая из стороны в сторону кубком. — Все по девкам, похоже, бегаешь… Любовь, вишь ты. Надо мне тебя женить.

— О… нет, мессен… вовсе не надо.

— А что ж так? — пьяный и благодушный барон хитро прищурился. Гийом не знал, куда глаза девать — а Серемонде, похоже, эта игра с огнем даже нравилась. Она сидела выпрямившись, раскрасневшаяся не то от вина, не то от песни, только что изливавшей на нее огонь восторженных похвал. Она даже не на сестру — просто перед собой смотрела, вся светясь непонятным торжеством. Интересно, что чувствует дама, когда слышит своими ушами тайный язык, понятный немногим — когда прямо перед ней ее возлюбленный воспевает ее красоту? Вообще, каково это — быть воспетой в стихах?.. Вот оно, дамское бессмертие… Любая красота и юность увянет и осыплется, а песня сохранит ее, Серемонду, такой, какая она есть сейчас — Rosa mundi, розой мира, юной неприступной красавицей, которой за единый благосклонный взгляд служат коленопреклоненные рыцари. За которую умирают с улыбкою… И только сейчас Агнесса поняла, к чему же стоит стремиться. Да, ей это тоже нужно. И она это себе добудет.

Агнесса по натуре была воином, завоевателем. То, что ей было нужно, она умела отбирать, а проигрывать могла с достоинством. Щурясь через стол на молодое, раскрасневшееся лицо трубадура, она с невозмутимостью опытного полководца просчитывала варианты военной кампании.

..Гийом тем временем тщетно старался отделаться от сеньора-покровителя, на которого внезапно снизошло — какая неудача для всех! — шутливое настроение. Впрочем, мрачное настроение было бы еще большей неудачей для мира, поэтому пусть его, дай-то Боже…

— Нет, Гийом, мальчик мой, а почему бы вам и впрямь не жениться?.. Уж не в монастырь ли собрались? Бросьте, вам там не понравится. Рясы — жесткие, жратва — невкусная, а из любовных развлечений — разве что аббаты-мужеложники…

— О, нет, мессен… Я… не собираюсь в монастырь.

— Вот и я говорю — не ходи. Лучше найду тебе хорошую женушку… Можно даже — наследницу замка, только тогда не обещаю, что она будет не кривая, не горбатая и не столетняя старуха!.. Ну да ничего, ты парень ловкий, почаще навещай ее по ночам — она через год-другой ноги и протянет. Будешь бароном, заживешь, как богач…

Если бы подобным образом шутили с кем-нибудь другим, не с Гийомом, он, пожалуй, и посмеялся бы. Сейчас же от бедного парня просто-таки на глазах начинал валить пар.

— Мессен… Не стоит так говорить!.. Я же и вовсе не хочу жениться!..

— А почему? — барон подвигал бровями, и лицо его приобрело жутковато-суровое выражение. Агнесса на миг представила, каково это лицо во гневе — и ей стало… ну, как-то не по себе. Неприятно.

— Почему, а, Гийом? Жениться — хорошее дело для каждого мужчины. Я вот женился — (быстрый взгляд на Серемонду, который слегка сбил с нее спесь) — и не жалуюсь… Или уже нашлась девица, а? Сердечная подруга? Молодость, она молодость и есть… Кроме того, о ком-то же вы все эти свои песенки пишете — не просто же ниоткуда берете…

— Я, мессен, слишком молод, — нашелся Гийом, непонятно как сам додумавшись до выхода — в опасности и малые мозги срабатывают… — Нету у меня никаких земель, замков и прочего, и наследникам, стало быть, нечего будет оставить. Вот я заслужу наследство для своих детей, совершу побольше подвигов — тогда… Тогда и о дамах подумаю!..

