Энн Стюарт - Поцелуй шута Страница 11

— Я оставлю вас как есть, — сказала она сердито. — Ваше поведение в часовне было просто недопустимым. Не представляю, как вы вообще могли так поступить! Счастье еще, что аббат не приказал подвергнуть вас порке. Хотя я не сомневаюсь, что вы ее заслужили.

Разумеется, он не мог ничего ей ответить, и она испытала страшное искушение продолжить внушение морали своему беспомощному слушателю, но помешало ее почти болезненное чувство справедливости.

— Если я вас развяжу, вы обещаете, что будете прилично себя вести? — требовательным тоном спросила она.

Он просто смотрел на нее, никак не выражая своего согласия, и Джулиана отодвинулась назад, сложив руки на коленях и пытаясь быть непреклонной.

Она даже закрыла глаза, чтобы успокоиться, и принялась что-то напевать про себя. Затем откинула занавески и стала смотреть на окружающий пейзаж, но ее взгляд упал на хвост трусящего прямо перед ней осла, на котором восседал аббат, и она поспешно задернула шторы.

В паланкине было слишком темно и тряско, чтобы заниматься каким-нибудь рукоделием, и, конечно, она не могла бесконечно притворяться, что не видит терпеливо наблюдающего за ней человека.

Она снова встала на колени, громко вздыхая.

— Просто не понимаю, как вы можете быть таким надоедливым, даже когда не способны ни говорить, ни двигаться, — проворчала она. — Наклонитесь сюда, я освобожу вам рот.

Он послушно наклонился, при этом его шелковистые светлые волосы упали ему на лицо. Узел развязывался с трудом, и все это время лицо Николаса находилось в опасной близости от ее груди. На ней было несколько слоев одежды: льняной, шелковой и шерстяной, и тем не менее она чувствовала его горячее дыхание, обжигающее ей кожу, ее руки вдруг сделались неловкими и странно дрожали. Когда Джулиана в конце концов справилась с узлом, она в ту же секунду откинулась назад на свое место и судорожно вдохнула воздух — она даже не заметила, что все это время сдерживала дыхание.

Николас потряс головой, освобождаясь от кляпа и откидывая длинные пряди волос с лица. Она ждала, что он хотя бы поблагодарит ее, но он так ничего и не сказал, только сделал едва уловимое движение плечами, привлекая ее внимание к своим все еще связанным за спиной запястьям.

— Могли бы хоть поблагодарить меня, — проворчала она. — Ладно, повернитесь, я развяжу вам руки.

Он не двинулся. По правде говоря, паланкин был очень тесным, заваленным подушками, и повернуться здесь было бы довольно затруднительно, тем более с завязанными руками и ногами. Николас все же попытался придвинуться к ней, но из этого мало что вышло. Значит, не осталось другого выхода, кроме как снова наклониться над ним, чтобы развязать кожаные ремни, стягивающие его руки.

Эти узлы оказались еще более упрямыми. Она так старательно пыталась развязать их, что не сразу заметила некоторые очевидные вещи. Например, каким теплым и твердым было его тело, к которому она прижималась, как красив рельеф мышц, проступающих под мягкой тканью его туники; как шут был спокоен и тих, почти неподвижен, пока она сражалась с непокорными узлами за его спиной; и как туника на его спине медленно становилась влажной и темно-красной.

Наконец кожаные узлы были развязаны и руки шута освободились. В этот момент паланкин качнулся, и Джулиана потеряла равновесие, почти упав на Николаса, однако тот успел подхватить ее и удержал в каком-то дюйме от своего тела — достаточно близко, чтобы Джулиана могла почувствовать его напряжение и жар. Она взглянула прямо в его абсолютно непроницаемые глаза и вдруг подумала о том, как бы это было… чтобы она почувствовала, если бы…

А затем она увидела кровь и отшатнулась от него потрясенная.

— Что они сделали с вами?

Сначала она подумала, что он не ответит. Но его подвижный, насмешливый рот скривился в усмешке.

— Отец Паулус постарался содрать с меня заживо кожу, как и обещал. — Голос у него был хриплым. — Он оказался удивительно сильным для такого тощего человека.

— Возможно, он черпает силы в своей убежденности, — произнесла Джулиана чуть дрожащим голосом и повернулась, роясь среди подушек в поисках своего мешка с вещами.

— Возможно. А может быть, он просто много тренировался с кнутом. Что вы там ищете, миледи?

Она вынырнула из вороха подушек с маленьким керамическим кувшинчиком в руке.

— Здесь мазь из пчелиной пыльцы и брусничного сока. Это чудодейственное средство от ран. Поднимите свою тунику.

— Не стоит, — сказал он, храня на лице все ту же усмешку, которая была очень похожа на гримасу боли.

Джулиана наклонила голову и внимательно посмотрела на него.

— Я могу смело отбросить предположение, что дело в вашей чрезмерной скромности и застенчивости, — сказала она. — Видимо, вы мне не доверяете. Ну что ж, слово чести, что это не яд. Эта мазь действительно поможет быстрее зажить вашим рубцам.

— Вы едва ли похожи на отравительницу, миледи, — сказал он тихо. — Но тем не менее пусть моя одежда на этот раз останется на мне.

Джулиана не знала, стоит ли ей рассердиться или почувствовать себя польщенной.

— Как вы можете судить обо мне? Уверяю вас, у меня достаточно храбрости и решительности, чтобы… чтобы…

— Убить кого-нибудь? Сомневаюсь, миледи. Храбрость и решительность у вас есть, но только не склонность к убийству.

— Вы правы, — сказала она убежденно. — Потому что, если бы такая склонность у меня была, она непременно проявилась бы после часа, проведенного в вашем обществе.

Он вдруг откинул голову назад и рассмеялся, превозмогая боль.

— В таком случае могу считать за честь, что мне удалось быть вам полезным.

— В чем же?

— А в том, что теперь вам не придется беспокоиться о темных побуждениях, которые могли скрываться в вашем сердце. Вы встретились лицом к лицу с худшим из того, что могла предложить вам жизнь, чтобы подразнить вас, и теперь вы можете смело считать себя свободной от этого страшного порока. Разумеется, у вас могут быть другие порочные стремления, и я готов сделать все от меня зависящее, чтобы помочь вам выявить их.

— У меня нет никаких порочных стремлений. Я хочу лишь мира и покоя, — сказала она резко.

Шут только улыбнулся в ответ.

«Я мог бы полюбить такую женщину, как Джулиана Монкриф», — думал Николас, наблюдая за ней. Впрочем, он часто влюблялся в женщин и знал в них толк. Однако он чувствовал, что леди Джулиана совсем иная.

Если бы он был разумным человеком, он держался бы от нее как можно дальше. Иное — означает опасность, а он вовсе не собирался становиться жертвой ее грустных глаз и нежных губ.

Но он никогда не бежал от опасности — скорее уж наоборот, стремился ей навстречу. И если леди Джулиана Монкриф была вызовом и искушением, то он никогда не отказывался ни от того, ни от другого. Она могла стать его наградой за успешно выполненное дело в замке Фортэм. Не одобрение его суверена или давно обещанное благодеяние, хотя и это тоже будет нелишним. Нет, стыдливое, нежное тело леди Джулианы станет его выигрышем в битве, где ему отведена роль вероломного предателя. Сбежать с бесценной реликвией, которую сначала надо будет выкрасть, — простая задачка. Соблазнить леди Джулиану — вот достойный вызов его мастерству. Он с наслаждением думал об этом, смакуя в своем воображении каждую деталь предстоящего штурма.