Владимир Типатов - Пешка в чужой игре Страница 16

  - Здесь всё о нём написано, - сказал сопровождающий, протянув капитану папку с бумагами. – Распишитесь в получении.

  - Взяточник, - заглянув в сопроводительные документы, презрительно усмехнулся капитан. Из всех, кого привозили в СИЗО, он больше всего презирал взяточников. – А я ещё подумал, откуда у тебя, в наш век дефицита, такие шмутки? Куртка из натуральной кожи, кроссовки и костюмчик фирмы «Адидас»...

  - Кто носит фирму «Адидас», тому любая баба даст. Слетай за границу и у тебя такие вещи будут.

  - Так ты ещё и по заграницам ходок? – начал наливаться злобой капитан, для которого поездка за границу, была несбыточной мечтой.

  - Неоднократно, - усмехнулся Виктор, с интересом наблюдя за тем, как выходит из себя капитан. – Надеюсь, что ещё побываю.

  - Может и побываешь, только после того, как отсидишь восемь лет, которые тебе отвесили, – засмеялся капитан. - А вообще, вряд ли тебя пустят за границу после отсидки. Сейчас тебя определят в гостиничный номер нашего отеля, и у тебя появится отличная возможность сравнить и оценить комфортабельность наших номеров, с номерами заграничных гостиниц.

  - Хорошо, я посмотрю, - равнодушно пожал плечами Виктор, для которого вопрос загранпоездок был совершенно не важен, тем более, что за границей он никогда не был, если не считать Афганистан...

 ...Виктор, в сопровождении пожилого прапорщика, молча шёл по длинному, выкрашенному в тёмнозелёный цвет, коридору.

  - Стой! Лицом к стене! – приказал прапорщик и забренчал связкой ключей. Через мгновение тяжёлая, оббитая железом дверь, отворилась.

  - Заходи, - сказал надзиратель и чуть подтолкнул Виктора вперёд.

  - Руки не распускай, - тихо, но внятно сказал Виктор и глаза его при этом недобро сверкнули.

  - Молчать, - повысил голос надзиратель. – В карцер захотел?

 Виктор хотел было ответить надзирателю, но за ним уже захлопнули дверь.

 В нос ударил резкий специфический запах, которым стойко пропитались не только постельные принадлежности, одежда, но и стены камеры: запах пота, хлорки, несвежего белья, испражнений. Осмотревшись вокруг, Виктор увидел двухярусные, похожие на солдатские, койки. Только вместо сеток, лежаки были сварены из стальных полос. В центре стол и две скамьи, в углу что-то похожее на шкаф с ячейками, где хранились пайки хлеба и другие продукты арестантов. В противоположном углу, отгороженном метровым каменным барьером, расположились унитаз и умывальник. За столом четверо играли в домино, ещё несколько человек просто сидели и молча наблюдали за игрой и ждали своей очереди взять в руки костяшки. Остальные сидели или лежали на койках. Как входить в камеру и как прописываться, Виктор уже знал. Полгода, проведённые на Лубянке кое-чему его научил. Один из сидельцев, рябой, огромный, как трёхстворчатый шкаф, парень, вышел на середину камеры и стал пристальным, тяжёлым взглядом разглядывать новичка.

 "Такого, если придётся, надо кувалдой «гасить»", - подумал Виктор и улыбнулся своим мыслям. Он тоже был не мелкого калибра, но рябой смотрелся гораздо мощнее и, случись драка, большинство сделали бы ставки на рябого.

  - Чего лыбишься? – начал «гнать жуть» на новичка рябой. - Откуда ты такой красивый и богатый к нам залетел? Какой масти?

  - Москвич. Зовут Виктором.

  - А ты случайно не "петух"? Вон у тебя какое разноцветное оперенье: «куртяк» кожаный, костюмчик синий, «говнодавы» белые.

  - Если я петух, то должен таких курочек, как ты, топтать, - холодно усмехнулся Виктор и, для наглядности, показал характерный жест. Взгляд его, при этом, стал злым и колючим. Он уже понял, что рябой в этой камере не главный, а обыкновенный «баклан», решивший проверить новичка на прочность.

