Светлана Демидова - Любить птичку-ткачика: Страница 12

– Нет-нет! При чем тут какой-то Федоров? – возмущенно перебила его Мила. – Уж Федорова я запомнила бы…

– И, тем не менее, просто Оружейной улицы у нас нет. Можете сами посмотреть по карте города. – Владимир Юрьевич придвинул к ней толстый справочник.

Мила с ужасом взглянула на уже изрядно потрепанную книгу, отрицательно покачала головой и промямлила:

– То есть вы ничего не узнали…

– Нет… почему же… Вот посмотрите… – Цебоев достал из выдвижного ящика стола ту самую голубую папочку с надписью «Дело Ивиной Л.Л.» и извлек из нее пачку фотографий, которую протянул Миле. Она неохотно взяла ее в руки.

– Вы посмотрите, посмотрите, – вынужден был еще раз предложить ей сыщик, потому что Мила никак не могла заставить себя взглянуть на фотографии. Она очередной раз тяжело вздохнула и все-таки принялась перебирать яркие снимки:

Олег входит в подъезд дома.

Крупная кирпичная кладка, на которой табличка с надписью: «ул. Разъезжая 17». Не Оружейная…

Олег выходит из подъезда с миловидной женщиной лет тридцати.

Олег обнимает эту женщину и тянется губами к ее щеке.

Женщина обнимает Олега.

Они вместе садятся в его машину.

Олег с мальчиком-подростком стреляют в тире.

Олег с этим же мальчиком в кафе.

Олег, мальчик и все та же миловидная женщина лет тридцати идут по улице и улыбаются.

– Кто это? – прошептала Мила, ткнув пальцем в миловидную женщину.

– Это Кострикова Зоя Сергеевна, – охотно отозвался детектив, любовно оглядывая снимки.

– Зоя Сергеевна… – зачем-то повторила за ним Мила. – А где же Сельвинская Дарья Александровна?

– Дарья Александровна Сельвинская не зарегистрирована среди жителей Санкт-Петербурга.

– Как не зарегистрирована? – окончательно испугалась Мила. Неужели конверт и письмо ей примерещились на почве ужасающей ревности? Нет… этого не может быть… Гелька ведь тоже видела письмо… Она и газету с адресом конторы «Шерлок Холмс» подсунула…

– Не зарегистрирована, и все, – твердо ответил Цебоев. – Может быть, она живет без прописки? Снимает квартиру на птичьих правах?

– Я… я не знаю… А эта… Зоя… она кто? Любовница… – Мила с большим трудом произнесла это слово при постороннем, хотя уже сто раз проговаривала его мысленно. Сыщик сделал вид, что не заметил ее сорвавшегося голоса, и с удовольствием объяснил:

– Зоя Сергеевна Кострикова – бывшая жена Олега Станиславовича Романца. Разве он не сообщил вам, что был женат?

– Сообщил, но… В общем, он говорил, что женитьба была ошибкой юности, что они с бывшей женой не общаются…

– Как видите, общаются!

– А этот мальчик… он… – Мила не смогла закончить вопрос, но Владимир Юрьевич мгновенно пришел ей на помощь:

– А мальчик по имени Ваня приходится сыном Зое Сергеевне и Олегу Станиславовичу.

– Не может быть… – с трудом проговорила непослушными губами Мила.

– Похоже, что о сыне Романца вы слышите первый раз? – с легкой усмешкой спросил Цебоев, и Мила поняла, что беспристрастие гораздо больше шло его круглому лицу. Ей пришлось нехотя согласиться:

– Да… первый…

– И вас это сообщение не радует?

– Представьте, нет! – довольно зло ответила она.

– Но, к сожалению, это все сведения, которыми мы пока располагаем. – Владимир Юрьевич вытащил из напряженных пальцев Милы пачку фотографий и аккуратно вложил ее все в ту же голубую папочку с белой кнопкой.

– Пока… То есть… – начала она.

– То есть мы можем продолжить работу, если вы этого хотите.

– Я? Да… пожалуй, хочу… Конечно же, хочу! Мне непременно надо знать, сколько подобных… Зой Костриковых… Романец еще имеет за душой!

Мила поймала себя на том, что почти кричит. В сильном смущении она посмотрела в лицо Цебоева. Оно по-прежнему оставалось спокойным и невозмутимым. Чертов сыщик! Да разве можно заниматься своей работой настолько бесстрастно?! Хоть бы изобразил сочувствие, если уж не может его испытывать! Честное слово, Мила готова была бы приплачивать за неравнодушие! Может быть, ей следовало обратиться в другое агентство?

Мила сидела на табуретке в собственной кухне в позе нахохлившегося несчастного воробья. Что же теперь делать? Как себя вести с Олегом? Сделать вид, что она ничего не знает? А что, собственно, ей остается? Если бы она прекратила следствие, тогда могла бы начать выяснять отношения. А раз дала добро на продолжение дела «Ивина против Романца», значит, должна помалкивать. Но как же это тяжко… Особенно невыносимо отвечать на его поцелуи и лживые уверения в любви. Он любит своего сына и, похоже, бывшую жену. На фотографиях Цебоева у Олега очень счастливая физиономия. Непонятно, зачем же он обманывал Милу, зачем врал, что не поддерживает отношений с бывшей женой… А может быть, это не он, а она дала ему отставку? Мужчинам всегда стыдно признаваться в том, что их бросила женщина. Может быть, Олег ходит следом за бывшей женой и умоляет о любви, а Милу держит про запас, на тот случай, если с Зоей Сергеевной Костриковой так ничего и не выйдет. И потом… с этой женщиной его сын… А Сельвинская? Кто же такая Сельвинская? И зачем Олег ей врет? Какая у него цель?

Пожалуй, есть смысл объявить Романцу, что она уезжает по делам своей «Ивы» в Москву. Он не удивится. Она уже несколько раз ездила туда к своей двоюродной сестре Маргарите, в маленьком бутике которой намеревалась продавать свои шали и палантины из ткани «Ива». Сестра даже предлагала начать отделывать собственные модели декоративными элементами из Милиной ткани. То есть она сразу приняла то, от чего почему-то отказывался Романец.

Точно! Вот и решение! Поездка будет наилучшим выходом из создавшейся ситуации! Мила не станет отсиживаться ни у родственников, ни у Гельки! Она действительно уедет! Действительно по делам! И не надо будет притворяться перед Олегом. Конечно, несколько странно уезжать перед очередным показом, в котором будет принимать участие Романец, но ничего… Она как-нибудь вывернется, придумает что-нибудь. А Цебоев пусть-ка расстарается в ее отсутствие!

Анастасия Романовна Терлеева остановила машину у своего подъезда и, чуть приподняв царским жестом подол длинного платья, взошла на крылечко. Как же она устала… Ноги еле держат… Надо переходить на более низкие каблуки… И вообще… куда-нибудь переходить… Ее все достало! Все эти тусовки, банкеты, презентации! Надоело изображать из себя светскую даму!

Да, она, Настя, уже набила руку на светской хронике! Да, она в приятельских отношениях со многими знаковыми фигурами питерского бомонда! Знакома, приятельствует, но… ненавидит! Как же она их всех ненавидит! Ненавидит и улыбается им широкой резиновой улыбкой! И пишет, пишет то, что они хотят, чтобы было напечатано! Один урод потребовал, чтобы она написала о его нетрадиционной ориентации. Уж она-то точно знает, какой он ориентации! Гнусный похотливый бабник, который не дает проходу ни одной женщине, независимо от возраста и внешней привлекательности! Он даже пытался присосаться к ней, Насте! Черта лысого он от нее получил! И никогда не получит! На спаде интереса к себе, как к певцу, решил привлечь публику другим способом. Отрастил волосы, осветлил их, заплел в косу, красит губы и ходит в обнимку с другим таким же идиотом. Настя делала снимки в его двухъярусной квартире, которую он срочно переоборудовал, чтобы была похожа на домик куклы Барби. Как же ее тошнило, когда она писала о его похождениях, которые он придумал и лично ей надиктовал. Но что делать? Настина еженедельная газета «О’кейная жизнь», многостраничная и шикарная, специализировалась именно на таких скандальных материалах. Конечно, Настя знает, что работает в желтой прессе, но в ней очень неплохо платят. Да что там говорить… За материал только об этом… козле… она получила такую кругленькую сумму, что… А еще она получает очень приличные деньги, если кое о чем не напишет. Уже не от редакции газеты, а от объекта, за которым охотится пресса. Все знают, фигурально выражаясь в условиях сплошной компьютеризации, какое острое у Насти перо. Эта паршивая «О’кейная жизнь» жирует именно на ее материалах, а потому шеф, Павел Петрович Ракитин, он же короткий ее приятель, никогда не противится, если Настя вдруг заявляет: «Об этом писать не будем!» Он знает, что у нее нюх на скандалы и она найдет, чем еще привлечь внимание читателей.