Мария Эрнестам - Коктейль со Смертью Страница 12

Но это был Мартин.

— Ты поговорила с соседом? — спросил он, как только я подняла трубку. Он даже не представился, что, впрочем, делал редко. Его низкий глубокий голос подошел бы диктору телевидения и был одним из несомненных достоинств Мартина. Вкупе с изысканными рубашками и джентльменскими манерами, например, с привычкой платить за меня в ресторане.

Я взглянула на часы: уже восемь. Я должна была поговорить с Малькольмом и перезвонить Мартину несколько часов назад. Неудивительно, что он волнуется.

— Малькольм мертв, — ответила я и замолчала. Я не помнила, произносила ли за ланчем имя соседа. Но сейчас это было не важно. Гораздо важнее понять, могу ли я рассказать Мартину все, что приключилось со мной после нашего совместного обеда. Визит Смерти, моя игра в детектива, несчастный случай с девочкой, кафе, обещание Смерти зайти вечером. Что из этого можно поведать Мартину, чтобы он не бросился звонить в психбольницу?

Решив не упоминать про Смерть, я рассказала, что видела, как Малькольма уносили на носилках, потом поговорила с врачом, и тот обещал передать полученные от меня сведения в полицию. Узнав, что будет произведено вскрытие, Мартин, судя по его реакции, успокоился.

До меня доносились голоса Биргитты, жены Мартина, и их младшего сына Арвида. Ее голос напоминал надорванную струну. В конце концов струна лопнула, и я услышала крик, слезы и брань. «Я больше не могу! Это не жизнь! Почему, почему, почему ты не можешь вести себя нормально?! Послушай меня… Черт!» Крики Арвида заглушили Биргитту. То и дело раздавались хлопки, словно что-то швыряли на пол. Но голос Мартина оставался спокойным и мягким.

— Хорошо бы тебе поговорить с полицейскими, Эрика. Ты должна рассказать им о странном ночном визите. А вдруг этот тип снова появится у тебя в подъезде. Будь осторожна, слышишь? Не впускай в квартиру никого, кто не звонил по домофону. И запри дверь на все замки, прежде чем лечь спать. Обещаешь?

Я пообещала. Биргитта продолжала отчаянно кричать на заднем плане. Эту симфонию страдания я слышала уже двенадцать лет, с самого рождения Арвида. С тех пор Биргитта превратилась из привлекательной, независимой и беззаботной женщины в изможденную тень, вызывавшую к себе только жалость. Весь ее облик словно кричал: «Мое имя — отчаяние! Отчаяние и безнадежность».

— Я хотел спросить, не зайдешь ли ты в контору завтра, — продолжал Мартин. — Помнишь, я собирался поговорить с тобой об одном проекте и рассказать о моей встрече с немцами. Пока скажу только одно: речь идет о генетических исследованиях в связи со страхованием жизни. Не знаю, насколько ты осведомлена в этом вопросе. Это всего-навсего анализы, но они показывают, насколько люди генетически предрасположены к таким заболеваниям, как рак, болезнь Паркинсона и тому подобное. Просто находка для фирм-страховщиков. Представь, сколько денег они могли бы собрать, зная заранее, кто из клиентов умрет молодым. Вместе с тем правительства строго следят, чтобы у всех были равные права в области страхования. Надеюсь, проблематика тебе ясна. Детали обсудим завтра.

Проблематика была яснее ясного. Особенно после такого дня, как сегодня. Если бы в руки страховщиков попал ноутбук Смерти, в котором, как я подозреваю, есть все нужные для них сведения, у правительств возникла бы гигантская проблема. Но я оставила эти мысли при себе. Как-нибудь потом я спрошу Смерть, что он обо всем этом думает.

Мы с Мартином договорились увидеться в его офисе в одиннадцать утра и попрощались. Он повесил трубку первым.

В комнате стало совсем темно, и я включила свет. Скоро пора будет зажигать свечи: старинная традиция меланхоличных северных народов. Вчерашний по-летнему теплый вечер сменила промозглая осенняя погода. «Моя мать — лето, а отец — осень», — говорит о себе сентябрь. Так учили меня в детстве.

Я почувствовала голод, и это меня не удивило. Обедали мы с Мартином в час, а после этого я выпила только чашку кофе и съела шоколадку. Но в холодильнике не нашлось ничего, что бы мне хотелось съесть, а в магазин идти не хотелось. Поэтому я достала коробку конфет, поставила чайник и открыла словарь. Куда приятнее устроиться в кресле с книгой, чем садиться за компьютер и искать информацию в Интернете. Книга словно возвращала в старые добрые времена, в детские годы, когда знания казались ощутимыми, осязаемыми, их можно было потрогать и понюхать.

По словам Смерти, душа Сисселы была особенной. Мои скудные познания о переселении душ ограничивались представлением о том, что люди, которые вели себя в этой жизни достойно, получали лучшую долю в следующей, а те, кто творил всякие пакости, опускались на ступеньку ниже. Я перелистала словарь. «Переселение душ — синоним реинкарнации, первобытного религиозного верования (например, в индуистской религии), согласно которому душа после смерти возрождается в другом теле, возможно, даже теле животного». Дальше рассказывалось о переселении душ в зависимости от поведения человека в земной жизни. «Об учении в модернизированной форме снова заговорили теософы…».

Взяв конфетку с миндальной нугой, я пролистала словарь до буквы «т». Чайник уже вскипел, но я продолжала читать. В статье сообщалось, что термин «теософия» происходит от греческого слова «theos» — бог, и «sofia» — мудрость. «Теософия — это учение, приверженцы которого ищут первоисточник теологии и философии. Среди его представителей можно отметить неоплатоников и гностиков, Бёме, Сведенборга и Баадера». Теософия описывалась как учение, подвергшееся сильному влиянию индийской религии. Смотри дальше: «Индийская религия».

Кроме того, в Нью-Йорке в 1875 году было создано теософское общество, изучавшее сравнительное религиоведение и тайную природу человека. Оно также намеревалось способствовать достижению братства между народами. Общество вскоре раскололось на западно-европейско-индийское и американское направления. Немецкие теософы отделились в 1913 году и под руководством Рудольфа Штайнера основали антропософское общество. В статье «Антропософия» указывалось, что, согласно его основателю, Рудольфу Штайнеру, это духовное движение занималось нематериальными ценностями.

Когда в дверь позвонили, я ничуть не удивилась, поскольку домофон молчал, а Том не придет. Я открыла дверь и впервые не испытала шока при виде Смерти. Одет он был как обычно. В руках — два пакета из супермаркета, а на полу еще два из Систембу-лагет[7]; из одного торчала сложенная коса. Судя по влажному одеянию Смерти, на улице шел дождь.

Со словами: «Не поможешь?» — он протянул мне один из пакетов. Войдя в прихожую, снял одеяние и ботинки. Его ступни были красивой формы, а носки — дорогие.