Светлана Демидова - Мужчина-подарок Страница 19

– Ну, так сначала взял, а потом все равно проверил. Была бы уличена в порочащих связях – вылетела бы в две минуты! Так как насчет чая? – Он вдруг стал серьезным и в начинающих сгущаться сумерках показался мне почти красивым.

Я покусала в раздумье губы, еще раз вспомнила бедную Анжелку, но почему-то все-таки пригласила Горыныча к себе. Что будет плохого, если мы просто попьем чаю? Вчера я как раз купила торт «Птичье молоко», так что будет чем угостить.

Дома я решила, что надо покормить гостя посерьезней, все-таки мы с работы. Я предложила Егору посмотреть телевизор, а сама быстренько начистила и сварила картошку.

Мы ели картошку с колбасой, пили чай с «Птичьим молоком» и болтали о всякой всячине, как тогда в кафе, куда направились после пыток полиграфом. И опять все мое существо постепенно наполнялось Егором. Это было похоже на колдовство, на самый настоящий ведьмин приворот. Через некоторое время после «Птичьего молока» он опять стал казаться мне лучшим из всех мужчин, которых я знала в своей жизни. Даже Лешка Шаман в своем нынешнем голливудском варианте как-то померк, тем более что у него явные шашни с Ирмой. Воронцов, конечно, в этом плане еще хуже, поскольку бабник, но… Я же не замуж за него собираюсь, а так просто… Я же не железная, мне же тоже хочется мужского внимания… А в том, что он бабник, есть даже свои преимущества: я не буду мучиться угрызениями совести перед Анжелкой, потому что от Горыныча не убудет. Его с лихвой хватит и на нашу секретаршу, и на Дашку, и еще Ленуськам с Ируськами останется.

Исходя из этого, я не стала сопротивляться, когда Горыныч меня обнял. Я резко вскинула руки вверх и тоже обняла его за шею. Как же давно моя щека не касалась шершавой, плохо выбритой щеки мужчины! Как же приятно, черт возьми, когда тебя обнимают такие сильные руки!

В его поцелуе я задохнулась, как пятнадцатилетняя девчонка. Хорошо, что я согласилась пригласить его на чай… Меня давно никто не целовал… Я так давно никому не была нужна… Бабники, они вообще классно целуются, поскольку натренированные! То ли еще будет!

Разумеется, я не стала изображать из себя оскорбленную невинность, когда Егор попытался меня раздеть. Я отдалась на волю его ласковых рук и губ, которые показались мне куда слаще «Птичьего молока».

– Наденька, – шептал мне Горыныч, – Наденька… Мне так хорошо с тобой… Милая… милая… Самая-самая…

Конечно, я знала цену всем этим нежностям, сто раз отработанным на других женщинах, но мне они все равно нравились. Я целовала его сама и говорила такие же истертые от чрезмерного употребления банальности, и была счастлива этим. Как говорится, хоть час – да мой!

Когда все было кончено, я поднялась с собственного дивана, накинула халат и сказала:

– А теперь уходи, Егор. У меня сегодня так ломит спину с непривычки, что я собираюсь немедленно залечь отмокать в горячую ванну.

– С какой еще непривычки? – рассмеялся он.

– Не с той, о которой ты подумал! Я сегодня первый раз слишком много работала за компьютером – практически целый рабочий день.

– Ясно, – все еще улыбаясь, ответил Горыныч. – Не понимаю одного: зачем же мне уходить? Я могу тебе спинку потереть.

– Я не мыться собираюсь, а греться и расслабляться. Понял, Воронцов?!

– Не дурак! Ну так я помогу тебе расслабиться! Могу за вином сбегать. Хочешь?

– Нет! – резко бросила ему я. Пусть знает, что мной руководило отнюдь не романтическое чувство. Я просто воспользовалась его второй специальностью – доставлять женщинам наслаждение. Возможно, и в ванне с ним было бы неплохо, но я действительно зверски устала. Я внимательно посмотрела Горынычу в глаза и сказала с его же интонацией, с какой он говорил мне о сайте «удобренцев»: – Но ты можешь держать это в плане!

– Один – ноль, – усмехнулся Воронцов и начал одеваться.

В прихожей он опять обнял меня, и от его поцелуя я снова чуть не впала в нирвану и чуть не оставила его у себя для совместного расслабления в ванне. Нечеловеческим усилием воли я оторвалась от его груди и указала на дверь.

– И все-таки ты самая-самая, Наденька, – сказал он и, как мне показалось, нехотя удалился за пределы моей квартиры.

Из-за своей плотной занавески я следила за удаляющимися «Жигулями» со спойлером, пока они не превратились в точку, а потом еще долго смотрела на осеннее небо. Говорили, что последнее время каждую ночь можно наблюдать звездный дождь. А если увидишь падающую звезду, есть смысл загадать желание. И я действительно увидела тонкий сверкающий луч – след падающей звезды. Думаете, я загадала желание? Нет. И не потому, что не успела. Я не знала, что мне загадать! Я совсем растерялась!

Отмокать в ванне я не стала. Мне не хотелось смывать со своего тела жаркие поцелуи Воронцова. Кто знает, что за знак подало мне небо?

Ирмы не было три дня. Я с упоением занималась и ее работой, и своей. Что-то не получалось, из-за чего-то я нервничала и злилась, но, в общем, ощущала себя на своем месте и с ужасом вспоминала серые тоскливые будни на керамическом заводе. В каждую свободную минуту я думала над новым названием фирмы Шамана и ее логотипом, но озарение, как с «Омегой», пока на меня не снисходило.

Кстати, «канцелярщикам» понравился мой слоган. Они сказали, что поместят его на щитах, которые стоят на Московском шоссе при самом въезде в Питер, и в метро: на эскалаторах и стеклах вагонов. Я ликовала. И от счастья вместо шаманаевского придумала логотип все для тех же производителей канцелярских принадлежностей. Я не знала, почему их угораздило назваться «Омегой», но из этой буквы получился забавный улыбающийся человечек, который держал в одной лапке карандаш, а в другой – блокнот. Он оказался таким хорошеньким и смешным, что Анжелка распечатала изображение, повесила в центре доски с напоминалками, и он улыбался теперь всем нам.

После этого Омежонка «канцелярщики» плотно увязли в моих сетях и согласились на разработку сайта. Шаман, который, в отличие от Елошвили, на работу вышел, вызвал меня в кабинет и рассыпался в благодарностях на предмет того, что я Ирмину работу не запустила и даже организовала фирме новый заказ от «Омеги».

– А как дела у Ирмы? – спросила я.

– Нормально, – ответил он таким бесцветным голосом, что я поняла: на мои вопросы относительно Ирмы он отвечать не желает.

Но я не могла не поинтересоваться о судьбе ее ребенка, а потому взяла и спросила:

– Реваз нашелся?

– Да-да, нашелся… Идите… работайте… – все так же невыразительно ответил Шаманаев, и я поняла, почему он так не нравится эмоциональной Анжелке и еще то, что мне все-таки лучше заткнуться.

Что касается Горыныча, то он вел себя со мной так, будто ничего между нами не произошло. Поначалу это томило. Еще бы: то, что для меня явилось целым событием, для него оказалось ничем не примечательным эпизодом бурной половой жизни. Я себе десять раз на дню напоминала: «Ты знала, на что шла!» и в конце концов совершенно успокоилась. И даже стала думать, что и впрямь ничего не было. Возможно, наши страстные объятия мне приснились по причине длительного воздержания и сексуального голода. Жаль, что приснился Воронцов, а не Шаманаев, но тут уж ничего не попишешь. Подсознанию не прикажешь.