Людмила Толмачева - Снежное сердце Страница 18

– Да? Как я рада, вы даже не представляете! Значит, вы простили меня?

– Ну перестаньте же извиняться! Вы приоткрыли, в сущности, голую истину. Мы не любим признавать свои пороки, зато копаться в чужих – сколько угодно.

– Философствовать о пороках легко, когда на душе нет свежих ран. А у вас, наверное, сейчас другая ситуация?

– У меня? Да, ситуация просто «зашибись».

– Вы сегодня не на машине? Давайте я провожу вас, и мы поговорим. Вы не против?

– Что ж. Давайте поговорим.

– Предательство, Дана Михайловна, я на собственной шкуре испытала. По прошествии лет раны затянулись, но рубцы нет-нет да напомнят о тех днях.

– Вы о своем муже?

– О ком же еще? Предательство подруги мне тоже знакомо, но мужнино ни с чем не сравнить. Оно самое болезненное. Главное, о нем не каждому поведаешь. Слишком горько и стыдно. Вот смех! Только что уверяла в обратном, дескать, раны затянулись. Ни фига подобного! Как сейчас перед глазами стоят! Он со своей Маринкой, любовницей молодой…

Нахлынувшие воспоминания преобразили Марию Сергеевну. Она вся подобралась, глаза прищурила, губы поджала. Через минуту продолжила низким голосом:

– Мы с подругой в кино пришли, сели на свои места, и вдруг Евгений с этой девицей нарисовались. Как ни в чем ни бывало идут по проходу, улыбаются, потом места заняли, впереди нас. Он ее обнял за плечи, что-то нашептывает. Господи, как я выдержала этот кошмар? Сама не помню.

Женщины надолго замолчали. Дана непроизвольно взяла коллегу под руку – так и шли какое-то время, подруги по несчастью, единомышленницы.

– А что потом? – не выдержала Дана, которую эта история задела за живое.

– Потом? Много чего было. Боролась я за свои права. Ох, как боролась! Даже до анонимок опустилась. А какие я истерики закатывала! С криками. С площадной бранью. Да-да, не удивляйтесь. Я ж говорю – себя не помнила.

– И что? Победили?

– А то! – грустно рассмеялась Мария Сергеевна. – Как говорится, наше дело правое. Зажили с ним по-старому, успокоился он, порвал с Маринкой. Да только кому от этого хорошо стало? Ревность меня потихоньку грызла, отравляла жизнь. И что самое противное, ревность-то без любви уже была, сама по себе. Оказалось, и не нужен он мне такой. Да и я не в лучшем свете себя показала. Скандалистка – за что такую любить? Перегорело у нас все. Так и прожили остаток лет до самой его смерти – вяло и бесцветно. Каждый день вместо «Доброго утра!» с упреков начинали: «Чего в такую рань встала, спать не даешь?» или «Закрой окно, всю квартиру выстудил». Ну и все в таком духе.

– А теперь не жалеете?

– Жалею, – вздохнула рассказчица, – да уж ничего не вернешь. Хоть зажалейся. Разбить вазу легко, а склеить невозможно, да и кому она, склеенная-то, нужна?

Женщины тепло попрощались и разошлись в разные стороны, унося в душе смешанное чувство благодарности и легкого разочарования. Ведь самое главное, сокровенное, не имеющее точного смысла и определения всегда остается невысказанной тайной души.

«Ах, Олег, до чего ты меня довел?» – с горечью размышляла Дана, проходя через сквер, заросший кустами сирени.

Скользя невидящим взором по густым пепельно-изумрудным кронам, она мысленно обвиняла Олега в своем «падении». Ведь это он бросил ее в чужие объятья, он заставил ее следить и вынюхивать, выкладывать посторонним людям семейные тайны.

Вместе с тем она мучалась еще одним ощущением, подспудно живущим в ней. Тоненьким, но болезненным нервом что-то дергалось и ныло в груди, неотступно, каждую секунду ее теперешней жизни.

Эта боль имела свое название. Но даже в мыслях Дана не решалась признаться себе, что больна Олегом, что любит его, как никогда и никого не любила.

Неужели надо обязательно потерять любимого, отдать в чужие руки, чтобы понять, как он бесконечно дорог?

Возле подъезда ее окликнул женский голос, нежный, грудной, почти детский. Оглянувшись, Дана судорожно сглотнула. К ней приближалась Рынкина.

В кардигане леопардовой расцветки, с рыжей гривой густых ухоженных волос и яркими пухлыми губами, девушка выглядела потрясающе. Дану неприятно поразил цвет лица юной соперницы. С ним мог поспорить разве что распускающийся под лучами утреннего солнца розовый бутон.

– Вы ко мне? – официально спросила Дана, отчаянно борясь с охватившей все тело мелкой дрожью.

– Да. Я хотела… Нам надо поговорить…

Было заметно, что девушка волнуется и одновременно злится на себя. Очевидно, она заранее придумала эту сцену, но все пошло не по сценарию.

– Вы знаете, я не уверена, что нам надо о чем-то говорить, – сухо парировала Дана и, отвернувшись, попыталась открыть дверь подъезда.

– Подождите! – крикнула Рынкина.

В ее детском голосе Дане послышалась искренность. Она невольно повернулась, смерила Хризафору-разлучницу пристальным взглядом, холодно ответила:

– Хорошо, я выслушаю вас.

Озираясь и пожимая плечами, Рынкина запротестовала:

– Нет, только не здесь! В любую минуту нас могут застать… То есть, я хотела сказать… Короче, лучше без свидетелей. Вы понимаете?

– Хм, а свидетель, надо полагать, мой муж?

Вложив в эту фразу все высокомерие, на какое была способна, Дана хладнокровно наблюдала. Она как-то сразу успокоилась.

Перед ней стояло юношески свежее, отлично сложенное, сияющее сочными природными красками существо – по сути еще не сформировавшееся, не развитое, наивное, но с большими амбициями.

– И он… в том числе, – выдавила девица, покраснев до кончиков своих огненных волос.

– Ну и куда мы пойдем? В ресторан «Атлантида»?

– Нет, конечно! – поспешно возразила Рынкина и показала рукой на небольшую «Тойоту», припаркованную невдалеке. – Давайте, поговорим в моей машине!

– Подарок Олега Петровича? – наугад спросила Дана и по испуганным глазам Хризафоры поняла, что ответ излишен.

– Н-нет, что вы… – залепетала Рынкина.

– Вот что, – резко остановила ее Дана, – здесь за домом сквер, там все и расскажете.

Не дожидаясь отклика своей визави, она решительно направилась в сторону сквера. За спиной громко цокали шпильки рыжеголовой. Их назойливый металлический стук, как зловещий предвестник чего-то неотвратимого, больно отдавался в Даниной голове.

– Понимаете, – начала Рынкина, как только они расположились на свободной скамье, – я это сама придумала. Поговорить с вами. Олег… Олег Петрович не разрешил бы… Он бы не стал…

– Я понимаю, – сухо перебила Дана. – Продолжайте.

– Как тяжело с вами… Я представляла…

– Давайте, обойдемся без эмоций! Выкладывайте суть. Для чего вы пришли?

– Я? Поговорить. Но вы разве… Ой, я не думала, что так… Что вы…

– Вы не думали? – с едва заметной усмешкой переспросила Дана. – Не лукавьте, девушка! Еще как думали! И даже отрепетировали свою речь. Ведь так? Только жизнь, как известно, непредсказуема. Наверное, вы рассчитывали на другую реакцию?