Helene P. Scheglova - Герцог де Гарнье

Helene P. Scheglova

Герцог де Гарнье

Приветствую Вас, читатель!

Я благодарна Вам за то, что Вы нашли время для прочтения

этой книги. И я надеюсь, что это время не пройдет даром. Если эта

книга не случайно попала к Вам в руки, то смею предположить, что

вы поклонник Викторианской эпохи, столь загадочной и

удивительно яркой.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Нант. 18** год

По Лондонскому мосту медленно двигалась двуколка, в которой, укутавшись в плащ, сидел господин почтенных лет. Дождь нагонял на него сон, и ему было даже лень смотреть, куда двигались лошади, погоняемые кучером…

Сцена сменилась, и перед его глазами появился какой-то юноша, который стоял спиною к нему и смотрел на гладь воды Темзы. Внезапно юноша занёс ногу за перила.

Он хотел закричать ему «Стойте!», но, вздрогнув, проснулся.

Ничего вокруг не изменилось, никакого Лондонского моста, никакой Темзы и незнакомца, который пытался покончить жизнь самоубийством. Карета по-прежнему продолжала двигаться по улице Фуэнсери, отец всё так же дремал, сидя напротив, а на его коленях, скрутившись калачиком, спала маленькая десятилетняя сестрёнка. Рядом с ним сидела мама, прислонившись к мягкому углу кареты. Она одна не спала всё это время, с нетерпением ожидая приезда.

Мать и сын были очень похожи: у обоих были тонкие черты лица, удивительно красивые глаза с длинными ресницами. Чёрные густые волосы, сияющими локонами ниспадавшие на высокий лоб, создавали контраст с белоснежной кожей. Граф д’Ансель же, напротив, был светловолос и несколько смугл. Девочка, его младшая дочь, была точной копией отца, наверное, поэтому он её часто баловал и прощал многие детские шалости.

– Что-то нехорошее приснилось, Мариэль? – спросила она, поворачивая голову к сыну. – Почему ты проснулся?

– Просто… я видел страшный сон… скорее даже не страшный… он… этот юноша был похож на…

«… меня», – закончил он фразу в мыслях.

Луиза прижала к себе сына и сказала:

– Не волнуйся, милый, это был всего лишь сон.

– Да… – успокоившись, ответил он и стал с любопытством смотреть в окно.

Он всю свою сознательную жизнь прожил в Лондоне и никогда не был во Франции. Нант показался ему удивительно тёплым и приветливым местом ещё тогда, когда он едва спустился на берег. Эти доброжелательные лица людей, радостно встречавшие своих родных и близких в порту; тёплый бриз, мягко коснувшийся его лица, когда он стоял на палубе; нежный золотой песок на берегу и множество деревьев и цветов в городе. Он ощутил неизвестную до сих пор свободу в своей душе, словно его освободили от чего-то тяжкого и холодного. Как странно: Англия была тем местом, где он вырос, учился, жил шестнадцать лет, где остались его друзья.… Там, в холодном сыром Лондоне, к которому он не мог не привыкнуть, он ощущал себя иначе. Но только сейчас это понял. Понял, когда увидел Нант.

В Лондоне дома холодные и строгие, а здесь они были украшены вьющимся виноградом; на балконах цвели пёстрые цветы в горшках, а вывески на магазинах и трактирах дружно покачивались от дуновения лёгкого ветерка.

Он видел, как модистка выставляла на витрину манекен, на который было надето великолепное платье розового цвета, и как девушки и молодые женщины с любопытством смотрели в сторону её ателье. Он мельком заметил лавку с фруктами и продавца, который весело зазывал купить его товар. Ещё некоторое время доносился его голос вслед карете, и Мариэль понял, что, несмотря на некоторую схожесть с Лондоном, тут всё было иначе.

Но было одно «но» среди всего этого благополучия: Луиза д’Ансель, его мама, вернулась во Францию лишь затем, чтобы продать дом. Увы, но из-за Флоренцы, её родной сестры, она не могла оставаться здесь больше двух-трёх месяцев. Разрываясь между необходимостью оставаться рядом с сестрою и любовью к дому, где она выросла, вышла замуж, и где родился её первый ребёнок, она всё-таки выбрала первое. Сестра была частью её души и единственной из оставшихся в живых родственников. Кроме того, Флоренца была тяжело больна – по необъяснимой причине смерть рано забирала поколение за поколением семьи Дебре, к которой принадлежала Луиза. И лишь благодаря тому, что в Лондоне остался присматривать за Фроренцей друг семьи и превосходный доктор, она смогла приехать сюда снова. Ей до сих пор было тяжело свыкнуться с мыслью, что вскоре дом будет принадлежать кому-то другому, а она уже никогда не будет иметь права в нём жить… Но всё было решено: прислуга, которая приехала сюда за неделю до их приезда, наверное, давно всё подготовила и собрала все их вещи. Луиза не знала, сколько она ещё сможет остаться в своей комнате и пожить в ней, пока дом окончательно не будет оформлен на нового владельца.

