Каролина Фарр - Молот ведьмы Страница 13

Один лист пропал. Последний. Он единственный потерялся в ночном происшествии. Я помнила прекрасно, что там было написано. Особенно последнюю фразу: «Выход для него был один: только через смерть властной женщины графини Лары Зиндановой».

Глава 4

Маленькое кладбище находилось в миле от дома, на самом краю скалистого мыса. Большинство дорожек и могил были ухожены, и место казалось приятным. Солнце ярко светило. Спокойное море поблескивало внизу. Но, должно быть, в другую погоду и время суток здесь жутковато... Особенно ночью, во тьме, когда завывает ветер и бушует море. Низкорослые буковые деревья, такие же, что я видела по дороге в Дарнесс-Киль, окружали кладбище с трех сторон. Ночью они могли показаться зловещими.

Я узнала, что старый Игорь, привратник, следит за состоянием кладбища, но особое внимание уделяет фамильному мавзолею. И это действительно оказалось правдой.

Камни были чистыми, пи одного побега сорняка на красном гравии, и свежие красные розы в коричневой каменной вазе, укрепленной на стене. На мавзолее были написаны имя графини и все ее титулы, оставлено место для Питера, Шерил и их наследников.

Я достала блокнот и записала даты: «Рождена в 1886, умерла в 1952».

Почему Питер хотел обмануть меня, назвав другую дату смерти своей матери? Хотел доказать мне, что смог покинуть «Молот ведьмы» лишь после ее кончины? А ведь уехал за шесть лет до этого, в год, когда родилась Марина. И уехал отсюда во Францию — на Ривьеру, где впервые вкусил все прелести современной жизни.

Оп встретил свою первую жену в Каннах, блестящую французскую актрису, Ивонну Картье. Поехал за ней в Париж, где, как я помню, играл мелкие роли в ее спектаклях. Но именно то, что он стал играть на сцене, привело его обратно в Америку и к славе. Брак был аннулирован. Они разошлись, каждый пошел своим путем.

Я снова взглянула на даты на мавзолее. Значит, графине Ларе было двадцать пять, когда родился Питер. Она была тогда на пике своей красоты и выглядела, наверное, именно так, как на портрете, написанном в 1913 году, что висит в библиотеке. Графиню рисовал знаменитый французский художник, который, вероятно, был тоже ее любовником.

Я захлопнула свой блокнот, почувствовав чье-то присутствие за спиной. Обернувшись, увидела Игоря, старого привратника. Он нес грабли и большой резак.

Когда Игорь приблизился, я рассмотрела, что его лицо еще более морщинистое, чем мне казалось, а густая белая борода в желтых пятнах от табака. Он беззубо улыбнулся мне — его кожа собралась в глубокие складки, как старый пергамент, — и дотронулся до своей поношенной черной шапки.

— Доброе утро, Игорь.

— Мадемуазель...

Я не могла не заметить, что его блестящие черные глаза не соответствуют морщинистому старому лицу.

— Вы приходите сюда каждый день, Игорь?

— Да, мадемуазель. Если погода позволяет. — Он осмотрел запертый мавзолей. — Она рассердится, если старый Игорь не придет, чтобы хорошенько прибраться в ее доме.

Я вспомнила невольно, что рассказывал Питер. Игорь был одним из казаков, которые служили графу, перед тем как семья приехала в Америку.

— Вы любили графиню, Игорь?

Старик кивнул.

— Она была очень красива?

— Таких, как она, сегодня нет.

«Туше!» — подумала я печально, улыбнувшись ему с симпатией.

— Вы, наверно, очень сожалели о ее смерти?

— Это были черные дни для нас, мадемуазель. И месье уехал, и она слегла... Даже Саша не смог ей помочь. И так медленно тянулось время... — Он покачал головой.

— Она была... больна какое-то время?

— Долгое время, мадемуазель.

— И доктора не могли ей помочь? Она ведь, кажется, не была еще старой. Шестьдесят шесть? В наши дни люди живут дольше.

— У нее был Саша. Ей не нужны были иностранные доктора, мадемуазель.

— Но она умерла.

— Она не боялась смерти, мадемуазель. И почему должна была бояться? Она повидала многое на своем веку.

— И все равно, — настаивала я, — жить она могла быть еще жива и сейчас, если ее болезнь была излечима. Что ее убило, Игорь? Саша смог определить, что это за болезнь?

— Графиня была женщиной с большим характером, мадемуазель. Ее убил гнев, а не болезнь.

Я посмотрела на его фигуру в белой, подпоясанной кушаком рубахе, мешковатых брюках и сапогах до колен.

— Это было то, что называют «ударом»?

— Наверно. Я не знаю.

— Ее парализовало? Она не могла двигаться? Удар случился внезапно?

Он медленно наклонил голову:

— Да. Она лежала так годы. Не двигалась, не говорила. Только глаза жили. Саша одно время смог ей помочь. Но она этого не хотела. Кода он вернул ей речь, она прокляла его. Когда сделал так, что она смогла двигать руками, ударила его. Графиня даже пыталась убить себя, желала смерти. В конце концов он усыпил ее, погрузил в сон, и она медленно перешла от сна в смерть. Вот этого графиня Лара и хотела, я думаю, с самого начала.

Я дотронулась до его руки:

— Что вызвало удар, Игорь? Из-за того, что месье покинул «Молот ведьмы»?

— Вы задали вопрос и сами на него ответили, мадемуазель, — проворчал он. — И графиня так делала. Если сами знаете, зачем спрашивать?

— Значит, это правда? У нее случился удар, когда уехал из дому Питер?

— Ну да, — сдался старик, — она очень разгневалась. Никогда не видел ее такой. Они ссорились целыми днями. Она вдруг созвала нас всех во двор. И там в присутствии всех приказала Саше высечь сына. Но Саша не стал. Да и как он мог? Говорят, что больше нет графов и графинь. Но месье был сыном графа и ее сыном, а значит, нашим хозяином. Кто же мог поднять на него руку? ; Саша во всем повиновался графине. Он был одарен ее милостями больше, чем кто-либо другой. Но все-таки Саша оставался крестьянином, в нем текла кровь простолюдина. Он поднял кнут, но не смог нанести удара. Испугался, и тогда она перенесла гнев на него. Даже больше, чем на сына. Вырвала кнут из рук Саши и начала его хлестать... — Худые стариковские плечи вдруг стали сотрясаться в приступе скрипучего смеха. — На это стоило посмотреть, особенно тем, кого Саша когда-то порол сам. Графиня его секла до тех пор, пока он не упал на колени, и убила бы его, наверное. Но тут и случилось так, что она сама вдруг свалилась с пеной на губах и побагровевшим лицом. Все пыталась его снова ударить, наказать, но могла сделать это лишь глазами. Мы подбежали к ней. Но Саша нас страшно выругал и приказал отойти всем назад. Потом поднял ее и внес в дом. Его кровь, стекая с него, пропитывала ее одежду.

Я содрогнулась, представив эту ужасную картину, так живо нарисованную старческим задыхающимся мстительным голосом. Мне захотелось убежать от него прочь... Но любопытство пересилило, и я продолжила расспросы, чтобы понять все.