Людмила Толмачева - С любовью из «Зимовья»

Людмила Толмачева

С ЛЮБОВЬЮ ИЗ «ЗИМОВЬЯ»

I

До чего хорош город в начале октября! Все вокруг дышит покоем, все притаилось в ожидании предстоящих перемен. Уже отгорели краски бабьего лета, ушло его обманчивое тепло, наступили первые заморозки, и в воздухе задрожала сизая дымка – словно тончайшая кисея окутала сиротливые аллеи, дороги, дома. На горизонте она слилась с поблекшим небом, отчего городской пейзаж утратил реальные очертания и цвета. Он будто парил над землей, размытый, невесомый, призрачный.

«Акварель Тернера, да и только! Ускользающий мираж, – подумала Лариса, устремив задумчивый взгляд в перспективу улицы. – Вот и зима где-то рядом, подкралась неслышно, ждет своего часа. А лето ушло – не вернется. Разве я почувствовала его за всеми делами? Нисколько. Даже майские впечатления от Египта уже потускнели. Или мы заелись совсем. Чем разнообразней и плотнее график нашей жизни, тем выше градус требуемого драйва – иначе все кажется пресным и мимолетным. Кстати, о зиме. Надо бы на кладбище съездить, навести порядок. Бархатцы хоть и цветут еще, но лучше убрать, а то весной тяжело смотреть…»

Резкий, нетерпеливый сигнал ехавшего сзади автомобиля вывел ее из состояния лирической грусти. Мысль оборвалась, и внимание Ларисы переключилось на светофор.

Она ехала в своей «Тойоте», привычно огибая знакомые трещины и колдобины, припаркованные на обочине многочисленные авто, группу дорожных рабочих, на зиму глядя проводивших «ямочный» ремонт, а мысли текли уже по другому руслу. Она вспоминала вчерашний вечер, неприятный разговор с Денисом.

После душа они сидели на диване перед телевизором и курили. Денис долго молчал, покашливал, очевидно, не решаясь на откровенный вопрос, но все же спросил, чужим, хрипловатым голосом:

– Скажи, ты как в свое время простилась с девственностью, тоже от скуки?

– Что? – не поняла Лариса и, оторвавшись от экрана, уставилась на Дениса рассеянным взглядом.

– Твою холодность не берут ни коньяк, ни порносайты, на которые мы пялимся в последнее время перед тем, как лечь в постель. К слову сказать, мне такой разогрев ни к чему. Слава богу, импотенцией не страдаю, зажигаешь меня только ты, а не эти компьютерные телки.

– Надо же, – она слегка опешила и не знала, что говорить. – А мне казалось, что тебе это в кайф. Почему ты до сих пор молчал?

– О чем?

– Ну… что тебя не устраивает такой секс.

– Ларка, ты же умная женщина, не притворяйся дурочкой. Ладно?

– Хорошо, не буду.

– Ты не любишь меня – вот причина твоей холодности. А все эти спектакли для того, чтобы скрыть это.

– Какой тонкий психоанализ! – рассердилась Лариса и вскочила с дивана. – Тебе бы в психологи пойти, а не коммерцией заниматься.

– Напрасно ты злишься. Я не оскорбляю тебя, а всего лишь констатирую факты.

– Хороши факты! И это говорит мне жених накануне свадьбы! Полный абзац! Приехали, дальше некуда!

Она подошла к окну, с треском раскрыла его, глубоко затянулась сигаретой, с горяча не чувствуя волну холодного воздуха, ворвавшуюся в комнату.

– Хочешь, приведу еще один аргумент в свою пользу? – с вызовом спросил Денис, неумело пряча за ним застарелую боль.

– «В свою пользу»? Можно подумать, ты заранее готовился к нашему поединку, – фыркнула Лариса.

– Ни к чему я не готовился. Во мне это давно копилось, а сегодня просто прорвало…

– Ну и что за аргумент?

– Любящая женщина по-другому бы реагировала на подобное заявление мужчины.

– И ты знаешь, как?

– Знаю. Она не устроила бы рокировку, а просто обняла и постаралась успокоить или… Короче, все у нас не так. Трудно объяснить словами, да и не к чему. Ведь ты и так все понимаешь.

«Да, я все понимаю, – вздохнула Лариса, поворачивая с главной улицы в небольшой переулок, где располагался ее офис. – Всю ложь и безнравственность своего поведения. Что ж, пришла, видно, пора назвать вещи своими именами. Как бы не оправдывали нынче брак по расчету, в какие бы одежды его не рядили, он был и остается дурно пахнущей сделкой со своей совестью. И пусть статистика говорит в пользу таких браков, но в большинстве случаев расчет – это обман искренне любящего и верящего тебе человека. Как низко и жестоко мы поступаем, изображая чувства, которых нет на самом деле».

