Мартина Коул - Прыжок Страница 13

Затем голос судьи зазвучал громче:

— Пистолеты были использованы для убийства одного из охранников и для того, чтобы искалечить второго охранника до конца его дней. Это семейные люди; они вели полноценную, полезную для общества жизнь, одна из которых трагически оборвалась из-за вашей алчности и злонамеренности. Как мы слышали в этом зале, вы управляли своей преступной империей с помощью террора, коварно прячась за личиной строительного подрядчика и торговца подержанными престижными машинами, человека богатого, с высоким положением в обществе. Вы отказались назвать ответственных за ограбление, продолжая настаивать на том, что якобы понятия не имели об этом нападении. Даже несмотря на клятвы свидетелей на Библии в том, что они слишком запуганы вами, чтобы свидетельствовать против вас. Я лишь могу надеяться, что в будущем вас будет мучить совесть, когда вы подумаете о мистере Томасе, который был замечательным, здоровым и смелым человеком, и о его вдове, которая теперь должна растить двоих детей одна, без благотворного влияния отца. — Судья снова снял очки. — Джорджио Энтони Брунос, я не исполнил бы своего гражданского долга, если бы не назначил вам максимально возможного наказания согласно ныне существующему закону. Мой священный долг — изгнать вас из общества, которое, как я это чувствую, заслужило быть избавленным от вас. И я приговариваю вас к пожизненному заключению с рекомендацией, чтобы вы отбыли, по крайней мере, восемнадцать лет. Остается надеяться, что вы используете это время для размышлений о своей жизни и о том, как исправить последствия многих неблаговидных поступков, совершенных вами. У вас есть что сказать в свое оправдание?

Джорджио неуверенно поднялся со своего места. Лицо его застыло в маске ужаса и шока. Указывая на инспектора Лоутона, он слабым голосом произнес:

— Этот человек подставил меня, и вы попались на его крючок, удочку и грузило… Вы все чокнутые, мать вашу! — Облокотившись на перила, он вдруг начал выкрикивать: — Вы все потеряли свои долбаные головы! Меня не за что сажать! Не за что!

Пока Джорджио волокли вон из зала суда, Донна слышала свой голос: она громко звала мужа по имени. И лишь когда его увели, силой спустив по лестнице позади клетки для обвиняемого, она поняла, что голос звучит только у нее в голове. Слезы побежали у Донны из глаз; она внезапно почувствовала, как чья-то тяжелая рука легла ей на плечо. Разглядев на запястье темные волоски, Донна догадалась, что это рука папаши Бруноса. Она нежно притянула его за руку к себе и проговорила:

— Мир сошел с ума. Весь мир обезумел. Он невиновен, папа. Невиновен!

Полицейский отпер дверь камеры. Ноги у Донны задрожали.

— У тебя есть десять минут, дорогая.

Донна с усталым безразличием посмотрела на него. И вошла в камеру — холодную, наводящую оцепенение. Джорджио сидел на узкой койке, обхватив голову руками.

— Джорджио… О, Джорджио!

Хрипловатый, словно надтреснутый голос жены заставил его резко вскочить на ноги. Она сразу оказалась у него в объятиях, и он шептал ей захлебывающимся от слез голосом:

— Я не делал этого, Дон-Дон, клянусь тебе. Этот ублюдок Лоутон подставил меня. Лоутон и Уилсон. Не могу поверить, что это происходит на самом деле. Восемнадцать лет, Дон-Дон. Восемнадцать ублюдочных лет!..

Донна крепко прижала Джорджио к себе, наслаждаясь его запахом, его привычным запахом и прикосновениями. Он запустил руки к ней под юбку и ласкал все ее тело. Руки его показались Донне грубыми и нетерпеливее, чем обычно. Все время Джорджио, не останавливаясь, говорил и говорил с ней. Ему необходимо было немедленно облечь в слова то, что он думал о случившемся, словно от этого слова могли превратиться в реальность.

— …О, моя Дон-Дон, что же мне делать, а? Они подрубили меня. Хотел бы я видеть этого Уилсона покойником! Я еще услышу, как он будет вопить! Этот лгун окончательно заврался. Он лгал, Дон-Дон. Ты же мне веришь, не так ли? Ты веришь мне. Если бы у меня не было тебя, я умер бы. Внутри бы у меня все умерло, Дон-Дон…

Донна обнимала мужа, вспоминая, как много лет назад они любили друг друга в первый раз. В ту ночь он впервые назвал ее Дон-Дон. Позже он много лет не называл ее так. А тогда, в ночной тишине, они лежали в постели, и он шептал ей это имя на ухо, чтобы заставить Донну смеяться. И теперь оно как бы приобрело особое, глубокое значение. Он пытался удержать ее, привлекая себе в помощь их прошлое, это разрывало Донне сердце, ранило душу.

— Ты же можешь подать апелляцию, — в отчаянии произнесла она. — Все зависит от обстоятельств. Если мы понимаем, что происходит, то можем опротестовать решение суда.

Он выпрямился во весь рост и посмотрел в обращенное к нему лицо сверху вниз. Лицо Донны не слишком сильно изменилось за последние двадцать лет. Джорджио увидел слезы на темных ресницах жены, боль, затаившуюся в глубине ее глаз, и нежно погрузил пальцы в ее густые каштановые волосы. Затем обхватил лицо жены ладонями и притянул к себе, чтобы поцеловать: яростно, страстно, любяще. Словно ставил метку собственника.

— Не бросай меня, Донна. Я не смогу жить, если буду думать, что ты оставила меня.

Донна протестующе замотала головой, словно он обвинил ее в том, что она уже бросила его.

— Обещай мне: ты будешь рядом, что бы ни случилось! Обещай мне это, Донна. И тогда я возьму твое обещание с собой, чтобы этим сохранить свою жизнь. Дай мне то, за что я мог бы держаться!

— Я никогда не брошу тебя, Джорджио, никогда. Мы вытащим тебя отсюда. Ты снова будешь дома. Когда мы подадим апелляцию…

Она прервала поток слов, готовых сорваться с уст, зажав язык между губами. Они оба одновременно услышали, как дверь камеры открывается.

— Иди, дорогая, твое время истекло.

Донна еще крепче прижалась к мужу, не в силах разорвать их объятие. Она боялась оторваться от него: а вдруг ей никогда больше не увидеть Джорджио?!

Он сам нежно отстранил жену от себя.

— Ты обещаешь мне, Донна? Пообещай, что никогда не бросишь меня.

Она отважно улыбнулась ему:

— Никогда! Я слишком люблю тебя, Джорджио.

— Ты хорошая девочка. И всегда была хорошей.

— Пойдемте, дорогая. Мне очень жаль, но вам действительно пора уходить, — прозвучало доброжелательное напоминание полицейского.

Донна повернулась к двери. Обнаружилось, что юбка у нее высоко задралась, собравшись складками на бедрах. Она поспешно оправила юбку и громко фыркнула…

— Они отвезут тебя в «Вормвуд Скрабс». Я приеду к тебе, как только смогу.

Джорджио молча кивнул. Он не мог больше говорить.

Донна выходила из камеры с высоко и гордо поднятой головой. Раньше Джорджио всегда нравилось, что у нее обычно был скромный и сдержанный вид. В проеме двери Донна обернулась и трепетно улыбнулась мужу… Он вдруг показался ей чуть ли не меньше, чем был всегда, ростом. И выглядел каким-то уязвимым. А это принять ей было труднее всего. Ее Джорджио, ее большой и сильный муж — и кажется сломленным? Никогда в своей жизни она даже представить себе такого не могла.