Джорджия Ле Карр - Одурманенная (ЛП) Страница 10

— Поэтому ты считаешь администраторшу хорошенькой.

— Возможно.

— Что? – ахаю я.

Он смеется.

— Я подтруниваю над тобой. Нет никого, только ты, Лана. Задала ты мне задачу, что я даже не могу четко мыслить, — его глаза жадно ощупывают мое лицо. — Я жажду твоего рта, кожи, волос. Каждое утро я просыпаюсь, не насытившийся тобой, потом в течение дня я совершаю какие-то действия, изголодавшийся по тебе, и ночью после того, как я имею тебя, я начинаю жаждать твоего горячего, сладкого тела снова и снова. И ты реально думаешь, что любая другая женщина в состоянии утолить мой голод? На мой взгляд, это самая последняя вещь, заняться сексом с другой женщиной.

Внутри я таю.

— Но ты думаешь, она красивая?

— Не на самом деле. Сораб выглядит лучше.

— Но вы упомянул ее, значит обратил на нее внимание.

Он стонет.

— Ох, твою мать, Лана, я просто сказал первое, что пришло в голову.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что мне не нравится, когда меня тащат через вестибюль словно какого-то непослушного ребенка.

Он нежно проводит костяшками пальцев вниз по моей щеке.

— Тогда не флиртуй с незнакомыми мужчинами в дурацких шляпах.

— Этот раз, я не флиртовала.

В ответ он опускает руки на ягодицы и приподнимает их.

— Я так скучала по тебе сегодня, — говорю я, немного задержав дыхание.

— Держу пари, ты говоришь это всем мальчикам, — говорит он, и его рот приближается и набрасывается на меня с такой страстью, что мои ноги отрываются от пола.

6.

Мне предоставляется выбрать между четырьмя звездами Le Bernadin с его официальным дресс-кодом и престижными Мишленовскими тремя звездами или томатным соусом к мясу в Гринвич-Виллидж под названием Carbone, где Блейк рассказывает мне, избыток является хорошим тоном, и гость может не в чем себе не отказывать, т.е. ограничений нет не в еде, не в одежде. После пребывания в отеле весь день, конечно, я выбираю Carbone, который нужно бронировать за тридцать дней вперед, но, Лаура, заказывает нам столик и мне кажется, что она работает круглосуточно.

— Эта девушка хоть когда-нибудь спит? – спрашиваю я.

— Мне не приходило в голову интересоваться, — говорит Блэйк, пожимая плечами.

Я наблюдаю за ним, одетого в темно-серый костюм и черную водолазку под горло, сверх великолепен, и в моем животе начинают порхать бабочки.

Carbone представляет собой соединение жизни и шума. Оформленный в старомодном стиле фильмов про Мафию, он несет в себе, побуждение непрекращающегося действия. От рисунка на полу до выбора песен, которые любила слушать моя бабушка, Синатра, банду уличных подростков, и напыщенных веселых официантов, одетые в блестящие Либераче в стиле бордовых смокингов. Они сопровождают нас к столику в VIP зоне: задняя комната выглядит как место, где возможно встречались мощные мафиози — красная и черная плитка на полу, кирпичные стены и нет окна.

Глубокий аромат омаров поднимается в воздух с соседнего столика, когда мы садимся. Мои глаза смотрят на четырех раскрасневшихся мужчин, поглощающих блюда. У других столиках официанты кажутся перевоплотившимися актерами, которые доводят до совершенства искусство властного ресторанного капитана. Я наблюдаю за ними, как они дерзко угождают, заговорщицки наклоняются импровизируя диалог с клиентом, и целуют кончики пальцев, создавая таким образом преувеличенное обещание совершенства выбранного блюда, чтобы продать товар и одобрительно улыбаются, когда им это удается.

Нам вручают меню, по крайней мере, трех футов в длину.

Блейк заказывает телятину с пармезаном, а меня безжалостно уговаривают заказать лобстера фра Диабло (лучшее, что вам довелось испытать в своей жизни). Бутылка Barollo за четыреста долларов открыта с размахом, пробка оценивается на соответствие запаха, и затем предлагается Блейку попробовать вина. Он вопросительно смотрит на меня, мой бокал наполняется, мы чокаемся.

— За нас, — говорит Блейк.

— За нас, — вторю я эхом. Вино густое, богатое на вкус и очень крепкое.

— Как прошел твой день? – спрашиваю я.

— Мрачно. Я провел весь день с людьми, которых я предпочел бы никогда больше не видеть, и когда вернулся в отель, поймал тебя, флиртующей с каким-то фермером в ковбойской шляпе.

— Я не флиртовала.

Его брови взлетают вверх.

— Итак, что ты делала, кроме флирта с незнакомыми мужчинами?

— Я не флиртовала! – решительно говорю я.

Он улыбается.

— Мне нравится, когда ты злишься (непримиримая, сопротивляешься).

— Ну, мне не нравится, когда ты такой. Ты прямо-таки пугающий.

— Тогда не зли меня.

Я вздыхаю.

— Я спустилась вниз, потому что не могла читать. Я волновалась за тебя.

Официант приходит с соответствующими столовыми приборами.

— Я не хотел бы, чтобы ты скучала, пока я на работе. Ты ничем не хотела бы занять свое свободное время?

— Я хочу заняться благотворительной помощью детям, — говорю я, довольно робко.

— Правда? Какого рода благотворительностью?

Я с нетерпением наклоняюсь вперед.

— Я еще не решила, но точно знаю, что я хочу сделать что-то колоссальное, — я делаю глоток вина. — Если бы ты был мной, что бы ты сделал? Какую бы самую важная вещь я могла бы сделать для детей в мире?

— Если это дети из самых бедных стран, то я дал бы им самое ценное в мире — воду, — тихо предполагает он.

— Воду?

— Да, чистую пресную воду из водопровода. В настоящее время два миллиона детей умирают каждый год от употребления грязной воды, но эти цифры будут расти и дальше.

— Почему?

— Существует глобальный кризис водных ресурсов и вода приватизирована.

Это меня удивляет, оказывается я знаю слишком мало. Мне придется многому научиться, прежде чем я смогу начать реализовывать свои идеи по благотворительности. Мы по-прежнему оживленно дискуссируем о самом механизме и построении целевого фонда, когда прибывает наша еда. Я откидываюсь на спинку кресла и наконец понимаю, что имела в виду Билли, говоря, что порции еды в американских ресторанах с размер сарая.

Телятина Блейк вызывает шок от неприличных огромных своих размеров и подается запеченной на кости, с подрумяненным сыром Моцарелла Буффало, и ярко-красным томатным только что приготовленным соусом. Мое блюдо — в два с половиной фунта омар, без панциря, приготовленный с калабрийским перцем и коньяком, и заключенный обратно в свою оболочку. Она отполирована и блестит, и видно натерта чесноком и маслом. Хлеб похож, как делала раньше мама.

Блейк и я уплетаем очень вкусную еду. Это действительно лучший омар, которого мне доводилось пробовать.