Самид Агаев - Девичья башня

Самид Агаев

Девичья башня

Часть Первая

Франция. Прованс

Замок барона Раймонда Видал де Бесалу

Из высокого стрельчатого окна были видны неравные пахотные участки земли, дорога, вьющаяся между ними, излучина реки, поле за ней и лес вдали. Этот пейзаж, как это ни странно напоминал ей Нахичеван. Хотя в картинках не было ничего общего, за исключением блеска реки. Там, кроме Аракса голая степь, редкие деревья и невысокие плешивые горы. Здесь же кругом лес, пахотные поля и деревенские дома, и только один холм, на котором собственно и возвышался замок, в котором жила Лада. Дело, видимо, было не в особенностях пейзажа, а в перспективе. Точно так же она любила стоять у окна своего дома в Нахичевани и смотреть вдаль. Быстро привыкнув к этой визуальной свободе, она уже не мыслила себе жилища без возможности подойти к окну, устремить взгляд вовне и затерять его в глубинах атмосферы.

Лада обернулась на скрип двери и увидела служанку. Молодая женщина, войдя, поклонилась и спросила:

– Ваша милость желает чего-нибудь?

– Мне зябко, – сказала Лада.

– Осень, госпожа, – заметила кормилица доброжелательно.

Супруга барона была ей симпатична. Ходили слухи, что она едва ли не королевского звания, там, у варваров, откуда она родом. Рыцарь привез ее из крестового похода. Может, в плен взял.

– Скажи, чтобы затопили камин, – сказала Лада.

– Слушаюсь, госпожа.

– И пусть принесут немного вина.

– Барон будет недоволен, – робко сказала Мари.

– Это не твоя забота, – бросила Лада.

– Простите, сеньора.

Как-то Лада в присутствии мужа неосторожно заметила, что вино всегда напоминает ей об Али. Это ее замечание вдруг выявило тайную ревность, которую испытывал рыцарь. Он не сказал ей об этом прямо, но его недовольство косвенно свидетельствовало об этом. Лада пожалела о своих опрометчивых словах. Но вино пить не перестала. Она была свободна и независима в своих поступках. Тем более, что у Раймонда не было никаких оснований ревновать ее к Али. И что еще немаловажно, совесть Лады была чиста перед ним.

– Барон встал уже? – спросила Лада.

– Да, ваша милость. Но он неважно себя чувствует.

– Еще бы, – с сарказмом произнесла Лада. – Но ты можешь идти. Хотя, постой, скажи еще, чтобы сюда принесли графинчик сицилийской водки и квашеной капусты с рассолом.

Кормилица не смогла удержать удивленного взгляда. Она поклонилась и вышла из покоев, говоря себе: «Господи твоя воля, что за люди эти русы. Пить водку и заедать квашеной капустой. Только варвары способны на это». Через некоторое время появился истопник с охапкой дров, а за ним слуга с подносом. Вскоре в камине пылал огонь. Лада села на короткий табурет, держа в руке серебряный кубок с вином. Она пила совсем мало, но ей нравился сам процесс. К тому же, как выше было замечено, вызывал в памяти определенные ассоциации. Лада провела в таком положении больше часа. Осенний день быстро шел к концу.

Когда вновь скрипнула дверь, Лада не повернула головы, ибо знала, что это Раймонд. Рыцарь произнес: «здравствуйте, дорогая» и сел поодаль. Лада холодно взглянула на него.

– Вы все еще сердитесь на меня?

Лада взглянула на мужа, он улыбался, но было видно, что улыбка дается ему нелегко, выходила жалкой и, скорее, походила на гримасу.

– Вы вернулись под утро, – сказала Лада, – полдня проспали и сейчас у вас ужасно болит голова, потому что вы пировали всю ночь.

– Сударыня, вы пугаете меня своей прозорливостью, – заметил Раймонд. – Это обычное дело. Время от времени сюзерен устраивает прием, и его вассалы должны явиться на него. Вы отказались ехать, поэтому мне пришлось ехать одному. Пиршество затянулось до глубокой ночи, путь неблизкий.

– Не уводите меня от начала фразы, – возразила Лада. – Вы сказали обычное дело, мне почему-то это не кажется обычным делом. Когда сеньор едет к своей бывшей любовнице, да еще зовет с собой жену.

– Графиня Н. никогда не была моей любовницей, – возразил рыцарь. – Я испытывал к ней платоническое чувство, я много раз говорил вам об этом. Но вы не желаете слушать.

Лицо Раймонда исказила гримаса, он схватился за голову и стал яростно растирать ее пятерней. Лада встала и подошла к окну. На подоконнике лежал небольшой поднос, накрытый белой салфеткой. Отняв руки от взъерошенной головы, Раймонд мутным взглядом наблюдал за ней. Лада поманила его пальчиком. Когда он, повинуясь, приблизился, она откинула салфетку, явив удивленному рыцарю графин и миску с капустой. Она наполнила маленький серебряный кубок и приказала:

– Пейте!