Нажав на брелке с ключами кнопку сигнализации, она взбежала на высокое крыльцо офиса, занимавшего одну из квартир пятиэтажки. В приемной ее встретила Синара, полная шатенка сорока лет, флегматичная, даже томная, но при этом очень смышленая и деловитая.

– Здравствуйте, Лариса Сергеевна! Сегодня все как с ума посходили – звонят и звонят! Куда только не приглашают! Даже требуют. Начну с налоговой…

Плавным движением округлой кисти, с пухлыми, в ямочках пальцами, унизанными ювилерным ширпотребом, она раскрыла свой блокнот и начала перечислять позвонивших абонентов. Лариса слушала вполуха, расстегивая куртку и разматывая на шее шарф.

– Кто-кто? – переспросила она, остановившись на пороге своего кабинета.

– Филипченко с молзавода.

– Нет, раньше, до него…

– Помощник Сопронова, зам главы Администрации…

– По какому делу?

– Приглашают на совещание, завтра, в 16–00.

– Хм! Опять в спонсоры агитировать? Сколько можно?

– Не знаю, – пожала плечами Синара и величественно уселась за компьютер. – Вам кофе сварить, Лариса Сергеевна, или попозже?

– Попозже, – бросила Лариса, закрывая за собой дверь.

Ее стол, как всегда по утрам, представлял собой идеал чистоты и порядка. Оставленные с вечера завалы папок и бумаг, брошенные где попало ручки и карандаши и прочая канцелярская дребедень стараниями невозмутимой Синары обретали свои исконные места, и к приезду хозяйки кабинет выглядел безукоризненно.

Секретарь не осуждала свою начальницу за безалаберность, она ценила людей, прежде всего, за человечность и умение работать, а все остальное относила к неизбежным слабостям, которые, по ее мнению, делают личность своеобразной и даже привлекательной.

Начался обычный рабочий день, в меру суетливый, в меру стрессовый, в котором позитивного и негативного было, как говорится, фифти-фифти. Лариса была в родной стихии – звонила, давала распоряжения, требовала, уговаривала, обещала, словом, вела свой бизнес. До обеда она успела съездить в два места к своим контрагентам и обсудить с ними общие дела, а в два часа пополудни уже сидела за столиком уютного, эксклюзивного кафе, где ее привечали как постоянного клиента. Прихлебывая чай из изящной фарфоровой чашки, она любовалась кустами барбариса, что рос под окнами кафе. Его бордовые, коралловые и желто-коричневые листочки, густо облепившие стриженые ветки, напоминали колорит дорогих бухарских ковров. «Искусство человека никогда не достигнет вершин природной красоты, – подумалось Ларисе. – Сколько бы он не изобретал в своем творчестве, но такое божественное великолепие невозможно повторить. Художник лишь передает свое впечатление, а нерукотворный образ природы недосягаем. Хотим мы того или нет, он властвует над нами. Так было всегда и будет после нас».

После нас… А после нее? Что оставит она? Хорошо налаженный бизнес? Но для кого? Она мечтала о семье, ребенке… Денис, Денис! И зачем он начал этот неудобоваримый разговор? Он все испортил. Теперь нельзя вернуться к прежним отношениям. Их просто-напросто нет. Все кончено. О какой свадьбе может идти речь, если невесту разоблачили как какого-нибудь мелкого воришку. Можно, конечно, разыграть оскорбленную невинность, а что потом? Снова игра? Нет! Это противно, в конце концов! Она не любит Дениса. Он прав. Чувства, которые она испытывает к нему, на любовь мало похожи.

Она вдруг представила, как после работы едет не к себе, в уютную двухкомнатную квартиру, а в коттедж Дениса, огромный домина, напичканный современной утварью, где ее никогда не покидало ощущение временности пребывания, как в фешенебельном отеле – удобном, но все же чужом жилье. А ведь после свадьбы им придется жить в этом доме, каждый день, бок о бок. Если раньше они ходили друг к другу в гости, успевая соскучиться за дни раздельного проживания, то новые обстоятельства заставят их, хотят они того или нет, быть все время вместе, и ночью, и утром, и вечерами. Готова ли она к такому резкому повороту в судьбе? Если честно, то нет, нет и еще раз нет! Только не с Денисом! Он утомляет ее, он давит на нее, ей бывает с ним неинтересно, скучно, даже тягостно. Конечно, он славный – умный, образованный, солидный мужчина. Но почему ее охватывает паника при одной мысли, что ее свободе угрожают? Она перестанет безраздельно принадлежать себе, своим мыслям, планам, мечтам и досугу. Отныне и навсегда ее мир наполовину, а возможно, и на три четверти, займет другой человек, со своими взглядами и привычками, которые во многом, она знает это, разнятся с ее собственными.

Господи, но ведь ее никто силком под венец не тащит! Она сама хозяйка своей судьбы. Так долой мещанские предрассудки и полный вперед, под тем же флагом на родном корабле, где она сама себе и капитан, и штурман!