Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний Страница 16

— К стыду своему, должен признаться, что…

— Вот и я тоже — к стыду… Значит, придется искать эксперта. А про икону этот загадочный молодой человек с сумкой вам вообще ничего не говорил?

— Нет, ни словом, ни полусловом не помянул, Олег Петрович! Я так подозреваю, что он того… не в курсе, что шкатулка с секретом и что там батюшка Серафим, так сказать, нашел временное пристанище.

Олег покосился на Василия Дмитриевича.

— Пристанище? — переспросил он.

И они оба молча еще немного полюбовались коллекцией.

Акинфий Демидов, думал Олег Никонов, второй Демидов из всех известных в истории. Может быть, ему эту шкатулку на день рождения поднесли? Или он сам заказал для каких-то своих надобностей, для тайной переписки, к примеру! Как странно, что он, Олег, нынче может подержать ее в руках, открыть потайной ящичек, потрогать серебряную черненую пластину!

Как будто потрогать руками время.

Нужно было сделать над собой усилие и оторваться от созерцания времени, и Олег его сделал.

Осторожно, одну за другой, он переставил вещицы обратно в несгораемый шкаф и прикрыл тяжеленную бронированную дверь.

Старик антиквар наблюдал за его действиями с беспокойством. До сих пор они были объединены общей страстью — к старине и к загадкам, которые так вкусно и сладко отгадывать. Настал момент объяснений, а объясняться старику не хотелось, и было страшно.

— Ну? — спросил Олег Петрович. — Я так понимаю, что это не конец истории, а только начало. Верно?

Василий Дмитриевич с горечью покивал и стал сосредоточенно запирать сейфовые замки. При этом многотрудном деле он посапывал, покряхтывал, но не произносил ни слова.

Олег дал ему закончить дело, а потом крепко взял под локоть и повел вон из комнатки.

— Нет, вы не думайте, Олег Петрович, что я хочу, так сказать, оставить себе, но…

— Давайте поговорим, — душевно предложил Олег.

Тут, как нарочно, и назначенная на пять встреча всплыла в памяти, и моментально вернулась окружающая действительность. Олег почувствовал, что замерз — в сокровищнице едва тлела единственная чугунная батарея, а за окнами мороз! — и сипение рефлектора стало отчетливо слышно, и приглушенные крики детворы, катавшейся на бульваре с ледяной горки.

— Садитесь, Василий Дмитриевич! И я присяду. — Олег устроился верхом на ненадежном венском стуле, который скрипнул под его тяжестью.

Старик вздыхал, маялся и снова налил из графинчика.

Молчание затягивалось.

— Василий Дмитриевич?

— Стыд, стыд, Олег Петрович!..

Олег подумал.

— Вы что, обещали… купить коллекцию?

Старик опрокинул коньяк, ссутулил плечи и кивнул.

— Ну, так не покупайте! Ее нельзя покупать! Она явно краденая, и даже не из частной коллекции, это же понятно. Остатки демидовских коллекций в частных собраниях есть только за границей, а в России все по музеям! Или вы хотите, чтобы вас объявили в международный розыск и в национальный заодно?! Поместили портрет в дежурной части «Их разыскивает милиция»?!

— Все гораздо хуже, Олег Петрович.

— Как?!

— Бес попутал! Говорю вам точно — бес попутал!

Олег начал догадываться.

— Вы что… уже купили?! Быть такого не может! Вы же опытный человек, вы все знаете! И с крадеными вещами никогда дела не имеете!

— Да ведь бес попутал! Armleuchter! Старый идиот!

Олег Петрович решительно не знал, верить ли ему своим ушам. Приходилось верить.

— Рассказывайте, как все было.

Молчание, сопение и вздохи.

— Василий Дмитриевич! — прикрикнул Олег. — Если вы мне не расскажете, я, ей-богу, уеду! И не стану вам помогать! Я не знаю, как мне вам помочь!

— Ну хорошо, хорошо!.. Молодой человек принес вещицы. Я сразу, так сказать, сообразил, что коллекция несметной цены, даже не потому, что серебро и бронза, а потому что…

— Ясно, ясно, — перебил Олег, — а потому, что демидовская. Там на каждой вещи как будто фамилия написана.

— Именно, Олег Петрович, именно! И потому, что не музейная, а именно фамильная, то есть до новейшего времени не музейная! Кувшинчик-то турецкий явно позднейший, значит, его Николай Никитич Демидов, как вы справедливо изволили заметить, вполне мог привезти в качестве трофея с Турецкой войны. И Серафим! Самое главное — Серафим! Он-то в шкатулке мог очутиться только в начале двадцатого века, в крайнем случае в конце девятнадцатого!

— Ну, про Серафима вы ничего знать не знали, — резонно возразил Олег Петрович. — Тот, кто вам принес коллекцию, про икону тоже не знал, а то, что шкатулка с секретом, вы сразу обнаружить не могли. Верно?

— Верно, — согласился Василий Дмитриевич не сразу.

— Если икону никто до вас не нашел, а она оказалась в тайнике, допустим, в девятисотом году — ну допустим! — значит, эта коллекция по крайней мере до семнадцатого года находилась в частном владении. Вот интересно-то. Очень интересно, Василий Дмитриевич!

— То-то и оно, — скорбно согласился старик. — Потому я и не устоял.

— На сколько не устояли?

— В каком смысле?

— Сколько вы заплатили неизвестному молодому человеку?

— Олег Петрович, вы же понимаете, что я не мог дать настоящей цены именно потому, что явное незаконное происхождение…

— Сколько?

Антиквар вздохнул:

— Пять тысяч.

— Пять тысяч… чего?

— Долларов, конечно!

— Господи помилуй, — пробормотал Олег Петрович. — Просто так, наличными?

Старик вдруг рассердился:

— Ну не выписывал же я ему банковский чек!

— И он счел сумму достаточной?!

Молчание и сопение.

— И вы просто отсчитали деньги?!

Молчание и горестное сопение.

— А… расписку взяли?! Нотариально заверенную?! Хотя какая расписка, когда вещи краденые!

Олег Петрович закурил сигарету и негромко чертыхнулся. Таких… экзерсисов от умудренного опытом Василия Дмитриевича он никак не ожидал.

— Но и это не самое плохое, — вдруг громко сказал старик. — Самое плохое то, что сегодня по телевизору туманно намекнули на кражу из какого-то крупного музея и велели ждать подробностей в вечерних новостях.

Олег смотрел на него во все глаза.

— Это первое самое плохое. А второе самое плохое то, что мне позвонили.

— Кто?

— Я не знаю. Мне позвонили и пригрозили… убить, если я не верну старье, кажется, именно так они и выразились — старье.

— Почему вы говорите — они?

— Потому что со мной разговаривали двое. Один ласково, а второй… Второй разговаривал со мной ужасно! Он говорил ужасным тоном ужасные слова, Олег Петрович.

— Вам… всерьез угрожали?

Старик кивнул. В лице у него что-то дрогнуло.

— Я старый человек, Олег Петрович, и прожил, должно быть, не самую праведную жизнь, да и с коллекцией бес попутал, но я ничем не заслужил, чтобы со мной разговаривали… подобным образом!