– Что это? – поинтересовался Раймонд.

– Сицилийская водка.

– Сударыня, помилуйте. Я дворянин, не мужик, чтобы пить водку.

– Помилую, если выпьете, – сказала Лада.

Раймонд тяжело вздохнул и залпом осушил чарку. Участливо глядя на страдальческое лицо мужа, Лада протянула ему миску с квашеной капустой. Раймонд на этот раз не стал вспоминать о своем дворянском происхождении. Схватил вилку, морщась, стал закусывать.

– Рассолу тоже выпей, – посоветовала Лада.

– Хорошо, что меня никто не видит, – сказал Раймонд.

Однако через некоторое время в лицо его вернулись краски, и во взгляде появилась осмысленность.

– Не могу поверить, – сказал он.

– Во что? – спросила Лада.

– У меня прошла головная боль. Это невероятно. Ты доктор? Я не перестаю удивляться твоим талантам.

Лада пожала плечами.

– Это мой долг, – сказала она, – облегчать страдания своего мужа.

– Святая женщина! – восторженно сказал Раймонд.

– Ну и как она выглядит? – словно невзначай спросила Лада.

– Никак, она и мизинца твоего не стоит. Но она очень интересовалась тобой, пеняла мне на то, что я не привез вас.

– Она красива? – спросила Лада.

– Она миловидна, но…

– Что но?

– По сравнению с вами, она просто дурнушка.

– Я пойду, – поднимаясь, сказала Лада, – а вы выпейте еще. Увидимся за ужиной.

– Конечно, дорогая, – согласился Раймонд.

Оставшись один, Раймонд не замедлил воспользоваться советом мудрой жены. Он подошел к окну, наполнил кубок и, морщась, торопливо осушил его. Накрутил на двузубую серебряную вилку капусту и жевал, пока перекошенное лицо не приобрело естественный вид. В окне было видно, как на принадлежавших ему полях копошились крестьяне, собирая сено, увязывая в скирды. Раймонд чувствовал, как боль совершенно отступила, теперь движения не причиняли ему страданий. Рыцарь подошел к камину, бросил в огонь несколько поленьев, затем, словно, что-то вспомнив, вернулся к окну. Что-то было не так для привычной картинки. И он сразу понял, что именно – всадник, который сейчас направлялся к замку. Раймонд наблюдал, как тот проехал поле и приблизился к воротам. Графиня Н. на приеме недвусмысленно дала ему понять, что преград уже не существует, и он может остаться и разделить с нею ложе. Однако Раймонд сделал вид, что не понимает, к чему клонит графиня. И полночи пировал в общей зале вместе с остальными гостями. Он не мог простить ей внезапного равнодушия, проявленного к нему в Палестине. К тому же он был влюблен в собственную жену и не собирался разменивать это чувство, так как имел натуру возвышенную и поэтическую. Графиня Н., решив, что бывший паж и трубадур ничего не понял, прощаясь, сказала, что она еще пошлет за ним. Первое что пришло в голову Раймонду, что это посланец графини. Складывая в голове формулу вежливого отказа, Раймонд выпил еще водки, ожидая доклада привратника. Тот не замедлил появиться.

– Ваша милость, – сказал привратник, – шевалье Жильбер просит вас принять его.

– Он от графини Н.? – спросил Раймонд.

– Ничего такого он не говорил.

– Приведи его сюда, – сказал Раймонд.

– Слушаюсь, сеньор.

Привратник спустился во двор, к воротам, где поджидал его неожиданный гость.

– Барон примет вас, – заявил привратник.

– Хорошо, – сказал гость.

Он спешился и отдал поводья слуге.

– Соблаговолите отдать мне ваш меч, – предложил привратник.

Поскольку визитер медлил, он добавил:

– У нас такое правило. В дом с оружием нельзя.

Гость отцепил меч от перевязи, отдал слуге. Затем направился вслед за привратником. Поднялись по каменной лестнице, прошли по крытой галерее второго этажа. Оказавшись в зале, визитер приветствовал хозяина словами:

– Шевалье Раймонд, рад видеть вас в добром здравии!

– Благодарю вас. Мы знакомы? – спросил удивленный хозяин.

– Заочно, то есть, я много наслышан о вас.

– Вот уж не думал, что я настолько популярен, – заметил Раймонд.

– О да, сэр. Особенно после того, как вы спели на приеме, данном Эдом де Монбельяром. Только и разговоров было в Иерусалиме, как о вашей песне, где вы обращаетесь к Христу. Должен сказать, что надо быть или очень наивным, или безрассудно храбрым человеком, чтобы спеть подобную песню среди воинства Христова.