Каролина Фарр - Молот ведьмы Страница 10

— Привычка, мадемуазель. Мой отец научил меня этому. В России мы пользовались сальными свечами. Если задуть такую свечу, пойдет сильный неприятный запах. А если просто сощипнуть конец — никакого запаха. Могу я помочь вам, мадемуазель? — Он взял меня под руку и помог подняться.

— Саша был здесь, когда вы меня нашли? — спросила я, нетвердо стоя на ногах, покачиваясь.

— Саша? Нет, мадемуазель. Я был один. Я очень испугался, увидев, что вы лежите в коридоре. Но вы пошевелились, когда я хотел вам помочь, и стало видно, что вы не ранены. Поэтому я понял, что вы просто потеряли сознание.

— Наверно, так и было. — Я с благодарностью оперлась на его сильную руку, уверенно меня поддерживающую. — Но Саша был здесь раньше. Наверно, спустился вниз до вашего прихода.

— Возможно, мадемуазель. — Стефан улыбнулся. — Саша в «Молоте ведьмы» появляется и исчезает, когда ему нравится. Если вы чувствуете достаточно сил, чтобы войти внутрь, давайте посмотрим, что там случилось. Вы, разумеется, не станете больше работать сегодня. Но мы можем устранить все разрушения еще до завтрака, чтобы вы смогли работать завтра.

— Вы очень добры, Стефан. — Я все еще не могла окончательно прийти в себя.

Саша был здесь! Я видела его страшное лицо, когда открыла дверь.

Я неохотно последовала за Стефаном в комнату. Мои листы все еще кружились в воздухе, но ветер немного утих, и теперь, при свете и с дворецким, мне стало странно, что я так испугалась, когда стало темно.

— Вот в чем дело, мадемуазель! — позвал меня к окну Стефан. — Сломалась ставня. Поднялся сильный ветер, вот она и разбила стекло. Игорь завтра заменит его на повое и починит ставню. Но смею посоветовать, что стол лучше передвинуть от окна на середину комнаты. Такие вещи часто случаются в это время года. И просто чудо, что вы не пострадали от осколков.

— Да, — пробормотала я мрачно, — разумеется, мне повезло.

Серебристые острые осколки толстого окопного стекла валялись россыпью на моем столе, покрывали старинный красный ковер.

Я начала собирать листы рукописи и, собрав все, закрыла их в ящике стола.

— Окно починят еще до завтрака, мадемуазель, — повторил Стефан, заметив, каким тревожным взглядом я обвела комнату. — У Игоря в мастерской найдется все необходимое, он держит полный набор для таких непредвиденных случаев.

Я улыбнулась дворецкому:

— Благодарю, Стефан. Пусть чинит в любое время, когда ему угодно.

Мы вышли и пошли по коридору.

— Неприятный случай, мадемуазель.

— Да. Неприятный. — Я искоса посмотрела на него. — Но, по крайней мере, я извлекла из него кое-что полезное, узнала, например, что вы говорите по-английски. Я уже сомневалась в этом.

Он улыбнулся:

— Мадемуазель находит наши привычки странными?

— Да, пожалуй. Вы ведь все граждане Америки? Ваш хозяин давно принял гражданство. А как остальные?

— Нелегко менять привычки и уклад жизни, мадемуазель. Я старше нашего хозяина. Мы русские, и наши родители тоже были русскими. Это верно, что месье... однажды откололся от дома. Но мы никогда не осмелились бы, пока была жива графиня. Она выпорола бы любого, кто бы только намекнул.

— Но в Америке порка считается преступлением! — с негодованием воскликнула я.

— Здесь законом была графиня. Она решала сама и преступления, и наказания, мадемуазель.

— Но все-таки наверняка никого в действительности не порола?

— Много раз. Сначала среди нас были такие, которых интересовали деревня и ее жители, американцы и страна. Им хотелось самим пойти и посмотреть. Наверное, осталось то беспокойство, которое передалось еще вместе с революцией. Но, после того как этих слуг выпороли, все прошло. Все полностью вернулись к старому укладу. Саша очень хорошо управляется с кнутом. Он бьет очень сильно и приговаривает, что это хорошо для спасения души.

— Если бы кто-нибудь из вас осмелился рассказать властям о том, что здесь происходило, то Сашу и графиню наказали бы по законам Америки.

— Дело не в храбрости, мадемуазель, — просто возразил дворецкий, — а в пашей гордости и верности графине. Никто в то время понятия не имел ни об Америке, ни о ее законах. Мы были невежественными. Но если бы и знали о таких вещах, все равно никто не посмел бы предать ее, как сейчас никто не осмелится предать месье.

Я взглянула на него:

— Но ведь он-то уж никогда...

Стефан снова улыбнулся:

— Не приказывал нас высечь? Нет, мадемуазель. Сейчас все хорошо. Мы все в безопасности и счастливы. С нами месье, для нас он теперь наш граф и хозяин. Мы живем под его покровительством и знаем, что он нас больше никогда не покинет. И мы не покинем его, хотя свободны сделать это. Но надо быть глупцами, чтобы поступить так.

— Но вы ведь можете иногда покидать этот дом? — Что-то беспокоило меня в его словах. — Никто не может провести всю жизнь на одном месте, даже в таком большом доме, как этот.

— Некоторые из нас рисковали — уезжали, но всегда возвращались обратно. Время от времени наших молодых людей призывают на военную службу, как бывало раньше в старину на нашей родине. Мы не пацифисты. Война нам не в новинку. Когда месье соглашался, мы шли на службу. Но те, кто уходил и возвращался, никогда больше не имели желания покинуть снова дом. Даже сам месье — он ведь тоже уходил, но теперь больше не покинет нас.

— Откуда вы знаете, Стефан? Почему такая уверенность?

Мы спустились до первой площадки лестницы. Дворецкий остановился, как будто не услышав моего последнего вопроса.

— Могу я предложить вам немного французского бренди, мадемуазель? Ночь холодная, а оно вас согреет. Марица принесет вам.

— Спасибо, Стефан.

Я могла бы сказать, что время слишком позднее, чтобы беспокоить Марину, но знала заранее, что он ответит. Дворецкий заверил бы меня, что Марица и так жалуется, что я не нагружаю ее работой.

Я медленно прошла в свою комнату и постояла у камина, глядя на мерцающие угли.

Потом вздрогнула, вспомнив пережитый страх в комнате-башне и что произошло после того, как я написала ту фразу: «Он мог уйти только после смерти этой властной женщины — графини Лары Зиндановой...»

И, вспомнив слова, вновь услышала треск ломающегося стекла и ощутила ярость в порыве ледяного ветра на своем лице.

Я была рада, когда Марица тихо постучала в дверь.

— Надеюсь, мадемуазель уже оправилась от обморока? — с беспокойством спросила она, когда я открыла ей дверь.

— Ничего страшного не случилось, Марица. Не стоило Стефану тебя беспокоить. Я могла и сама спуститься вниз за бренди.

Она улыбнулась. Выше меня ростом, тоненькая, с высокой грудью, длинными темными волосами, уложенными косами под чепцом. Лицо ее было красиво, хотя чувственные губы полноваты, а нос и щеки выдавали крестьянское происхождение.