Марина Крамер - Три женских страха Страница 16

– Или боитесь? Район-то чужой, – я нарочно выделила голосом последнее слово, чтобы подчеркнуть: поняла, о чем речь. В Локтеве папин авторитет веса не имел, там свой «смотрящий».

Папа вдруг захохотал, а обезображенное ожогом лицо его собеседника стало растерянным, но только на секунду:

– О, я понял, что задал лишний вопрос. Такая щучка запросто палец отхватит. Или руку, если зазеваешься, – он посмотрел на меня с неким подобием уважения.

– Да, Акела, дочка у меня в папашку пошла. Не то что братья, – папа скривился при упоминании о Славке и Семене.

– Ну, что, красавица-тезка, проводить тебя в самом деле, что ли? – спросил Акела, не обращая внимания на папино замечание.

Я смерила его взглядом и бросила:

– Мне бояться нечего.

– Так я не за тебя, за локтевских боюсь – вдруг покалечишь? – усмехнулся он, чем вызвал в моей душе бурю эмоций – никому еще не приходило в голову говорить со мной в таком тоне.

Не найдя что ответить, чтобы не показаться дурой, я вылетела из кабинета, хорошо приложив дверь к косяку – за спиной на пол шмякнулся кусок штукатурки. Папа явно не похвалит, но черт с ним.

Сидя в такси – я не пользовалась автобусами, папа категорически запретил, – я подумала о незнакомце: ну надо же, мультяшная кличка! «Акела промахнулся!» Фу! И коса эта дурацкая… Но в самом потаенном уголке сердца поселилась маленькая птичка-надежда. На то, что этот странный человек когда-нибудь воспримет меня всерьез. Надо было сегодня на мотоцикле поехать, а не в такси этом идиотском! Тащится, как полумертвая черепаха!

Занятие с репетитором прошло из рук вон плохо, потому что я никак не могла сосредоточиться на аллелях, генах и доминантных гомозиготах. В ушах вместо преподавательского фальцета звучал хрипловатый низкий голос Акелы, а перед глазами поверх схем перекрестного опыления стояло лицо с кожаным кружком на месте левого глаза. От этих воспоминаний почему-то сладко ухало в животе и кожа покрывалась мурашками, как в ознобе.

Домой я ехала с теми же мыслями. Мне очень хотелось застать этого человека у нас. Вдруг они с отцом еще не закончили свои дела? И – о, счастье! – во дворе стоял зеленый «Прадо». Я обошла его, заглянула внутрь – на зеркале заднего вида висели два белых кубика с черными точками, водительское сиденье вместо чехла обтянуто шкурой какого-то зверя, а на крышке бардачка красуется нанесенный чем-то белым профиль оскалившегося волка. На коврике под задними сиденьями лежало что-то длинное, завернутое в одеяло. «Во дурак – неужели карабин в открытую возит?» – изумленно подумала я, но почувствовала уважение – даже мой отец не позволял ни себе, ни своей охране демонстрировать наличие оружия вот так, внаглую. У меня просто руки зачесались посмотреть, какой именно карабин лежит в машине папиного гостя. Ощущение тяжести пистолета в руках, его запах, гладкость и холод ствола так впечатались в мою память, что с тех пор оружие стало главным интересом моей жизни. Любое – огнестрельное, холодное. Разумеется, собираясь поступать в медицинский, я бредила карьерой хирурга…

Нет, в таком вздернутом состоянии нельзя входить в дом, иначе папа сразу заметит неладное, и кто знает, чем все закончится. Я развернулась в направлении гаража, где стояли два моих байка – старый, весь в царапинах «Урал», на котором я училась ездить, и новехонький «Харлей». Зная, что меня никто не видит, я скинула пальто, задрала юбку и села на мотоцикл. Руки привычно легли на руль, сразу стало спокойнее, захотелось выехать отсюда и понестись по городу. Но – нельзя. С папой строгий уговор – не уезжать без предупреждения. Я прекрасно знала, что, куда бы я ни двинула, за мной постоянно следует серая «девятка» с тонированными стеклами – Башка и Гамаюн, люди, отвечающие за меня головой. Папе проще отпустить меня вот так, с охраной, чем не отпустить совсем и терпеть капризы и громкую рок-музыку из мощных динамиков стереосистемы. Я не нарушала уговора – если честно, то боялась, что однажды папа просто отберет ключи, как обещал. А как я могла бросить свою компанию, остаться без ощущения ветра свободы на лице, без скорости и блестящей ночной дороги? Ни за что! Проще соблюдать несложные правила, и всем будет хорошо: папе спокойно, а мне комфортно.

Просидев на мотоцикле минут двадцать, я почувствовала, что колени под тонкими чулками совсем замерзли. Надо бы уже идти в дом – благо душевное равновесие восстановилось.

В прихожей я запнулась о потертую кожаную сумку, довольно вместительную и больше похожую на старинный саквояж, с которыми рисовали дореволюционных докторов. Странно, что я не заметила ее, когда уезжала – или ее не было? Сбросив пальто, я пошла к себе. Часы показывали половину восьмого, нужно поторопиться – время ужина, а папа настаивал на том, чтобы все, кто дома, садились за стол одновременно. Это давало ему ощущение большой семьи. Как острил порой Семка, когда был уверен, что его слова достигают только моих ушей, – «дон Корлеоне». Но, кем бы там ни мнил себя наш отец, правило совместных ужинов мы соблюдали четко. Правда, братья уже давно жили отдельно, но если собирались нагрянуть в гости, то делали это непременно к ужину. Сегодняшний день не стал исключением, разве что в одном – за столом вместе с папой, Семеном и приехавшими в гости Славкой и его женой Юлькой я обнаружила и Акелу. Он был уже без куртки, в черной футболке с оскаленной мордой волка. На правой руке я заметила точно такую же картинку, как на бардачке в машине, – тот же волк. «Маньяк какой-то», – подумала я и вдруг четко связала его кличку с этим странным пристрастием к волчьим оскалам. Акела – вождь стаи из «Маугли» Киплинга! Кошмар… точно – маньяк.

Я привычно села на свое место, взяла салфетку и кинула осторожный взгляд в сторону жены брата. Так и есть – Юлька опять пьяна, но не настолько, чтобы упасть лицом в салат. Хотя… лиха беда начало, сейчас примет еще сто – сто пятьдесят – и готово дело. Юлька пьет все то время, что Слава на ней женат. Подозреваю, у них как раз по этой причине нет детей. Может, и к лучшему.

Акела невозмутимо разделывался с куском мяса и односложно отвечал на Юлькины пьяные подколки. Слава хмурился, лицо отца пошло пятнами – вот-вот разразится скандал. И только Семен не обращал внимания на происходящее.

– Ты где была-то? – спросил он, подкладывая мне в тарелку салат.

– У репетитора.

– Ну и?

Я пожала плечами. А что нужно говорить? Что я все занятие думала об этом вот чуваке, что сидит сейчас наискосок от меня и не обращает никакого внимания?

– Я не понял – как репетитор-то? – не отставал Семен, и мне пришлось соврать:

– Объясняет понятно, думаю, споемся.