Вскоре экипаж свернул за угол, и Мариэль увидел девушку, которая шла вдоль дороги, вероятно, направляясь к своему дому. Он бы не обратил на неё никакого внимания, если бы не одно обстоятельство: ему показалось, что девушка плакала, низко опустив голову.

Карета проехала мимо. Жаль, он никогда не узнает, что же её так расстроило.

Через минуту экипаж остановился у дома номер пять на улице Мармонтель.

– Мама, неужели это тот дом, в котором я родился? – спросил Мариэль, остановившись перед самой калиткой. Он поднял голову и посмотрел на двухэтажное здание. Ветерок нежно шевелил его чёрные короткие волосы, которые он поминутно поправлял, чтобы они не попадали ему в глаза и не мешали смотреть.

Здание было довольно старое, постройки начала прошлого века. Его стены, некогда светлые и чистые теперь носили глубокий след запущенности, так как в доме никто не жил все эти шестнадцать лет. Ещё позавчера дорожку к дверям полностью скрывала лобода, пробившаяся сквозь трещины в каменных плитах. Лишь вчера утром садовник очистил проход, и вялая трава валялась на обочине. Нельзя было не заметить, что ему стоило больших усилий очистить и входную дверь от дикого винограда, своей тонкой, но крепкой лозой, заглушившей не только двери, но и большую часть окон первого этажа.

Шестнадцать лет назад этот дом был совсем другим. Сад был всегда убран, на клумбах росла мягкая, шелковистая трава и множество великолепных цветов. Выбеленные стены сверкали на солнце, а колонны у порога обвивал тот же дикий виноград, но ухоженный и аккуратно подвязанный вдоль террасы.

Деревянная резная беседка, около которой раньше часто устраивали пикники, почти разрушилась, так как её давно никто не красил и не ремонтировал.

– Да, Мариэль, ты здесь родился, – ответила Луиза. – Только тогда здесь всё было по-другому, намного лучше…

– Я здесь чувствую себя как-то особенно, я не могу даже пояснить, как…

– Не удивительно, – прижав к себе сына, ответила Луиза, – ведь именно Нант твоя родина, несмотря на то, что ты прожил всё это время в Лондоне. Человек так всегда себя чувствует именно на родине: спокойно, умиротворенно. Его сердце радуется.

– Это наш дом? – следом за братом спросила её дочь, выпрыгивая из кареты.

– Да, Рози, наш… мне было шестнадцать лет, когда я уехала отсюда. Посмотрите, – сказала она, указывая жестом руки на один из балконов последнего этажа, вон там была моя комната.… Ах! какое сегодня небо, – вдруг воскликнула она, любуясь небосводом, – настоящее летнее небо! – потом она посмотрела в глаза сыну и добавила: – Как твои глаза, Мариэль.… Такое голубое-голубое…

– И такое же высокое и худое, как наш Мариэль, – пошутила Рози и тотчас же убежала в сторону, зная, что сейчас получит от брата за свою шутку.

– Рози, я согласна с тобой, что Мариэль высокий, но я не разделяю твоё мнение о том, что он слишком худой, это ты просто толстенькая, как пончик…

– Пончик, пончик! – стал передразнивать сестру Мариэль, как только услышал, как мать назвала его сестру.

– Всё равно он худой, и лучше быть пончиком, как я, чем таким худым, как Мариэль! – нисколько не обижаясь на своё прозвище, закричала девочка и убежала. Брат погнался за ней.

– Вы, баловники, вместо того, чтобы бегать, лучше бы помогли мне разгрузить вещи, – сказал вдруг Жан Рене д’Ансель, отец Мариэля и Рози.

– Пончик! – смеясь, передразнивал юноша.

– Худой! – отбивалась девочка, принимая из рук отца две маленькие картонки, в то время как брат брал большой тяжёлый чемодан.

– Жаннет, ты убрала несколько комнат к нашему приезду? – спрашивала в это время Луиза у встретившей её служанки на пороге дома.

– Да, мадам, всё сделано, как вы приказали, – открывая дверь и пропуская вперёд хозяйку, сказала горничная. – Обед тоже готов. Я накрыла в большой зале.

– Спасибо, Жаннет.

Мать с детьми пошла в дом, вскоре к ним присоединился Жан Рене.

Войдя в дом, Луиза указала детям их комнаты, попросила быстро переодеться и идти обедать.

– Пончик! – сказал юноша, закрывая за собой дверь.

– Худой! – как бы ответила девочка, делая то же самое.