Наталия Орбенина - Исповедь авантюристки Страница 15

Придя домой, в свою холодную холостяцкую квартиру, он долго не мог заснуть, все ворочался, вставал, ходил из угла в угол. Что же с ним приключилось, неужели он так объелся? Увы, вовсе не перекормленный желудок не давал ему покоя. Перед его взором по-прежнему сияли лучистые глаза жены кузена, ее мягкая улыбка. Боже, как ему в жизни не хватало именно такой улыбки, которая согревала бы его своим светом! Вероятно, так смотрела на него покойная маменька, которую он плохо помнил.

Сердюков замычал и бросился на постель, устыдившись сам себя. «Ишь чего удумал! Не сметь! Не сметь!» – приказал он себе тогда. И не смел, не смел лишний раз показываться в дорогом ему доме. Так, совсем изредка, когда уж совсем становилось тоскливо и одиноко, приходил он погреться у доброго огня семейной любви Хорошевских.

Получив странное послание, следователь встревожился не на шутку. Что могло случиться между людьми, которые так нежно, так трепетно были привязаны друг к другу? Забросив все текущие дела, он поспешил на вокзал. Он мог позволить себе относительную свободу действий, потому как слыл на особом счету у начальства за необычайное усердие, толковость и преданность делу. Добравшись к вечеру до пансиона, он решил сначала составить собственное мнение об окружающей обстановке.

Частный пансион Хорошевских размещался в большом доме с хозяйственными пристройками, которые несколько лет назад супруги купили и обустроили на приданое жены. Этот дом находился вблизи от речки Тосны, в весьма живописном месте, что придавало пансиону дополнительную прелесть. Недалеко находился самый настоящий водопад. Берега реки напоминали дикий каменистый каньон из красноватых пород. Густой лес, высокий папоротник придавали пейзажу необычайную романтичность и таинственность. Пансион окружал довольно высокий забор с воротами, запиравшимися на ночь.

Когда Аполония увидела долгожданного гостя, она не выдержала и расплакалась.

– Бог мой! Что я вижу? Слезы! – Сердюков растерялся.

Как все мужчины, он не выносил женских слез, а слезы Аполонии для него были точно нож в сердце.

– Нет моих сил больше терпеть и притворяться! – воскликнула Аполония. – Я просто с ума схожу, не понимая, куда подевался Андрей Викторович. Ведь его нет уже целую неделю!

– И никакой записки, ничего не говорил? Припомните, Аполония Станиславовна!

– Записки не было, что особенно непонятно. Накануне Андрей Викторович говорил мне что-то, но я не поняла.

Аполония тяжело вздохнула.

– Припомните, припомните. Это очень важно! – Следователь, несмотря на усталость после дороги, расхаживал по директорскому кабинету большими шагами. Он так часто делал, это помогало ему сосредоточиться.

– Он говорил… говорил что-то непонятное, вроде как, может быть, нам придется перенести пансион в другое место. Возникли некие проблемы, которые он попытается понять и решить. Какие проблемы? Самому еще непонятно, но скоро все станет ясно.

– При этом он выглядел спокойным?

– Нет, скорее нет. Он действительно, я припоминаю теперь, выглядел взволнованным в последнее время. У него часто был тревожный взгляд, озабоченное лицо. Но когда я спрашивала его, он отшучивался. Андрей не хотел меня огорчать. Да и мало ли забот в таком большом деле! Правда, до этого между нами не существовало совершенно никаких тайн. Я ничего, ничего не понимаю!

Аполония всплеснула руками и дала волю слезам. Сердюков терпеливо переждал, пока она снова возьмет себя в руки.

– А не может это все быть связано с теми вашими неприятными историями?

– Вот именно поэтому я и не сказала никому и ничего, – уныло ответила Аполония.

Сердюков подошел к распахнутому окну и забарабанил длинными пальцами по подоконнику. В окно врывался свежий ветер летнего вечера. Колыхались занавеси, шумели деревья за окном. Мирная идиллическая картина окружала пансион, но где-то в воздухе притаилась опасность.

Почти год назад в пансионе стали происходить странные вещи. Одна из пансионерок, барышня Волкова, из состоятельной чиновничьей семьи, вдруг стала вести себя особенным образом. Девочка побледнела, имела испуганный и крайне смущенный вид, под глазами залегли тени. Она стала плохо учиться. Ее мать, приехавшая навестить дочь, была поражена, насколько та стала непохожей на себя. В кабинете директора состоялся весьма неприятный разговор. Госпожа Волкова обвинила владельцев пансиона в невнимании к ее дочери. Когда позвали девушку, она в присутствии директора, его супруги, классной дамы, матери, краснея и бледнея, стала лепетать нечто несуразное. Мол, ее преследует некий карлик! Какой такой карлик? На ноги был поставлен весь персонал, но, разумеется, никакого карлика не нашли. Аполония выразила осторожное предположение, что, вероятно, девушка нездорова. У нее самой в детстве случались видения подобного рода, приключившиеся на почве сильного недомогания. Однако потом все прошло. Госпожу Волкову это объяснение решительным образом не устраивало. Крайне недовольная, она забрала дочь из пансиона.

Минуло совсем немного времени, и уже другая ученица, тоже из старшего класса, дрожащим голосом поведала подругам о некоем маленьком человечке, который, как ей кажется, подсматривает за ней и другими девушками в дортуаре, коридорах, саду. Новое разбирательство опять ничего не дало. Забрали и эту девушку в крайне расстроенном состоянии и повезли лечиться на воды, заподозрив у нее душевное расстройство. Следом пансион лишился еще нескольких учениц по тем же причинам.

Странная история выплеснулась даже на страницы газет. Возникла шумиха и нездоровый ажиотаж. Запахло большим скандалом. Газетчики принялись рассуждать на тему о нравах, царящих в закрытых учебных заведениях. Некоторые горячие головы снова принялись кричать о необходимости преодоления раздельного обучения мальчиков и девочек. Замкнутая обстановка закрытых пансионов порождает изменения в психике, возникновение эмоциональных расстройств, неврастении, нездоровых фантазий пансионерок.

Шум поднялся такой, что дело Хорошевских, в которое были вложены все деньги Аполонии, оказалось под смертельной угрозой. Родители забирали девочек одну за другой и отзывали плату. Пансион стал терять репутацию.

В те трудные дни Аполония приехала в Петербург по делам и пришла навестить сестру Аделию. Как на грех, в этот день в доме у госпожи Липсиц собралось много гостей. Некоторые уже были наслышаны о неприятностях пансиона Хорошевских. Аделия, желая поддержать сестру и зятя, принялась горячо защищать пансион, расхваливая его на все лады, говоря, что именно там девушкам дается идеальное образование и воспитание, необходимое современной женщине.