— Хорошо ответил, по-рыцарски, — одобрительно закивал Раймон. Кажется, он уже протрезвел, — взгляд стал по-прежнему острым и на редкость осмысленным. А вот Серемонде такой оборот беседы явно не понравился — он намекал на некое будущее, которое было у Гийома и которого не было — взгляните правде в глаза, донна! — не было у их печальной и пламенной любви. В конце концов, он на пять лет вас младше. И кто сказал, что положение таящегося любовника, юноши, комнатной собачки будет вечно устраивать этого красивого, легкомысленного парня, который еще в шестнадцать лет добился посвящения в рыцари?.. (Бросит, Серемонда, однажды он тебя бросит, зашептали маленькие демоны из кубка, из-за плеча, из тени Раймонова кресла — изо всех углов.) Дама мотнула головой, чтобы маленьких мерзких голосов не слышать. — Гийом… Может быть, вы еще споете?..

(Страшно в полутемной зале, страшно и холодно мне, кругом — враги, и мы так одиноки… В страшное, темное время мы родились с вами, Гийом, и мы живем в стране волков — так спойте же, мой трубадур, мой возлюбленный, чтобы стало светлей. Вот, есть любовь, маленькая горячая свечка, и ей так опасно гореть в этом черном бросселиандском лесу — и ее надо беречь. А то, что она когда-нибудь может и погаснуть — не причина ли это любить ее еще сильнее?.. Мы любим то, что уходит, и только потому знаем ему истинную цену…)

   — …Я почитаю   Любви завет святой,   Не уступаю   Я прихоти пустой,   О вас мечтаю,   Не нужно мне другой.   И счастье знаю,   И одержим тоской…

Так двое любили друг друга в стране волков, и объятья их каждый раз бывали и объятьями спасающихся от смерти. Чудом избежавших кораблекрушения. Даже когда один из них…

   — Зачем другого   Искать в чужих краях?   Блеск жемчуговый   В смеющихся устах,   Груди шелкОвой   Мерцанье при свечах —   Все это снова   Предстанет в светлых снах.   Коль так я б верен был   Царю небесных сил —   Меня б Он в рай пустил…

…Даже когда один из них этого не знал. Но здесь, в этой зале, находился еще третий человек, знавший обо всем, и у этого человека были свои планы. Свои печали и свои желания. Агнессе понадобились песни Гийома, ergo, ей понадобился Гийом.

…На самом деле она была из тех дам, что не любят любить. Любовь делает людей слишком беззащитными, заставляет зависеть от кого-то; а Агнесса де Пейралада никогда не желала ни от кого зависеть — она предпочитала быть сильной, а не слабой, любимой, а не влюбленной. Поэтому такой муж, как мессен Робер, вполне устраивал ее — он ее обожал, а она к нему не испытывала особой неприязни. Вот только будь он немножко познатнее и хоть чуть-чуть побогаче, чтобы им щеголять, как породистой собакой или дорогим кольцом… Впрочем, от добра добра не ищут, и как честная христианская жена Агнесса намеревалась хранить супругу верность. По крайней мере, до поры… Пока это ей не мешало.

Гийом для нее был еще не человек. Нет — пока только доказательство собственной силы, пробный камень, победа в состязании, еще один персонаж в длинном, очень интересном романе, который все время сам собою разворачивался у нее в голове… Это колесо она толкала перед сном, уплывая в стройный мир, где властвовала дама с черными волнистыми волосами, которой мир служил, ради которой он был создан — неважно, что ею же самой; да, дама, которая не могла не побеждать. Кроме того, Агнесса хотела песен. И еще — как ни смешно, Гийом ей понравился. Сама того не желая, она поняла, что Гийом хороший. И что он, наверное, очень нежный и слегка неловкий. Она поняла это случайно — по тому, как он смешно смущался перед эн Раймоном, как быстро и радостно он откликался на просьбы, как он слегка встряхивал головой, чтобы откинуть назад мягкие волосы, да — много по чему еще… Как бы то ни было, любое приглянувшееся блюдо надлежит попробовать.