Нора Робертс - Голос из прошлого Страница 17

Ребенок стал жертвой. Женщина жертвой не будет. Тори поднялась на колени, зажгла фонарик и едва не вскрикнула, когда блеснул яркий луч. И направила его на окно как оружие. Но там ничего не было, кроме ночных теней и луны.

Сделав усилие, она встала во весь рост, потом бросилась к двери и осветила себя. Теперь те, кто снаружи, могли ее видеть. И пусть видят. Пусть видят, что она не корчится от страха в темноте. Луч света сиял над ней, пока она, заглянув в ванную, поспешила на кухню и схватила нож из ящика, который успела распаковать. Пусть видят и знают, что она не беззащитна.

Тори заперла двери – привычка, приобретенная в городе, однако ей было известно, насколько такие предосторожности бесполезны здесь. Достаточно одного хорошего удара ногой, и все замки вылетят. Она отступила со света в темную комнату. Опершись спиной о стену, приказала себе дышать ровно, и наконец дыхание стало спокойным и размеренным. Впервые за четыре года она ощущала в себе дар, за который ее проклинали в детстве. Через окно вырвались лучи света, он залил всю комнату. Мысли вихрем заклубились в голове при звуке мчащегося к дому автомобиля. Требовательно взвизгнули по гравию тормоза. Дыхание ее снова участилось, но она заставила себя подойти к двери. Зажав в руке нож, Тори повернула ключ в двери. Фары погасли. Водитель хлопнул дверцей, выходя из машины.

– Что надо? – крикнула Тори и снова зажгла фонарик, вцепившись в засов. – Что вы здесь делаете?

– Навещаю давнюю подружку. У Тори подогнулись колени. Кожа покрылась липким потом.

– Хоуп, – и нож выскользнул у нее из пальцев и со звоном упал на пол. – Господи!

Опять сон. Только другой эпизод. А может быть, она сошла с ума? Может быть, она всегда была сумасшедшая?

Женщина поднялась на крыльцо. Лунный свет заблестел на волосах, отразился в глазах. Она толкнула входную дверь.

– Вид у тебя такой, словно ты узрела привидение. Она наклонилась, подняла нож и провела изящным пальчиком по лезвию.

– Но я из плоти и крови. – И женщина подняла вверх палец, на котором блеснула капелька крови. – Я Фэйф, – сказала она и вошла в комнату. – Я проезжала мимо и увидела у тебя в окнах свет.

– Фэйф? – Бурная радость затопила Тори, и она повторила:

– Фэйф!

– Правильно. Есть у тебя что-нибудь промочить горло? – И Фэйф направилась в кухню.

«Словно она здесь хозяйка», – подумала Тори, но затем вспомнила, что дом действительно принадлежит Лэвеллам. Она провела рукой по лицу, по волосам и, взяв себя в руки, последовала в кухню за Фэйф.

– У меня есть чай со льдом.

– Я имела в виду что-нибудь покрепче.

– Нет, извини. Я еще не готова встречать гостей.

– Вижу. – Фэйф заинтересованно оглядела кухню и положила нож на стойку. – Очень уж по-спартански. Чересчур даже для тебя.

«Вот так бы сейчас выглядела Хоуп, – неотступно думала Тори. – Именно так». Те же синие глаза. Та же чистая белая кожа и шелковистые волосы цвета спелой пшеницы. Тоненькая и красивая. И живая.

– Мне немного нужно.

– Мы всегда этим отличались друг от друга. Тебе нужно было мало, мне – все.

– Ну, меня слишком долго здесь не было, чтобы помнить об этом.

– Да, достаточно долго, чтобы встретить гостя с ножом в руке.

– Я не привыкла встречать гостей в три часа ночи.

– У меня была поздняя свиданка. Я сейчас в безмужнем состоянии. А ты ведь никогда не была замужем?

– Нет.

– Я точно помню, что кто-то говорил о твоей помолвке, – наморщила лоб Фэйф. – Наверное, ничего из этого не вышло.

– Нет, не вышло. Но твои два брака – кажется, два, – из них тоже ничего не вышло.

Фэйф улыбнулась, и на этот раз искренне. Она предпочитала бой на равных.

– А ты стала зубастая.

– Я не собираюсь безропотно сносить твои укусы, Фэйф. И незачем со мной так разговаривать. Ведь я тоже ее потеряла.

– Но она была моя сестра. Ты, кажется, никогда об этом не помнила.

– Она была твоей сестрой. И моим единственным другом.

Что-то дрогнуло в груди Фэйф, но она быстро справилась с собой.

– Ну друзей можно завести новых.

– Ты права. Мне нечем тебе ответить, я не могу ничего изменить, чтобы Хоуп снова была с нами. Ничего не могу ни сказать, ни сделать.

– Тогда зачем ты вернулась?

– Мне не позволили с ней проститься.

– Ну теперь для этого слишком уже поздно, – усмехнулась Фэйф. – Однако ты веришь в новые начинания и второй шанс, Тори?

– Да, верю.

– А я нет. И скажу почему.

Фэйф вынула сигарету из сумочки и зажгла ее. Затянувшись, помахала сигаретой в воздухе.

– Никто не желает начинать все сызнова. И те, кто говорит, что желает этого, или врут, или находятся под влиянием иллюзии, но по большей части это лжецы. Люди просто хотят начать снова с того места, где они оступились, но пойти другим путем, не обременяя себя багажом прошлого. Те, которым это удается, счастливчики, потому что они способны отбросить прочь такую неудобную ношу, как чувство вины или роковые последствия.

Фэйф снова затянулась и окинула Тори изучающим взглядом.

– Ты не выглядишь очень счастливой.

– Знаешь, а ты тоже. И это неудивительно. Фэйф раскрыла рот, чтобы ответить колкостью, но передумала и улыбнулась.

– О, я путешествую налегке и путешествую часто. Можешь спросить кого угодно.

– Но, сдается, мы приземлились в одной и той же точке. Почему бы нам этим не воспользоваться?

– Если ты вспомнишь, кто попал сюда раньше, у нас проблем не возникнет.

– Ты не даешь мне забыть об этом. Однако сейчас этот дом – мой и я устала.

– Значит, увидимся в другом месте. – И Фэйф направилась к выходу, оставляя после себя шлейф табачного дыма. – Крепкого сна, Тори. Да, если он в одиночку навевает на тебя неприятные видения, я бы заменила этот нож огнестрельным оружием.

Она остановилась, открыла сумочку и вынула изящный револьвер с перламутровой рукояткой.

– Женщине никогда не помешают меры предосторожности, правда?

И с легким смехом она снова уронила револьвер в сумочку, защелкнула ее и вышла. Дверь за ней захлопнулась.

Тори заставила себя остановиться на пороге и так и стояла, хотя свет фар ослепил ее. Она не двинулась с места до тех пор, пока автомобиль не выехал со двора и помчался по дороге.

Тори заперла дверь, потом вернулась на кухню за фонариком и ножом. Ей очень хотелось тоже сесть в машину, ринуться в город и постучать в дверь дядиного дома, но если она не сможет переночевать здесь в эту первую ночь, то что говорить о последующих.

Она легла спиной к стене и не сводила глаз с окна, пока темнота не посерела и не проснулись первые утренние птицы.

А он чувствовал страх. Когда он тихо-тихо подкрался к окну, страх, что случалось нечасто, сжал все его внутренности.