 Кто-то громко засмеялся, но через секунду, словно поперхнувшись, замолчал, и в камере воцарилась тишина. Всем стало ясно, что сейчас будет драка.

  - Что ты сказал, падла? – злобно прошипел рябой и медленно двинулся на Виктора. – Я сейчас выбью твой голубой глаз, а потом в карий засажу.

  - Ты своё очко побереги, - сказал Виктор и сжал пальцы в кулак.

 Побелев от злости, не видя ничего перед собой, рябой кинулся в драку. Виктор  презрительно усмехнулся. Он-то, как раз, видел всё: и широкий замах, и неправильную постановку ног, и открытый для удара живот, и оскаленный, с гнилыми зубами, рот...

 Нырнув под левую руку рябого, Виктор коротко, как выстрелил, ударил. «Коронный» его левый апперкот, отточенный годами тренировок до автоматизма, нашёл на животе рябого ту точку, которую в боксе называют солнечное сплетение. И тут же, вложив всю ярость в удар, мощнейшим правым хуком в челюсть послал противника в глубокий нокаут. В камере наступила гнетущая тишина.

  - Кто смотрит за хатой? – спросил Виктор, поняв, что продолжения драки не будет.

 Все, как по команде, молча повернули головы и обратили свои взоры на сидящего за столом, в одной майке, с книгой в руках, мужчину лет тридцати пяти, который, казалось, был так увлечён чтением, что ничего и никого не замечал вокруг. А Виктор заметил, что мужчина этот атлетически сложен и его руки, грудь и плечи были покрыты татуировками. Подбежавший к столу, молодой парнишка, что-то торопливо говорил мужчине. Выслушав парнишку, тот чуть кивнул головой и, как ни в чём не бывало, опять уткнулся в книгу.

  - Корявого поднимите и положите на шконку, - сказал, наконец, оторвавшись от чтения "смотрящий". – Пусть оклемается.

 Четверо тут же бросились поднимать с пола всё ещё лежавшего в отключке рябого.

  - А ты, боец, иди сюда, поговорим, - посмотрев на Виктора, сказал "смотрящий". - Присаживайся. Первая ходка?

  - Первая. И, надеюсь, последняя.

  - Зарекалась свинья говно не жрать, - усмехнулся мужчина. – А у меня это шестая.

  - Каждому своё, - равнодушно пожал плечами Виктор.

  - Сколько уже на киче паришься?

  - Восемь месяцев.

  - Кликуха моя – Валет, - секунду помолчав, видимо оценивая смелость новичка, сказал мужчина. - Но в этой хате я король. Позволь узнать твоё погоняло.

  - Меня зовут Виктор. Фамилия - Ермаков.

  - Это хорошо, что ты можешь за себя постоять. Но учти, в тюрьме не каждому помогает его сила и ловкость. Видел я не раз, как шибко крутых, но нутром гнилых «опускали». В хате народу много, кодлой наваливались и вырубали. А уж потом делали с ними всё, что хотели.

  - Ты меня хочешь запугать? – спросил Виктор и пристально посмотрел на своего собеседника.

  - Зачем мне тебя пугать? – усмехнулся Валет. – Я не пугало. Хочу, чтобы ты по молодости глупостей не натворил или как у нас говорят - не «напорол косяков». Пока ты здесь, тебе придётся соблюдать наши законы, иначе можешь стать изгоем. А законы наши такие - за "метлой" следи, на разборках не при буром, а решай вопросы с понятием, опущенных и обиженных, не касайся. Коснёшься – «зашкваришься» и тогда, сам опущенным станешь. Я смотрю, ты, вроде, пацан правильный, хоть и ершистый. Мне такие пацаны нравятся. Если будешь вести себя, как положено, то на зоне будешь жить красиво, там жёсткий кулак уважают. И, ещё одно запомни, никогда не беспредельничай. За беспредел могут спросить также строго, как и за косяк. Ты где махаться так научился?