Бартл Булл - Отель «Белый носорог» Страница 19

Он бродил по правому борту и вовсю напрягал зрение, чтобы различить долгожданный берег. Потом подсел к вентилятору (там горела лампочка) и, вытащив из кармана вельветовой куртки книжку, отыскал нужный отрывок.

«Долгая, мрачная ночь окутала меня, и сколько призраков былых упований преследовали меня в этой ночи, сколько призраков дорогих мне воспоминаний, ошибок, горестей, бесполезных сожалений! Я уехал из Англии…»

— Что вы читаете? — послышался женский голос.

— «Дэвид Копперфилд». — Энтон повернул голову и от восхищения вскочил. Какая же она красавица! — То место, где он покидает родину.

— Что у вас с рукой?

Он замялся.

— Свалился с трапа. До свадьбы заживет.

Гвенн дотронулась до повязки.

— Правда?

«Пошли вам Бог счастья, джентльмены! — грянул хор голосов. — И пусть вас ничто не огорчит!»

Энтон потупился. Гвенн не спешила убрать руку. Он любовался длинными, тонкими пальцами с голубыми жилочками.

— Погадать вам?

— Не знаю… Почему бы и нет? — Она протянула ладонью вверх правую руку.

От прикосновения к этой бархатной руке у Энтона закружилась голова. Он подвел Гвенн ближе к свету и немного согнул ладонь — линии стали отчетливее.

Он сразу пожалел о своем порыве. Безмолвно оторвал взгляд от ладони молодой женщины и погрузил его не в зеленые — скорее серые в тусклом свете лампы — озера ее глаз.

— Скажите, что вы увидели!

— Наверное, нельзя заниматься этим в канун Рождества.

— Пожалуйста, скажите правду.

Энтон разволновался. Но Гвенн казалась такой спокойной, что он послушался.

— Главное — линия ума. Она у вас прямая, четкая и глубокая. Вам присущи ясный ум и целеустремленность. В то же время она не пересекается с линией жизни, опоясывающей бугорки Венеры и Марса. Это значит, что вы независимы, отважны и не отступаетесь от цели.

— А сердце?

— Линия сердца проходит между большим и указательным пальцами, начинаясь от угла Юпитера. Ваши привязанности — глубокие и постоянные. Вы склонны жертвовать собой и не ждете от жизни слишком многого.

Он запнулся и снова посмотрел ей в глаза.

— Энтон, а что меня ждет в будущем?

— Линия судьбы берет начало от линии жизни и тянется к вершине руки: вы добьетесь своего и будете счастливы. Но…

Он различил угрожающий островок, разбивший линию судьбы на равнине Марса. Любой цыган знает, о чем говорит искривленная линия ее брака.

— Но что? — Гвенн побледнела. — Энтон! Скажите мне все как есть.

— Но сначала вас ждут страдания.

— Ну что ж… Будем надеяться, что вы ошиблись.

Стоя рядом, они вглядывались поверх поручня в быстро светлеющее небо. Потом взгляд Гвенн упал на палубу. Рейли с братом пьянствовали на носу судна.

Гвенн похолодела; к горлу подступила тошнота. Она чувствовала себя оскверненной. Убить бы это животное! Интересно, что бы она тогда почувствовала? Можно ли таким способом избавиться от гнева и унижения?

Дети угомонились — щенятами уснули на дне спасательных шлюпок. На горизонте показалась светлая полоска. «Гарт-касл» приближался к берегам Африки.

Стоя бок о бок, Энтон и Гвенн молча смотрели вдаль; их руки на перилах почти соприкасались. Энтону захотелось накрыть ее руку своей ладонью.

В рассветных лучах им раскрыла свои объятия гавань Килиндини в Момбасе. Их приветствовали кокосовые пальмы и манговые деревья, беленые стены домов, красные черепичные крыши и арабские жилища. Корабль бросил якорь за рифами. С берега к нему устремились многочисленные лодки и лихтеры. На необъятном песчаном пляже собралась толпа: поселенцев встречала вся Момбаса.

