Катрин Кюссе - Проблема с Джейн Страница 13

Через неделю, в один из солнечных дней, она столкнулась в дверях библиотеки Голденера с Норманом Бронзино, который как раз выходил оттуда. Оба, приятно удивившись, одновременно воскликнули:

— Привет!

Загорелый, в солнцезащитных очках, Бронзино выглядел от силы лет на пятьдесят. Его светло-коричневый пиджак и голубая рубашка были ему очень к лицу. И никакой бабочки.

— Как провел лето? — спросила она.

— Хорошо. Очень продуктивно.

Он придерживал массивную деревянную дверь, уступая ей дорогу.

— Я не тороплюсь. Хочешь, провожу тебя?

— Хорошо. Я иду в Центр.

Они спустились по Гарден-стрит. Норман только что вернулся из Нентакета.

— Как у тебя дела в семье?

Он нахмурил брови.

— Все не так просто. Дети приняли сторону матери — это естественно.

— Ты…?

— Да. Мы с Бет разводимся.

Джейн даже не знала имени его жены.

— Сочувствую.

— Это самый хороший выход. Уже годы, как мы без конца ругаемся. Бет недовольна своей работой, а так как я ничем не могу ей помочь, она вымещает злость на мне. Это невыносимо. Я ждал, когда наш последний ребенок, Александр, закончит лицей.

Джейн покачала головой, не зная, что и сказать. Вид у Бронзино был далеко не печальный. Здесь явно замешана более молодая женщина. Вдруг его глаза заблестели и он воскликнул:

— Я написал роман.

— Вот как!

— Это роман о Древней Греции, — продолжил он с каким-то детским воодушевлением. — Действие происходит в Афинах, во втором веке до нашей эры. Я описываю важный момент в моей жизни, когда мне было двадцать четыре и я провел один год в Париже, как раз до женитьбы на Бет.

— Роман о Древней Греции?

Он рассмеялся.

— Да. Прошлой весной декан факультета классической филологии читал в Центре лекцию о билингвизме в эпоху Древнего мира. Греки, поверженные римлянами, презирали последних. Греческий был языком образованных людей, лучших представителей общества, латинский же — языком бедных. То же самое происходит сейчас с французским и английским языками, и точно так же сегодня французы относятся к американцам: побеждены, но тем не менее уверены в своем превосходстве! Это навело меня на мысль воспользоваться собственным опытом и сделать главным героем молодого римлянина, который приехал на год в Афины. Никто меня не узнает, а я смогу сказать все, что хочу. Кстати, в романе полно секса.

Он засмеялся. Джейн покраснела. Его поведение изменилось. Интересно, из-за чего: развода или романа? Они подошли к Центру Крамера — зданию, построенному в неоготическом стиле из красного кирпича. Бронзино потянул на себя тяжелую темную деревянную дверь, покрытую лаком. Еще минута — и он исчезнет. Джейн решила действовать напрямик:

— Давай пообедаем или поужинаем на этой неделе.

— С удовольствием.

На этот раз никаких «но». Она вздохнула с облегчением.

— Когда ты свободен?

На этот раз он не стал доставать из внутреннего кармана пиджака записную книжку в черном кожаном переплете с позолоченными инициалами «Н.Б.».

— В любое время. Я только что вернулся и пока ничего не запланировал.

— Завтра вечером, устраивает?

— Почему бы и нет! Где?

— У меня.

— У тебя?

Она покраснела, готовая пойти на попятную.

— А тебя это не слишком обременит?

— Да нет! Все будет очень просто.

— Ты где живешь?

— Тут, недалеко. — Она указала пальцем направление. — Линден-стрит, дом № 204, как раз на пересечении с Элмонд-стрит.

— В самом деле, недалеко. В котором часу?

— В семь.

— Прекрасно. Я принесу вино.

Джейн медленно положила последнюю страницу на стопку прочитанных листов слева от рукописи.

По мере того как она читала, в ее памяти воскресали давно забытые события. Круиз на немецком пароходе… Совершенно незначительный эпизод, не оставивший ни малейшего следа в ее жизни. Но, может, так и должно быть, чтобы человек расставался со своим прошлым, как змея, сбрасывающая кожу?

Только два человека могли знать все эти подробности: Норман и Эллисон.

Эллисон и Джейн дружили пятнадцать лет. С тех пор как девять лет назад Эллисон и Джон переехали жить на Западное побережье, они перестали встречаться, однако поддерживали дружеские отношения по телефону и по электронной почте. Эллисон знала довольно много, чтобы написать роман под названием «Проблема с Джейн».

Но Эллисон ненавидела писать. Более того, трудно было представить, что, разрываясь между тремя детьми и адвокатской практикой, она могла найти время описать биографию своей лучшей подруги и потом, ради удовольствия, преподнести ее ей на золотом блюдечке.

Тогда Бронзино?

Ему, конечно же, не удалось опубликовать свой греческий роман — Джейн никогда об этом не слышала. Но неужели он стал бы описывать свои похождения, рискуя испортить собственную карьеру? Хотя, чтобы урвать хоть крупицу литературной славы, сегодняшние преподаватели словесности не стеснялись продавать ни свою душу, ни души коллег.

Бронзино следовало бы сохранить один из ингредиентов своего рецепта — секс. Этому роману явно не хватает пикантности. Но вряд ли он станет более захватывающим, если в последующих главах речь пойдет об их похождениях.

Но как Бронзино мог настолько отстраниться, чтобы описать серость университетской жизни? Он жил в Олд-Ньюпорте более тридцати лет и никогда не выражал неудовольствия по этому поводу. Неоднократно совершая круизы с выпускниками Девэйна, он был от них в восторге.

Хотя глава, которую прочла Джейн, никак не связана с Джошем, однако тон повествования напоминал его стиль. Описание ее неистового увлечения покупками в «Мэйсизе» как нельзя лучше соответствовало образу легкомысленной мещанки, ограниченной преподавательницы, который он, видимо, сохранил о ней. Но если это действительно Джош, то где он собрал столько информации?

Джейн встала и, подойдя к телефону, нажала на клавишу «bis». Снова сработай автоответчик Эллисон. На сей раз Джейн не оставила никакого сообщения. Она взглянула на часы, встроенные в панель кухонной плиты: без двадцати пяти три. Позвонила в Центр Крамера. Секретарши все еще не было.

В небе сверкнула молния, послышался раскат грома. Джейн испуганно вздрогнула, представив, как шаровая молния влетает в окно и убивает ее прямо на месте. Затем она снова села за стол и открыла вторую часть: «В стиле Эрика». На губах у нее заиграла саркастическая улыбка, и она принялась читать с нескрываемым любопытством.