Татьяна Корсакова - Третий ключ Страница 12

– Фигня, Люся! – Михаил решительно встал из-за стола.

– Ты куда? – Люся схватила его за руку. Пальцы ее, несмотря на жару, были ледяными.

– Пойду Степаныча навещу...

Счастью моему нет предела! Уже который день не сплю, не ем из-за этого штормового, силы невероятной чувства.

Оленька жива! Не во сне жива, как мне чудилось, а на самом деле. Жива и уже почти в себя пришла, Илья Егорович шестой день от нее ни на шаг не отходит, микстурами какими-то отпаивает, порошками. С Ульяной, каргой старой, ругается, грозится прогнать, да не прогоняет, потому как кормилица Оленькина теперь под моей защитою. Видно, не терпит она меня, смотрит из-под низко надвинутого платка сторожко, как собака, которая и хочет укусить, да не смеет, бормочет что-то себе под нос, руками костлявыми размахивает, да все норовит отварами своими колдовскими Оленьку напоить. Оттого-то Илья Егорович и серчает, оттого-то и гонит Ульяну прочь, да ведь она упрямая и хитрая: только доктор отвернется, а она уже тут как тут со своим зельем. Я не вмешиваюсь, знаю, что кормилица Оленьке моей зла не желает, вдруг да и поможет колдовское зелье.

А сегодня Илья Егорович со своими коллегами, из Санкт-Петербурга приглашенными, консилиум держал. Осматривали они Оленьку долго, больше двух часов кряду, а потом еще столько же между собой совещались, спорили. Я уже отчаялся их вердикт до ночи получить, но ученые мужи смилостивились.

– Летаргия, любезный мой Иван Александрович. – У столичного профессора по-стариковски дрожали руки, когда он протирал пенсне, но голос был звонкий, молодой. – Сие загадка есть великая и казуистическое явление.

– Летаргия? – Слово красивое, перекатывается на языке гладкими камешками, а что означает?

– А сейчас объясню, любезный мой Иван Александрович, дайте только с мыслями собраться. Летаргия – это такое состояние... ну, как бы попроще-то?! – Пальцы задрожали сильнее, и пенсне едва не упало на пол. – Вот, к примеру, преставился человек, и всем думается, что он умер, потому как ни дыхания, ни сердцебиения, ни других витальных функций у него уже не прослеживается. Вот умер он, и похоронили бедолагу, того не ведая, что никакая то не смерть, а летаргия – сон глубочайший, от смерти не отличимый. До такой степени не отличимый, что даже наш коллега, глубокоуважаемый Илья Егорович, не увидел ничего подозрительного.

Илья Егорович кивнул седой головой, виновато улыбнулся, точно опасался, что в действиях его мне почудится преступный умысел. Не почудится, потому как я такой же преступник, как и он: тоже не увидел ничего, не почувствовал...

– Так и с Ольгой Матвеевной не смерть, а летаргический сон приключился. – Ученый муж посмотрел на меня поверх пенсне, спросил вкрадчиво: – А как так вышло, любезный мой Иван Александрович, что вы тревогу забили? Отчего догадались, что супруга ваша жива?

Догадался? Да не догадался я нисколько! Если бы не Ульяна, лежать бы Оленьке в сырой земле, умирать дважды страшной смертью. Но говорить о том не нужно – не поймут. У меня уже другой ответ приготовлен.

– Услышал... – Ох, тяжко врать, но по-другому никак. И без того по дому слухи один другого мерзостнее ходят. – Пришел на могилу и услышал. Сначала думал – почудилось, думал, рассудок от горя помутился, может, и ушел бы, коли б не Ульяна, Оленькина кормилица. Той тоже что-то послышалось: не то стон, не то шорох. Господа, ситуация выглядит дичайшим образом, но и вы меня поймите: любимую жену схоронить – это ж какая мука!

Ученые мужи согласно закивали седыми головами.

– И что же, Иван Александрович, сами решились могилу вскрыть?

– Сам! – Пусть уж лучше думают, что я чудак и самодур. Пусть, я переживу, лишь бы Оленьку оставили в покое. – Вот этими собственными руками! – А под ногтями до сих пор грязь, все никак не было времени отчистить. – А Ульяна мне помогала как могла.

– Вовремя! Вовремя, я вам скажу, Иван Александрович, любящее сердце вам подсказало, как нужно поступить, потому как в этом деле промедление было бы смерти подобно, вы уж простите за каламбур. – Профессор коротко хохотнул, отчего реденькая его бородка мелко, по-козлиному, затряслась. – Может, даже удумай вы за помощью в дом сходить или за инструментом, то по-другому все сложилось бы. Илья Егорович рассказывал, что супруга ваша уже находилась в асфиксическом состоянии.

– В каком состоянии? – вот и еще одно незнакомее слово, только злое, гадюкой шипящее.

– В асфиксическом. Простым языком – задохнулась бы она, умерла от нехватки кислорода. Но есть чудеса на свете!

– А теперь как же? – Я не хотел слушать про чудеса, я хотел узнать, поправится ли моя Оленька. – Как нам быть?

– Ждать, – развел руками профессор. – Все, что в ваших и наших силах, уже сделано. Теперь все зависит от того, какие у Ольги Матвеевны внутренние ресурсы, как быстро она сможет вернуться в прежнее свое состояние. Не стану скрывать, от длительной асфиксии могли нарушиться некоторые мозговые функции. Увы, ничего сказать наверняка невозможно, но вы не печальтесь, дорогой мой друг, организм у вашей супруги молодой, крепкий – даст бог, все будет хорошо.

Все будет хорошо – вот то, главное, что я хотел от них услышать, зачем вызвал их из Санкт-Петербурга, за что заплатил огромные, даже по столичным меркам, деньги. Все будет хорошо! Оленька поправится. Оленька не оставит меня больше никогда.

– И еще об одном мы должны вас предупредить, Иван Александрович. – В профессорском голосе мне вдруг почудилось недоброе, такое, от чего сердце забилось неровно и дышать сделалось тяжело. – Летаргия – заболевание загадочное, малоизученное, бывали случаи, когда приступы повторялись.

– Приступы? – Во рту вдруг сделалось горько, как после самой горчайшей микстуры.

– Приступы летаргического сна. – Профессор кивнул, и пенсне свалилось с длинного носа, упало ему на колени. – Но, как говорят, предупрежден, значит, вооружен. Если вдруг, упаси господь, с Ольгой Матвеевной снова случится что-нибудь подобное, вы одно должны знать, что эти страшные на первый взгляд симптомы – всего лишь проявление ее болезни.

– Я не должен ее хоронить? – Голос не дрогнул, но страшные слова дались тяжело.

– Да, – ученый муж расплылся в сочувственной улыбке. – Просто повремените несколько дней, понаблюдайте. Если симптомов разложения не обнаружится...