Шеннон Дрейк - Таинственный свет луны Страница 16

— Ну что вы заладили — дьявол, дьявол?.. — иронически осведомился он. — Я царь. Ваш и всех существ вроде вас, которые предпочитают темноту дневному свету.

Магдалена покачала головой:

— Никакой вы не царь. Вы призрак из кошмарного сна. И потом — что значит «существа вроде вас»? Прежде всего я человек!

Люсьен снова расхохотался — да так громко, что от раскатов его смеха содрогнулись стены мрачной, полутемной комнаты. Почувствовав безмерную силу этого человека, она задрожала от ужаса.

— Конечно, вы отрицаете свою принадлежность к силам тьмы. Ведь вы смиренны и невинны — не так ли? Но что я говорю! Совсем забыл, что вы не так уж невинны. Был один глупец, в которого вы влюбились. Бедняга Ален! Он верил в старинную легенду, утверждавшую, что любовь поможет грешнику спасти свою душу! Увы! Ваш папаша убил его. И тоже во имя любви. Так что Алену не удалось довести эксперимент до конца, — продолжал Люсьен, и Магдалена чувствовала, что он безмерно доволен собой. — Но оставим эту щекотливую тему. Главное, что вы теперь с нами и одна из нас. Вы моя новая подданная.

— Я считаю нашу встречу и этот разговор ночным кошмаром, который закончится, как только я проснусь.

— Э нет, моя милая, — произнес Люсьен с жесткой улыбкой. — Это не ночной кошмар — это новая действительность, в которой вам отныне предстоит существовать. Вы будете подчиняться мне и учиться у меня, потому что я ваш повелитель. Более того, скоро вам придется обращаться ко мне за советом и помощью. Потому что я, как это ни покажется вам сейчас странным, повелитель справедливый.

— Отпустите меня! — крикнула Магдалена и снова попыталась высвободиться.

— Нет у вас сейчас силы, так что не вырывайтесь — не поможет! Силу вы обретете со временем, в процессе новой жизни. Поскольку души у вас сейчас как бы нет, уповайте на разум, ибо мы апеллируем к разуму. И все время учитесь. Так как вы мне приглянулись, я сам буду обучать вас. Прежде всего положитесь на меня и не верьте досужей болтовне глупцов. К примеру, считается, что дневной свет убивает, но это не так, хотя, конечно, день не наше время суток. Пища и напитки по-прежнему будут иметь для вас вкус, но не будут насыщать. Вас могут поранить, и сильно, но вы выздоровеете, даже если процесс выздоровления затянется на годы. Вас могут убить, но лишь в том случае, если вам отрубят голову или пронзят насквозь сердце.

— Вы говорите странные и страшные вещи. Я не желаю вас слушать!

— Вам придется слушать меня, поскольку в противном случае вы не выживете. Я приказываю — вы подчиняетесь. Мое слово — закон. Таковы правила.

— Ничего не понимаю. Когда я проснусь…

— Можете и не проснуться, если не будете меня слушаться. Помните, самое главное — питание. При приеме пищи необходимо проявлять особую осторожность.

— Я по-прежнему ничего не понимаю.

— Не валяйте дурака. Все вы отлично понимаете. Так вот, существам вроде нас в основном достаточно для пропитания убивать одного человека в ночь полнолуния. Если хотите жить, спокойно — так, чтобы за вами не гонялась целая толпа охотников с кольями, выбирайте, по возможности, жертву из тех, кто живет вне общества. Для этой цели лучше всего подходят бродяги, бездомные, преступники и проститутки… Только не пяльте на меня глаза! Такова действительность. Конечно, попадаются среди нас и моралисты — они по принципиальным соображениям выбирают себе жертвы в тюрьмах. Да-да, не удивляйтесь — у нас тоже есть понятие о морали. Если муки голода становятся нестерпимыми, но нравственное чувство не позволяет вам убить безвинного, стоит обратить внимание на приговоренных к казни — им все равно умирать. Хороши также в этом смысле и убийцы, которые годами гниют в камерах, но это дело вкуса.

Теперь о методе. Метод — это все. Главное — уметь распорядиться содержимым и ничего в сосуде не оставлять. Жертву необходимо обезглавить, в крайнем случае перерезать ей на шее артерии. Не забывайте, что если жертва выживет, вы предстанете перед нашим судом. Да-да, существует закон против тех, кто оставил жертву в живых. А расправа у нас короткая. Поэтому проявите в этом вопросе особую щепетильность. И еще: вы имеете право создавать себе подобных, но не более двух в течение столетия.

— Создавать себе подобных? Двух в течение столетия? Но это же какое-то безумие! Я сию минуту ухожу отсюда!

— Никуда вы не уйдете!

— Я уйду, а вы будете гореть в аду!

— Нет, вы не уйдете!

Вдруг Магдалена почувствовала, как ее снова подхватило вихрем. Она поднялась в воздух, но на этот раз лишь на долю секунды, и опустилась на черные атласные простыни огромной постели Люсьена. В следующее мгновение хозяин мрачной комнаты оказался над ней. Он уже снял одежду, и его тело было гладким, как шелк, и горячим, как расплавленный металл. Люсьен прожигал ее взглядом, в котором отражалась железная воля и, словно жидкий огонь, плескалось желание.

Магдалена кричала, вырывалась и царапалась, но ее сопротивление мгновенно было подавлено. Люсьен смеялся и, легко избегая кулаков и ногтей Магдалены, срывал с нее одежду. В сущности, ему и не пришлось ничего делать: он отдавал глазами ей приказание, а она вопреки желанию подчинялась. Не прошло и минуты, как Магдалена, нагая, лежала на постели раздвинув ноги и была готова принять его в себя.

Хотя тело ее подчинялось Люсьену, сознание продолжало бороться. Магдаленой овладела такая ярость, что в эту минуту она была готова даже на убийство, лишь бы освободиться.

Но потом Люсьен вошел в нее, и Магдалену охватила страсть. Она впервые по-настоящему осознала, что у Люсьена достаточно внутренней силы, чтобы подчинить себе не только ее тело, но мысли и чувства.

Он заставил Магдалену желать близости с ним.

Когда все закончилось, Люсьен лежал рядом с ней, гладил ее волосы и говорил:

— Ты просто чудо. Мне очень жаль твоего возлюбленного, который создал тебя, а потом отошел в вечность, не успев насладиться тобой. Бедный Ален! Он так верил в то, что любовь избавит его от царства тьмы. Удивительно: Ален верил в любовь, в жизнь, в свет, обожал поэзию и созданные народной фантазией легенды. Подумать только, он вообразил, будто затаившийся в нем зверь под воздействием подлинного чувства способен переродиться. Да я и сам благодаря твоему обаянию чувствую, что могу полюбить тебя и переродиться. Может, мне рискнуть — научиться у тебя любви и полюбить самому?

— Я никогда не полюблю тебя!

— Тогда, значит, хорошо, что я в прежней жизни не испытал этого чувства. Властью над тобой я обладаю — и этого с меня довольно. К тому же я существо непостоянное и часто меняю любовниц. Но если мне придет в голову блажь увидеть тебя снова, я позову тебя — и ты придешь.