Мэри Стюарт - Лунные пряхи Страница 13

Ламбис замолчал. Несколько минут, показавшихся мне вечностью, я сидела молча, обхватив руками голову и невидящим взглядом уставившись на поблескивающее далеко внизу море. Ничего подобного я и представить не могла. Немудрено, что Ламбис так испугался, увидев меня. Неудивительно, что Марк пытался не вмешивать меня в это дело…

Охрипшим голосом я спросила:

— Они, наверное, решили, что Марк погиб?

— Да. Видишь ли, было темно, и они, возможно, не захотели спускаться в овраг и искать его. Там же очень крутой обрыв. Они подумали: если он еще не умер, то наверняка умрет к утру.

— Но… когда этот англичанин велел им «все обдумать», он, должно быть, имел в виду Колина? Остальные два «трупа» — это Марк и человек, убитый ими.

— Вроде бы так.

— Значит, Колин должен быть жив?

— Судя по тому, что слышал Марк, да, — сказал Ламбис.

Пауза. Потом я неуверенно заметила:

— Они, скорей всего, вернутся днем и будут искать Марка.

— Да. — Темные глаза метнули на меня взгляд. — Это пришло мне в голову еще до того, как я услышал его рассказ. Я вернулся, засыпал наши следы землей, спустился вниз за рюкзаком, а потом спрятался наверху среди камней и стал ждать. Один пришел.

И вновь у меня перехватило дыхание от его скупых фраз.

— Ты его видел?

— Да. Ему около сорока лет, одет в критский костюм. Знаешь, что это такое?

— Да, конечно.

— На нем были голубая куртка и широкие темно-синие бриджи. А на куртке такие… ну, как называются маленькие цветные шарики по всему низу?

— Что? А… наверное, это бахрома, если ты имеешь в виду декоративную отделку с чем-то вроде кистей, как на старомодных скатертях.

— Значит, бахрома. — Ламбис решил воспользоваться моим дурацким определением, а я не стала его разубеждать. — Так вот, у него была красная бахрома и мягкая черная шапка, шея обвязана красным шарфом, концы которого свободно свисали — так, как носят критяне. Лицо очень смуглое, и еще усы как у большинства критян; но я его узнаю, если снова увижу.

— Ты думаешь, он и есть убийца?

— Да. Когда происходила стрельба, уже почти совсем стемнело, и лиц их Марк не разглядел, но он уверен, что человек, который стрелял, был в критской одежде. А остальные — нет.

— Что он делал, пока ты за ним следил?

— Осмотрелся вокруг и спустился в овраг, ища Марка. Долго не появлялся, словно не мог поверить, что Марк исчез. Когда он не смог отыскать труп, вид у него был озадаченный, а потом встревоженный; он стал дальше искать — думал, наверное, что Марк отполз в сторону и умер. Он все время искал внизу, в овраге, понимаешь? Он же не думал, что Марк смог взобраться на тропу. Но после долгих бесплодных поисков он снова вернулся к тропе. Я видел, что он очень взволнован. Он осмотрел тропу, но, по-моему, ничего не увидел. Через некоторое время он ушел прочь, но не в сторону Агиос-Георгиос. Он пошел вверх, туда… — Грек сделал неопределенный жест в северном направлении. — Там, высоко в горах, есть еще одна деревня. Так что мы до сих пор не знаем, откуда пришли убийцы.

— Да, не знаем. Наверное, ты не мог… — Я замялась, подбирая слова. — Ну, то есть, если он был один…

Впервые Ламбис улыбнулся, впрочем довольно кисло.

— Думаешь, мне следовало напасть на него? Разумеется. Мне нет нужды говорить тебе, что я искал случая заставить его сказать мне правду и признаться, что они сделали с Колином. Но случая не представилось. Он был слишком далеко от меня, а между нами — голый склон горы. И у него была винтовка, которую он держал вот так. — И Ламбис продемонстрировал, как держат оружие наготове. — Он слишком быстро управляется со своей пушкой. Мне пришлось дать ему уйти. Если и я влипну, тогда Марк тоже умрет.

— Конечно.

— К тому же из-за Марка я не мог последовать за этим критянином, чтобы узнать, куда он идет… — Внезапно Ламбис сел и резко обернулся ко мне. — Теперь понимаешь, почему я говорю об опасности и почему не отваживаюсь оставить Марка даже для того, чтобы узнать, где Колин? Марк очень хочет, чтобы я сходил, но он слишком болен, а когда у него поднимается температура, он пытается выйти из хижины, чтобы самому искать своего брата.

— Да, конечно. Я понимаю. Спасибо, что рассказал мне обо всем. Теперь-то, надеюсь, ты позволишь мне помочь вам?

— Что ты можешь сделать? Ты же не можешь спуститься сейчас в деревню, купить продуктов или одеяла, а потом вернуться сюда. Через час об этом будет знать вся деревня, и они направятся прямиком сюда, к Марку. К яхте ты тоже не можешь пойти — ведь скоро стемнеет, и ты не найдешь туда дорогу.

— Я — нет, а ты сможешь найти.

Он уставился на меня. Я повторила:

— Ну это же совершенно очевидно, разве нет? Ты пойдешь, а я останусь с ним.

Можно было подумать, что я предложила ему спрыгнуть прямо со склона Белых гор.

— Ты?

— А что делать? Кто-то ведь должен остаться с ним. И кто-то должен сходить за вещами. Если я не могу идти за вещами, значит, остаюсь с ним. По-моему, все очень просто.

— Но… меня не будет очень долго, может быть, много часов.

Я улыбнулась:

— Вот здесь нам очень повезло. Дело в том, что в гостинице меня ждут только завтра. Никто в Агиос-Георгиос не знает, что я уже приехала. Когда бы я туда ни пришла, никто меня ни о чем не спросит.

Ламбис набрал пригоршню сухих можжевеловых иголок и смотрел, как они тихо просачиваются у него между пальцами. Не глядя на меня, он сказал:

— Если они вернутся, эти убийцы, чтобы отыскать Марка, ты ведь будешь там одна.

Я судорожно сглотнула, а потом сказала (и, надеюсь, голос мой звучал твердо и спокойно):

— Послушай, ты же дождешься, пока стемнеет, и только потом пойдешь, так ведь? Если они не вернутся и не обнаружат хижину до наступления темноты, вряд ли они смогут найти ее потом.

— Это верно.

— Знаешь, — продолжала я, — это не глупый героизм или что-то в этом роде. Поверь, мне совсем не хочется здесь оставаться. Но я не вижу другого выхода.

— Ты же можешь поступить, как велел тебе Марк: отправляйся в свою гостиницу и забудь о нас. Там у тебя будет удобная постель и никакой опасности.

— И по-твоему, я буду прекрасно спать?

Он пожал плечами, едва заметно скривив губы. Потом бросил быстрый взгляд на запад.

— Ну хорошо. Как только начнет темнеть, я пойду. — Он перевел взгляд на меня. — Мы ничего не скажем Марку, пока я не уйду.

— Да, лучше не будем. Он ведь только станет волноваться за меня, правда?

Ламбис улыбнулся:

— Ему очень не нравится быть беспомощным, вот что. Он из тех, кто чувствует себя ответственным за все на свете.

— Он, должно быть, с ума сходит из-за Колина. Если Марк заснет, ты сможешь уйти и вернуться, а он ни о чем не узнает.