Патриция Макдональд - За все надо платить Страница 11

Отчаянно стараясь подавить рвущиеся из горла слова, которых она никогда не смогла бы взять назад, Кили бросила по сторонам обезумевший взгляд. Дом, бассейн. Их идеальный маленький мирок. Разве внутренний голос не предупреждал ее, что не надо соглашаться на дом с бассейном? Разве она не понимала, что нельзя подвергать своих близких такой опасности? Почему же она не прислушалась к голосу разума? Не это ли был самый первый промах, приведший к катастрофе? Может, в поисках виноватых ей следует начать с себя?

Она вновь повернулась лицом к сыну и увидела его взгляд, лихорадочно горящий от волнения и страха. «Бесполезно его обвинять», — с горечью сказала себе Кили. Сколько раз она сама себя винила за смерть Ричарда, изводила и точила себя за то, что не сумела его спасти? А что толку? Это не вернуло его назад. Вот и Марка не вернуть.

Кили собрала в кулак всю свою волю, призвала на помощь всю свою любовь к Дилану.

— Мне очень жаль, милый. Это не твоя вина, — сказала она. — Это был несчастный случай.

Тут к ее глазам подступили слезы и полились неудержимым потоком.

— Мам, я не…

Она покачала головой, не желая слушать.

— Не надо. Прошу тебя, давай больше не будем об этом. Давай уйдем в дом. Теперь мы должны помогать друг другу. И Эбби. Прошу тебя, Дилан, мне нужна твоя помощь…

Сержант Гендерсон снова подошел к ней и предложил опереться на его руку. Спасатели уже начали укладывать тело на носилки. Кили сердито тряхнула головой и самостоятельно направилась к дому, но споткнулась на первом же шагу.

— Дилан, — тихонько позвала она, — пойдем.

Он не ответил, и Кили, обернувшись, увидела, что ее сын, словно прикипевший к бетонной площадке у бассейна, смотрит на безжизненное тело отчима. Он не вздрогнул, когда санитары подняли тело и распустили «молнию» на мешке.

— Дилан! — крикнула Кили.

Но он так и остался стоять неподвижно, глядя на труп сухими глазами, словно случайный прохожий, нечаянно оказавшийся на месте дорожной аварии.

4

Пришедшие почтить память Марка Уивера заполнили все скамьи церкви Богородицы. После заупокойной службы толпа высыпала из церкви и залила все пространство небольшого кладбища. Кили сидела на раскладном металлическом стуле. На ней были темные очки и тот же черный костюм, который она второпях купила в Анн-Арборе на следующий день после смерти Ричарда. Глядя на гроб своего второго мужа, Кили вспомнила, что в день похорон Ричарда погода стояла примерно такая же. Прохладный и ветреный день, ослепительно синее небо. Идеальный день для бодрящей прогулки на свежем воздухе. Или для сбора яблок…

Кили опустила воспаленные, покрасневшие от слез веки за стеклами очков и представила себе эту картину. Горящий осенними красками яблоневый сад, румяные плоды, прячущиеся среди листьев, нагруженные с верхом, неподъемные корзины. Они с Марком и Диланом, весело смеясь, собирают урожай, а Эбби, спотыкаясь, бродит среди попадавших на землю переспелых яблок… Никогда этого не было и никогда не будет!

— Марк лишился родителей в раннем детстве, — говорил нараспев пожилой священник. — Они были отняты у него внезапно. Я помню тот день, когда их останки были преданы земле. Он все спрашивал, где они и когда вернутся. После похорон Марк остался один в этом мире и часто впадал в отчаяние, несмотря на все усилия многих добрых людей. Он был охвачен гневом и желанием нанести миру ответный удар, поквитаться за свою утрату. Потом, с божьей помощью, он выправился, начал усердно трудиться и преуспел в этой жизни. Но он оставался одиноким до того самого дня, когда наконец-то встретил Кили и обрел то, что так долго искал все эти годы. Обрел свою семью…

«О Марк! — в отчаянии думала Кили. — Ты был так уверен, что у нас все впереди, что спешить некуда, времени полно. Я-то знала, что это не так, но ты и меня заставил поверить».

Ей почему-то казалось, что она наказана за попытку начать новую жизнь. Она знала, что люди перешептываются у нее за спиной, когда выходила замуж во второй раз. Как будто, начав сначала, она предала память Ричарда. Даже несмотря на то, что Ингрид, мать Ричарда, благословила ее новый брак, Кили постоянно чувствовала себя виноватой из-за того, что снова нашла счастье. Но она была еще так молода и так нуждалась в любви! «Разве господь не учит нас любить друг друга? Разве это может быть грехом?..»

Кили заметила, что отвлеклась, и заставила себя прислушаться к словам священника, пытаясь обрести в них поддержку и утешение.

— Итак, мы предаем бренные останки брата нашего Марка земле. Мы помним, что он отдал свою жизнь, чтобы спасти жизнь своей любимой дочери, и мы говорим «Прощай», с надеждой и верой в то, что Отец наш небесный примет его в свои райские кущи. Ибо истинно рек Христос: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Слезы безудержно катились у Кили по щекам, срывались с подбородка, но она их даже не замечала. Последние несколько дней, наяву и во сне, ее не покидала боль. Приходилось постоянно напоминать себе, насколько было бы хуже, если бы Марк не сумел спасти их маленькую дочку. Но Эбби осталась жива. Вот она вернется домой по завершении мрачнейшего из обрядов, и Эбби будет с ней. «Тебе не суждено будет узнать своего папочку, моя дорогая, — думала Кили. — Но ты будешь знать, как сильно он тебя любил, как бесценна была для него твоя жизнь. Этого у тебя никто не отнимет. Всю жизнь ты будешь об этом помнить».

При мысли об этом Кили невольно вспомнила о сыне. Дилан сидел справа от нее, как и на похоронах Ричарда. Он безутешно плакал в тот день, когда хоронили его отца. Сегодня он упорно смотрел в землю, избегая взглядов всех, кто пытался заговорить с ним или выразить соболезнование. Разумеется, он был не в том костюме, который надевал на похороны отца, — за четыре с лишним года он вырос чуть ли не вдвое. Накануне Лукас Уивер отвез Дилана в свой любимый магазин и купил ему блейзер и брюки, причем настоял, что заплатит сам.

Кили пристально вгляделась в замкнутое, угрюмое лицо сына. Отец Дилана покинул его по своей воле, предпочел вечный покой страданиям этого мира. «Его любви к нам не хватило на то, чтобы заставить его остаться с нами», — с привычной горечью подумала она. Первая волна горя всегда бывает одинакова. Это просто боль. Но со временем смерть Ричарда стала для Дилана куда более тяжелой утратой.

Кили бережно положила ладонь на локоть сына и сжала его сквозь тонкое сукно блейзера. Дилан никак не ответил на ее жест. Казалось, он ничего не почувствовал.

Началась общая молитва. Кили машинально бормотала знакомые слова, но не находила в них утешения. «Ну вот, все уже почти кончилось», — подумал она, и ее тотчас же охватила паника. Она была не готова вернуться домой и принимать всех этих людей, пришедших выразить ей свои соболезнования. А людей собралось много. Двое ее старших братьев с женами приехали со Среднего Запада. Кили знала, что многие незнакомые ей люди придут на поминки. Те, кто знал Марка много лет, клиенты, обязанные ему победой в суде…