От волнения Энтон потерял дар речи. Наконец-то он в Африке!

— Где вы будете жить? — спросил он немного погодя.

— У подножия горы Кения.

Он несказанно обрадовался знакомому названию.

Не дождавшись ответа, Гвенн повернулась к Энтону, и у нее захватило дух от голубизны его глаз. Сколько в нем жизни, как он отличается от ее сдержанного мужа!

— Наша ферма — у реки, севернее Наньюки.

— Надеюсь, еще увидимся, — сказал Энтон и представил двуглавую гору. — Может, сойду в Дар-эс-Саламе.

— Удачи вам. И счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества. — Он наклонился и поцеловал молодую женщину в щеку. — До свидания.

— Кому на берег, садитесь в лодки! — проорал боцман.

Гвенн тепло улыбнулась.

— До свидания. Может, и правда увидимся.

И ушла собирать свои жестянки и потертые кожаные чемоданы. Потом она спустилась по сходням в лодку, и та понеслась, разрезая волны, к берегу. Дул свежий ветер. Гвенн оглянулась и помахала рукой. Энтон не видел ее глаз — только светлые, развивающиеся на ветру волосы.

— Не вздумай сойти на берег, Райдер! — гаркнул старший стюард. — Работы полно. Мы опаздываем. Вам, новичкам, заплатят только в Помпи. Так что марш драить каюты!

Глава 7

Оливио услышал вопрос леди Пенфолд, обращенный к Анунциате Фонсека, и уловил в нем непривычные нотки вкрадчивого дружелюбия пополам с любопытством:

— Что привело вас с братом в нашу глушь?

Видно, дамочка заподозрила муженька в возобновлении фронтовых шашней. Может, застукала его светлость, когда он ночью крался по коридору. Иначе с какой стати ей выказывать интерес к другой женщине?

Ах, как хотелось Оливио оказаться на месте лорда Пенфолда и обладать не его женой, а любовницей! Вот это был бы шик! Однако пора идти наверх и заняться багажом гостей. С тех пор как окончилась война, в «Белом носороге» становится все интереснее. Мало ли что может случиться! Особенно сейчас, когда его светлость на берегу — встречает новых поселенцев.

Карлик взял пустой кофейник и принялся не спеша вытирать стол. Дамы не обращали на него внимания.

— Васко понадобилось осмотреть северные участки, — ответила Анунциата, — и он взял меня с собой. Считает эти места перспективными.

— Я бы очень удивилась, — сказала Сисси Пенфолд.

Женщины поднялись из-за стола. Карлик попятился, давая им пройти, а затем сошел с веранды и направился к бунгало Пенфолдов. Проходя мимо конюшни, он зажал ноздри, чтобы не вдыхать омерзительный конский запах. Он всегда сторонился этих гигантских животных, боялся их длинных ног и возмущался показной элегантностью наездников.

— Вы часто катаетесь верхом, дорогая? — спросила Сисси, подходя вместе с Анунциатой к конюшне.

Она не могла не заметить, как отлично сидят на португалке ее собственные брюки из саржи. У Анунциаты был высокий таз — достаточно круглый, чтобы привлечь внимание мужчин, и достаточно упругий, чтобы возбудить зависть женщин. Хуже того: у нее оказалась более тонкая, чем у Сисси, талия. А груди под спортивной рубашкой казались спелыми плодами — вот-вот лопнут. Сколько же лет смазливой сучке? Прикидывается, будто двадцать шесть — двадцать семь. Но гусиные лапки вокруг глаз и рта выдают тридцать два — тридцать три, а то и тридцать четыре. У этих смуглых шлюх морщины появляются позже, предупреждала мать. Но уж зато когда такая начнет расплываться, то превращается в гору коричневого студня.