Irene - Эфффект линзы Страница 18

— По-моему, ты хотела поговорить о личной жизни…

— Правильно! О вашей! Вы же о моей меня расспрашивали! Ну, так да или нет?

— Вика, это, мягко говоря, тебя не касается, — я заметил, как девчонки около класса вытянули шеи в нашу сторону и внимательно ждали ответа. Что ж, они все равно узнают по своим каналам, какая разница… — Но если уж тебя так интересует, то нет.

Ольшанская улыбнулась уголком губ.

— Хорошо, можно еще один вопрос?

Я приготовился к круговой обороне.

— А сколько вам лет?

И все?!

— Много, Вика, много, — наши взгляды вдруг пересеклись, и я заметил, как она вздрогнула, с интересом ожидая продолжения. — Двадцать четыре зимы уж минуло…

Ольшанская фыркнула и засмеялась.

— Это ж разве много! У меня почти все друзья такие!

Девчонки сделали вид, что абсолютно не обращают на нас внимания, и ушли в сторону столовой. Вика сдунула со лба непослушную крученую прядь и, отправляясь за ними следом, на прощание смерила меня ироничным взглядом. Я выдохнул с облегчением. Наконец-то шоу закончилось.

Маша ждала меня возле кабинета. Наверное, ее удивляло такое неожиданное внимание, но вслух ничего не говорила. Мы, как и на нескольких предыдущих консультациях, уселись за стол и занялись тестами — конечно, она догадывалась, что я делаю это не просто так, но не пыталась упираться. В ней что-то поменялось, я почувствовал, однако она не стала сильнее доверять мне — на любые «неудобные» вопросы девочка отвечала уклончиво, мгновенно заслоняясь от меня волной длинных прямых волос.

Что-то подсказывало мне, что разговорить Машу поможет готика, хотя сама она не носила корсетов и не красила глаза угольно-черным. Я вручил ей мрачную картинку и, пока раскладывал по папкам документы для проверки, попросил повесить ее на стену.

— Нравится?

Девочка покачала головой.

— Я не люблю картинки. Ими всего не выскажешь.

— Думаю, просто нужно уметь их «читать». А что ты тогда любишь?

Маша задумалась.

— Стихи.

— Пишешь?

Она опустила глаза в пол.

— Пыталась как-то. Но сейчас уже нет.

Я внимательно наблюдал за выражением ее лица — мой вопрос взволновал ее, однако тут же это волнение было погребено под маской безразличия.

— Наверное, твой любимый предмет — литература?

Маша еле заметно улыбнулась.

— Не-а. История.

— Почему? — искренне удивился я.

Она бросила на меня быстрый испуганный взгляд, будто колебалась, стоит ли продолжать разговор. Пролетело всего несколько секунд, прежде чем Маша снова заговорила, но я не ожидал таких перемен в ней: будто что-то сломалось внутри и наконец открылось то, что она хранила глубоко внутри.

— Потому что мне не интересно, что будет. В конце концов, это «будет» всегда одинаковое — я стою у окна в коридоре и некому даже смску отправить…

Я почувствовал волну облегчения — она заговорила.

— У тебя совсем нет друзей, да?

Девочка взглянула на меня, как на мучителя, но кивнула. Она медленно опустилась на кресло, вжавшись в него, будто хотела стать меньше.

— Они как-то… пропадают все время… То-о-олько мы начинаем общаться… и тут они пропадают… — ее огромные серые глаза заблестели слезами, но она упрямо держалась изо всех сил, чтобы не расплакаться при мне. — У меня вот была подруга… я ее, правда, не видела никогда, только в инете… Потом она сказала, что из нашего города… Мы хотели встретиться — она же рассказала мне один секрет… но так и не пришла. Я сидела, ждала… а она не пришла. Никто не хочет со мной общаться, все только ржут…

Я пересел на стул, стоящий рядом с ней. Маша закусила нижнюю губу, ее дыхание стало прерывистым и частым, а руки дрожали. Меня удивила ее выдержка: возможно, мои страхи в отношении нее были беспочвенными. Но потом я отбросил эту мысль. Ведь так еще опасней: если все время сдерживаться, стоит один раз потерять контроль — и можно натворить глупостей.

— В классе у тебя тоже не очень хорошие отношения, да?

Она кивнула, покосившись на двери, будто ожидала, что кто-то из ее недоброжелателей будет нас подслушивать.

— Я же им ничего не делала… Не смеялась, не обижала, не подставляла. Чего они не хотят со мной разговаривать?

— Знаешь, люди не всегда понимают друг друга. А особенно — в таком возрасте. Вот о чем, в основном, разговаривают твои одноклассники?

Маша равнодушно пожала плечами.

— Парни — о футболе, о боксе, но вообще… наверное, они больше не между собой говорят, а над кем-то смеются и прикалываются. Знаете про половую тряпку?

Я чуть заметно улыбнулся. Вся школа слышала, что 9-В подвесил на люстру тряпку, которая потом, прямо посреди урока, успешно свалилась на голову злобной математичке Анне Павловне.

— Ну вот, мне было не смешно. Все-таки, человек же…

— А девчонки?

— Жаль, что вы не бывали в женской раздевалке перед физрой. «А он такой пришел… а он такой говорит… а я протупила… А он потом смску прислал: «Я больше не буду, давай мириться»…» Ну, или что-нибудь… — она понизила голос до шепота, — про секс…

Да… Девочки взрослеют намного быстрее. И тому, кто не интересуется подобными темами, остается только делать вид, что его нет рядом.

— А о чем бы ты хотела говорить?

Она помрачнела еще больше.

— Вы скажете, что я странная.

— Не скажу, ты же знаешь.

Маша взглянула на меня исподлобья, таинственно прищурив глаза.

— Я люблю загадки. Неважно, какие. Люблю о душе, о смысле жизни разговаривать… Как это может быть не интересно? Вот что со мной будет, если я умру?

Я замер, тяжело сглотнув. Ужасно захотелось пить.

— Ничего. А самое страшное, что ты никогда не сможешь узнать, что было после того, как ты умерла. Никогда.

Она покачала головой с легкой улыбкой.

— Не-а, Кирилл Петрович. Вы ведь тоже ничего не знаете, как и я. Вот меня это интересует. Откуда мы, куда мы… И история, конечно. Особенно средневековье. Иногда кажется, что я усну и проснусь в прошлом — буду ходить в красивых платьях, читать и вышивать. И люди вокруг будут проще, но умнее.

Мне ужасно хотелось сочувственно погладить ее по голове — я очень редко видел таких удивительных и несчастных людей. Не она не подходила обществу, это оно не подходило ей. Но правила для всех одинаковы — то, что не понятно, вызывает осуждение. И Маша стала все больше и больше углубляться в прошлое, в другую эпоху, где думала найти спасение. Однако чем больше она возвращалась назад, тем сильнее ее настоящее отличалось от идеала.

— Маш, неужели ты хочешь пожертвовать жизнью ради такого эксперимента?

Она вздрогнула и прошептала: