Екатерина Сереброва - Нотариус Страница 18

Следовало хорошенько подумать над тем, что сказать супруге. Даже самому себе он не мог объяснить, что с ним творилось.

К ночи разошелся ливень, усугубив отвратное настроение Остапенко. Стены и стекла дачного домика не были крепки, и суровые капли дождя молотили нещадно, отзываясь головной болью. Бездействие, добровольное затворничество с врагом угнетали. Слушать о прошлых и нынешних убеждениях Коновалова больше не вызывало желания, идея покопаться в прошлом казалась довольно поспешной и глупой. Бизнесмен только сильнее все запутал и усугубил вину перед Давыдяном, ведь причин, по которым он был убит, Александр так и не узнал, лишь громкие, пустые тирады о расовых предрассудках, «всеобщем благе» и смерти ради идей. Чем таким провинился всегда тихий, вежливый, максимально деликатный и толерантный к любым точкам зрения Михаил Самсонович, кроме своего происхождения, до сих пор было неясно. Его гибель – нелепая случайность. Но участие в ней осторожного, гнушающегося действовать своими руками Коновалова, как раз исключало этот элемент.

Чем-то и крупно Давыдян насолил или лично Коновалову, или кому-то из их окружения. Остапенко не знал ни единой зацепки, хотя всегда считал, что очень хорошо был осведомлен о делах шефа. Саша провел с ним около года – он не мог пропустить настолько компрометирующих банду скинхедов или ее руководство действий Давыдяна!

Наверное, следовало вспомнить, кем были две другие крупные фигуры из числа жертв банды. Имена подзатерлись, да и слишком долго голова Саши была забита только загадочным убийством шефа. Но, если из общения с Коноваловым и было что-то полезное, так это то, что он смог уловить суть, связывающую картинку воедино. Александр сумел отвлечься от собственных переживаний вины и понять, что Давыдян – мелкая частица Большого плана Коновалова и Ко. Было важно выяснить, чем конкретно занимался Архипов, а чем – Коновалов, и кому из них в голову пришла мысль о устранении двух депутатов и журналистки. Саша уловил, что стоит потянуть за ниточку этого хитросплетенного клубка – и прояснится не только дело давно минувших дней, но и прольется свет на пятничное покушение в баре. Не столь важно, в кого стреляли и чего хотели добиться; куда весомее, что раненый человек, спящий за стенкой, был ко всему более чем причастным.

Так что, пожалуй, весьма кстати, что он идет на контакт и не имеет возможности в ближайшее время никуда исчезнуть. Во всяком случае, Александр нашел для него вопрос.

Бушующий ветер и ветка, упорно бьющая по стеклу, отвлекли его и угомонили пыл. Забравшись под одеяло, он подумал, что любую неприятную ситуацию можно обернуть для себя в пользу, если только захотеть.

Вот, кстати, спалось на даче не в пример лучше дома.

***

Позавтракав в гордом одиночестве, Саша сразу ринулся к Коновалову, без предисловий и зазрений совести. Он был воодушевлен и настроен, как никогда, по-боевому.

Вопреки ожиданиям, Семен Викторович уже проснулся и, более того, он не был в домашней одежде. В синем костюме, Коновалов с книгой в руках восседал на стуле в царственной позе, аки барин.

– Чудесно, что вы уже встали, Александр. К нам едет гость, – прохладно заметил тот. Не дав Александру опомниться, добавил: – Мой сын.

– Ваш сын? Сюда? – опешил Саша. Уж точно, для полноты комплекта его и не хватало.

– Он прознал каким-то образом, что я здесь. Выследил Колю, – вздохнул Коновалов смиренно. – Вот и сорвался с места, едет.

– Разве ваше местоположение не должно быть в тайне? – Александр имел в виду, прежде всего, конечно, себя и свою дачу.

– Он никому не выдаст, – заверил Коновалов. – Но мне придется оставить его здесь.

– А вам не пришел в голову более простой вариант – запретить ему приезжать? – зло съехидничал Саша.

– Ему невозможно запретить, – слегка нервно усмехнулся Семен Викторович. – Именно поэтому я запру его.

Саша не успел посетовать на отсутствие дополнительных комнат, как и не задал главного вопроса, когда в прихожую пожаловал Николай. Он собирался отрапортовать Коновалову, но не вставил и слова, как мимо него проскользнул тощий юноша с нереально наглой ухмылкой на поллица. В легком жакете, джинсовых шортах и изысканных летних туфлях темноволосый, с модным зачесом набок, вздернутым носом и тонкими губами, сложенными в презрительную полоску, младший Коновалов одновременно до жути напоминал отца и кардинально отличался от него. Еще большей самоуверенностью, как минимум.

– Ну и грязь тут у тебя, папа, – брезгливо пробормотал он, стряхивая с туфель несуществующую грязь.

– Знакомьтесь, Александр Петрович, это Илья, – нашелся Коновалов-старший, игнорируя реплику сына.

Остапенко решил начать знакомство на вежливо-располагающей ноте, первым улыбнулся и подал ладонь.

– Здрасьте, – скривился юноша, окатив его надменным взглядом и не приняв руки.

Саша вздохнул: нет, его трудности только начинаются. Отпрыск у Семена Викторовича наверняка куда более несносный.

– Зачем явился? – не очень-то вежливо спросил его Коновалов-старший.

– Как я мог не прийти? Я прознал, что мой отец тут умирает! – в притворном ужасе всплеснул руками Илья.

– Можно подумать, ты бы расстроился, – хмыкнул Семен Викторович. – Потому и примчался, что жаждешь поскорее получить наследство?

– Любишь ты гиперболизировать, папа, – насупился Илья, но никак не опроверг слова отца.

– Не умничай, – махнул рукой Коновалов-старший.

Разговор будто происходил в параллельной вселенной: страшно представить, если б у Саши с дочкой состоялась бы беседа в подобном ключе. Своеобразная у Коноваловых выходила отцовско-сыновья «любовь».

– Па, ну серьезно, как бы я не пришел, когда у тебя такое? Пулевое ранение – надо же!

– Илья, не драматизируй, хорошо? – устало протянул отец. – Все со мной в порядке. А вот об утечке информации мне следует задуматься, – он бросил недовольный взгляд на Колю, который виновато потупил взор. – Но ничего, разберемся. Тебе, Илюша, придется теперь остаться здесь, чтобы избежать новой утечки.

– Ох, папа!

– Мне негде разместить вашего сына, – встрял Саша, опасаясь, что они его так и не спросят.

– А как же комната на втором этаже? – поинтересовался Коновалов. Осведомленность раненого удивила, но не особо поразила.

Комната наверху была единственной, что сохраняла «жизнь» в любое время года и при отсутствии хозяев: любящие и заботливые родители поддерживали в ней порядок, тем самым, подчеркивая, что Софа может прийти туда, когда захочет. Коллекция плюшевых мишек, составленных на полке, несколько постеров с любимыми группами дочери, розовое постельное белье. На стенах парили облака, на занавеске – милые бабочки. Представить, что в этой «кукольной» комнатке живет или ночует кто-то кроме их Софьи, Александр себе никак не мог. Сердце щемило в груди. Особенно дурно было при мысли, что спальню займет этот бесцеремонный, заносчивый и циничный юноша. Перед глазами сразу поплыли оторванные головы мишек, заляпанное розовое одеяло, порванная занавеска… Излишне сентиментальным это, должно быть, могло прозвучать, но Саша твердо знал: он ни за что не допустит до комнаты дочери варвара Илью.