Андрей Власов - Раб. Книга первая

Андрей Власов

Пикасо. Часть первая

Раб. Книга первая

О тех, кто родился в 70-е

Произведение является результатом художественного вымысла. Все совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

Едá забýдетъ женá отрочá своé,

éже не помиловати исчáдiя чрéва своегó?

áще же и забýдетъ сихъ женá,

но áзъ не забýду тебé,

глагóлетъ Госпóдь.

Глава 1

Детский сад

В раздевалке детского садика стоял маленький мальчик и тихо плакал, время от времени всхлипывая и вытирая слёзы кулаком. Рядом на открытой дверце шкафчика висело его полотенце, но он, почему то, им не воспользовался, а предпочитал размазывать слёзы и сопли по лицу. В голове звучали обидные прозвища, которыми его дразнили: «Кирюха – отъел себе брюхо!», «Кирюха – написял себе в ухо!», «Кирилл – дебил!» и так далее. Из-за этих обзываний, он подрался со Славиком, самым крепким мальчиком в группе, получил по шее и теперь расхлёбывал последствия.

С переходом в старшую группу, в их детском коллективе откуда-то появилась мода, придумывать обидные дразнилки к именам и фамилиям. Больше всех доставалось Толику Толбасову, его дразнили: «Толик – алкоголик» и «Толбасов – колбасов». Доставалось и всем остальным, за редким исключением. Причем, как-то так получалось, что если кто-то кого-то начинал дразнить, то к этому тут же присоединялись и другие. Тот, кого дразнили, вмиг оказывался в кругу обидчиков. Он злился и кидался на них с кулаками, те смеялись и убегали, а вместо них появлялись новые «обзывальщики», пока это безобразие не прекращалось воспитательницей. Тогда дети, выслушав порцию нравоучений, уже через несколько минут, как ни в чём не бывало, принимались играть в игрушки, куклы, солдатики, позабыв все обиды до следующего всплеска обзываний. Иногда же, когда воспитательницы по близости не было, всё это могло закончиться потасовкой, как и в данном случае.

Обзывали Кирилла не то, что бы слишком часто, а так же как и остальных детей, но все равно было обидно. Зато фамилия у него была красивая и звучная – Булатов.

Воспитательница, Валентина Семёновна, быстрым шагом вошла в раздевалку, направляясь в группу. Но, увидев Кирилла, она всплеснула руками и подошла к нему.

– Кирюша! Что случилось, почему слезы?

Кирилл всхлипнул и ничего не ответил. Валентина Семёновна взяла с крючка полотенце и вытерла ему лицо:

– Не годиться так, Кирилл. Ты же мужчина. А? Мужчина?

– Угу, – промычал он и опять всхлипнул.

– А мужчины, Кирилл, не плачут. Мужчины – огорчаются. Понял?

Малыш кивнул.

– Все. Иди в группу и успокойся. Скоро мама уже за тобой придет.

Мама действительно пришла скоро и не одна, а с папой, что бывало довольно редко. В этот день они шли в районный дом пионеров записываться на кружок рисования. Кирилл по дороге держал родителей за руки и, повисая на них, прыгал через лужи, оставшиеся после недавнего дождя. Прыг-скок… прыг-скок… Так хорошо… Ведь рядом мама с папой…

Весь сентябрь мама никак не могла решить, куда Кирилла еще записать кроме детского садика. Плаванье, гимнастика, танцы, музыка, рисование… Почти все дети куда-нибудь да ходили, а они всё не могли определиться. Он был довольно подвижным ребенком и, наверное, выбрал бы плаванье, но мама считала, что заняться спортом успеется, а вот воспитывать чувство прекрасного, нужно уже сейчас. Поэтому мамина мысль бегала по треугольнику: музыка, рисование, танцы и никак не могла остановиться на чем-то одном.

Но вот, как-то раз, воспитательница, показывая родителям, результаты детского художественного творчества, сказала ей:

– У вашего ребёнка несомненный талант к изобразительному искусству. Вот посмотрите, как он лису нарисовал. Вы бы его в кружок записали.

Примерно, то же самое, воспитательница говорила и всем родителям, но мама Кирилла приняла её слова близко к сердцу, и вопрос был решен – рисование.

Кружок рисования в Доме пионеров работал уже недели три и ребята, которые занимались с самого начала, посматривали на Кирилла немного свысока, считая новичком. Учительница рисования, Мария Александровна, немолодая, полная женщина приняла его очень доброжелательно. После короткого знакомства она сама завела его в кабинет, усадила за парту и помогла приготовить к занятию альбом и карандаши.

На первом, для Кирилла, занятии дети осваивали навыки штриховки. Мария Александровна нарисовала в его альбоме квадрат, разделила его пополам линией и показала, как надо заштриховывать: в одной половинке квадрата штриховка в одну сторону, в другой половинке – в другую. Потом квадрат был разделён на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать, все части которого в итоге были заштрихованы в разные стороны.

Кирилл первым справился с заданием и когда остальные дети ещё пыхтели над своими квадратами, он уже вовсю любовался своим произведением. Оно ему так понравилось, что он вскочил со своего стула бежать к родителям, которые ожидали его в коридоре, чтобы показать свою картину. Но Мария Александровна остановила его:

– Постой Кирюша…, дружок, урок еще не окончен. Вот когда я скажу, тогда пойдешь к маме, – Мария Александровна посмотрела на его рисунок и улыбнулась. – Молодец, у тебя хорошо получается, – она ласково погладила его по голове.

Малыш почувствовал её неподдельную теплоту и участие и послушно сел обратно за парту. Бежать к маме уже хотелось не так сильно.

Как впоследствии подметил Кирилл, у Марии Александровны были две привычки: она любила гладить детей по голове и величать их именами известных художников. Вот и тогда, когда дети старательно заштриховывали квадраты, она неспешно прохаживалась между партами, заглядывала в альбомы, всех хвалила, гладила по голове, что-то подсказывала, поправляла:

– Вы все у меня талантливые, все одаренные. Будете прилежно заниматься, внимательно слушать учительницу, делать домашние задания, – её речь лилась как колыбельная песня, – и из вас обязательно выйдут великие художники: Васнецов, – она дотронулась до головы белобрысого мальчишки, – Айвазовский, Рембрандт, Леонардо, – её рука скользила по головам учеников, – Пикассо, – она дотронулась до Кирилла.

Кирилл, конечно, не знал кто такой Пикассо, да и Мария Александровна не очень-то знала, просто слышала где-то краем уха. Но ему понравилось, как звучит это слово. Он его повторял в уме и как бы рассматривал с разных сторон.

«– Пикасо».

Всю дорогу домой после занятий рисованием, весь вечер и все утро следующего дня он подбирал «обзывалки» к слову «Пикасо», но подобрать не смог.

Когда на следующий день после занятия рисованием Кирилл пришел в садик, его встретила стайка ребят, в которой кто-то, среди прочих детских приветствий, счёл своим долгом подразнить его:

– Кирюха, забыл вчера ухо!

– Я не Кирюха, – важно сказал Кирилл.

Это его заявление прозвучало для ребят немного неожиданно. Они слегка снизили уровень своей шумности, а Кириллов обидчик удивленно и насмешливо спросил:

– А кто же ты тогда?

Кирилл выпятил грудь, немного задрал голову кверху и торжественно изрёк:

– Я – Пикасо! – уровень шумности детей упал почти до нуля. Все уставились на него, усиленно переваривая полученную информацию. Обидчик напряженно искал в уме «обзывалки», подходящие к слову «Пикасо», но они никак не находились.

– Ха! Пикасо! – только и нашелся что сказать.

Несколько затянувшаяся пауза была прервана появлением следующего малыша. Дима Куницын ввалился в раздевалку, скинул куртку и в ботинках пошел по ковру в группу к остальным.

– Смотри, что у меня есть, – в руках он держал несколько медных гильз.

– Ух, ты! Класс! Дай посмотреть! – Дима вмиг стал центром всеобщего внимания и про Кирилла забыли.

Гильзы в садике считались чем-то вроде денег и престижной атрибутики одновременно. Были они далеко не у всех. Но абсолютно все, по крайней мере, все мальчишки, хотели их иметь. С обладателями гильз все хотели поиграть. В играх, как правило, мальчишки представляли себя бравыми солдатами, с оружием в руках побеждающими фашистов. За гильзы можно было выменять разные нужные вещи: пластмассовых солдатиков, машинки, танчики, фантики от шоколадок и иногда даже сами шоколадки. Еще в гильзы можно было свистеть, что, правда, совсем не поощрялось воспитательницами. Но было очень классно свистнуть, особенно в каком-то небольшом пустом помещении, например на лестничной клетке, где отдавалось эхо.

Гильзы были двух видов: мелкашки и от автомата. Гильзы от автомата были побольше и ценились выше: курс был примерно один к пяти. В детский садик гильзы попадали двумя путями: дети или выменивали их у себя во дворе по месту жительства или, если у кого папа или близкий родственник был военным, получали от них за хорошее поведение. В Кирилловой группе, второй способ был доступен только Диме Куницыну, что делало его таким себе детсадовским авторитетом.