Наталья Андреева - Любовь.ru Страница 17

—  Один из них был в машине, врезавшейся в наши «Жигули». Это точно.

—  Что ж, не убийца, так ценный свидетель. Уже кое-что.

—  И хорошо бы еще выяснить, нет ли у кого-нибудь из них машины «Жигули» бежевого цве­та, восьмерки. С тонированными стеклами.

—  Хорошо. А как вы себя чувствуете, Любовь Александровна? — после паузы спросил он.

—  Спать собираюсь, — сердито ответила Люба.

—  Ну, спокойной ночи.

—  Спокойной ночи.

Она подержала в руке трубку, прислушива­ясь, не раздадутся ли в ней короткие гудки. Нет, тишина.

—  Стае, ты почему трубку не вешаешь?

—  Ты первая.

—  Что-что? Я не ослышалась? А как же кле­щи в моих руках?

—  У меня здоровые зубы.

—  Повесь трубку, Стае. Это детство, в самом деле.

—  А чего ты тогда ждешь?

Она разозлилась, швырнула трубку на рычаг и надолго замерла перед молчащим телефоном. Сон куда-то пропал. Почему люди внезапно глупеют? Плотно сжатый кулачок с зернышка­ми для счастья даже вспотел от напряжения. Снова приманивать, ждать: прилетит, не при­летит? А потом снова будет больно. Нет уж. Она не сделает ни шага навстречу, ни полшага. Даже если ей очень нужна будет его помощь, попробует справиться сама.

Глава 4

История Пациента

1

На следующий день Люська-Апельсинчик влетела к Любе в квартиру около семи часов ве­чера вся запыхавшаяся, с пламенеющими щека­ми. Не говоря ни слова, метнулась на кухню, и тут только Люба сообразила, что у подруги в руках снова большая клетчатая сумка. В сумке, плав­но приземлившейся точнехонько в центр стола, звякнуло стекло и наехавшие друг на друга эма­лированные кастрюльки.

—  Апельсинчик, что это?

—  Выпивка. И закуска.

Люська торжествующе вытянула из сумки бутылку сухого красного вина:

—  Не мартини, конечно, но сойдет.

—  По-моему, это я тебе должна!

—  Да? А по-моему, я тебе. Это мужчина моей мечты. Чес слово. — Люська даже перекрести­лась с чувством и достала из сумки красную в белый горошек кастрюльку. — Мясо по-фран­цузски.  С  луком,  сыром  и майонезом. Только разогреть.

—  Ты с ним познакомилась?!

—  А зачем, по-твоему, я встала в семь часов утра.

— Но почему так рано? В семь?

— А это? Это? Это? — Люська выразительно тронула рукой тщательно уложенные апельсино­вые кудряшки и толстый слой тонального крема на пухленьких щеках с веселыми ямочками, пальцем мазнула по голубому веку.

Люба улыбнулась:

—  Все понятно:  боевая походная раскрас­ка. Ну и как прошла завоевательная кампания? Успешно?

—  Мы где-то на подступах к последним обо­ронительным рубежам! — торжественно сказала Люська и тут же деловито спросила: — А где штопор?

—  В ящике стола. Да ты расскажи, как было? Он охотно пошел с тобой на контакт?

—  Ха! Короче, вычислила я, в каком подъезде находится его квартира, села на лавочке с жур­налом и делаю вид, что читаю. Умнее ничего при­думать не смогла. И вдруг. Выходит. Из подъезда. Молодой. Высокий. Красивый. Блондин. — И по­сле глубокого томного вздоха: — Я сразу поняла, что это он. Мужчина моей мечты.

—  А он точно Сергей Иванов? Может, в этом подъезде проживает еще какой-нибудь интерес­ный блондин?

—  Точно. Иванов. Мы по этому поводу малость посмеялись. Я ж тоже до первого замужества бы­ла Ивановой. Потом Барашкиной была, потом уж Самсоновой. А потом надоело фамилию без кон­ца менять. Но это мы потом выяснили. Короче, он выходит, косится на мои свежезавитые куд­ряшки, а я понимаю, что надо действовать. Но, знаешь, язык к небу присох. Ни «бэ», ни «мэ», ни  «ку-ка-ре-ку», как говорится. Представляешь? И тут я соображаю, что он сейчас просто пройдет мимо, вскакиваю.со скамейки и нечаянно роняю свой журнал. «Плейбой», между прочим.

—  А почему «Плейбой»?

—  А что мне спросить, чтобы завязать зна­комство, как ему понравился первый том Боль­шой советской  энциклопедии,  что ли?  Так я его из дома до той лавочки не донесу. Тяжелый слишком.

—  Люська, Люська!

—  ...И тут он нагибается, хватает мой жур­нальчик и говорит: «Девушка, я не помешаю вам, если присяду рядышком, и мы вместе посмотрим эти «Веселые картинки»? И тут я второй раз убеждаюсь, что это мужчина моей мечты.

—  А в третий?

—  В третий, когда он сказал, где работает, и предложил подвезти меня до дома на своей ма­шине. А это, между прочим, третий «Гольф».

—  А ты, оказывается, меркантильная жен­щина, Апельсинчик.

—  Какая-какая?

—  Расчетливая.

— Знаешь, после всех моих козлов... Тьфу ты! Прости, Господи! — Люська испуганно за­жала ладошкой рот. — Нельзя ругаться, а то счастье спугнешь. Пусть Боженька на меня не сердится и сделает так, чтобы Сережа завтра позвонил.

—  Уже Сережа? А с чего вдруг он предложил тебя до дома довезти?

—  А он, поднявши журнал и приземлившись рядом на лавочку, поинтересовался совершенно резонно, чего это я на ней делаю воскресным ран­ним утром.             

—  И   ТЫ?

— Ляпнула первое, что пришло в голову. Что меня, мол, бросил возлюбленный, и я всю ночь ходила по городу и страдала, пока не присела с горя на эту лавочку,

—  С безупречным макияжем, свежей прической и журналом «Плейбой». И он поверил?

—  Не знаю. Но попытался меня утешить. На­чал говорить разные приятные слова.

—  И ты в четвертый раз поняла, что это муж­чина твоей мечты.

—  Ага, — охотно согласилась Люська.

—  Апельсинчик...

—  Ну?

—  Я не хочу тебя разочаровывать, но...

—  Ой, только ничего мне не говори! Пусть он мерзавец, негодяй, пусть у него жена-красавица и семеро по лавкам, но с ним так весело!

«А если он все-таки Ромео?» — похолодела Люба. И спросила.

—  Ничего в нем не показалось тебе стран­ным?

—  Ну, так далеко мы еще не зашли.

— Люсенька, будь, пожалуйста, серьезной. Он рассказывал тебе, где живет, с кем живет, где работает?

—  С мамой, папой и с братом. Мы почти ровес­ники. Работает в какой-то фирме, занимающейся этим твоим Интернетом.

— Где?!

—  Ой, я не уточняла, как именно она назы­вается. Вернее, забыла. Ну напрочь вылетело из головы! Рядом с таким парнем! Ха! Знаю только, что они торгуют этими карточками, которые я у тебя на столе как-то видела, и там много-мно­го компьютеров. Он очень умный, — добавила Люська с гордостью.

—  Может, подождешь с ним встречаться?

—  Ты счастья в личной жизни меня лишить хочешь?!

—  Я за тебя боюсь. У тебя Петька.

—  Спасибо, подруга. Особенно за Петьку. Мой двенадцатилетний  оболтус,  между  прочим,  в летний лагерь скоро собирается. И если Сережа мне позвонит, я его к себе домой приглашу. Обя­зательно.