Роман Апрелев - Спасти Мейерхольда Страница 2

– Здрасьте, – буркнул Паша, доставая из багажника штатив.

В канун 9 Мая в Волгограде всегда снимают такие сюжеты. Не потому, что они очень интересны и оригинальны – как раз новизны в них давно нет. Просто такие материалы обязательно должны выходить к памятным датам. А потом начальство может, не кривя душой, заявлять, что телевидение занимается воспитанием подрастающего поколения. Которое, правда, смотрит совсем другие каналы.

Радий Радимович рассказывал, как он призвался в 1942 году, как воевал под Сталинградом, как попал в госпиталь. Апрелев упросил ветерана надеть мундир с орденами. Старик долго сопротивлялся – на улице стояла не совсем майская жара. Но журналист был настойчив.

– Паша, надо перебивочки поснимать.

Для этого Радию Радимовичу пришлось ходить туда и сюда. Роман прохаживался рядом с задыхающимся героем сюжета, который поминутно стирал ладонью пот со лба.

– Молодой человек, я больше не могу!

– Ну давайте еще вот к машине пройдем. Я вам помогу.

И Апрелев силой волок ветерана в направлении, которое молча указывал оператор. Паша нервно курил, выбирая новые ракурсы, следя за красотой фона и про себя умоляя старика не давать дуба до окончания съемки.

– Всё, спасибо вам большое, Радий Радимович! Смотрите себя завтра в шестичасовых новостях.

– А? Когда? – с трудом переводя дыхание, загнанный ветеран за стуком собственного сердца не сразу расслышал, что ему сказали.

А потом Апрелев писал закадровый текст: «Сейчас его походка не так тверда, как прежде. И пальцы сжимают не рукоятки автомата, а деревянную трость. Но для того и были все те муки и лишения, чтоб под мирным небом могли спокойно играть дети и радостно на них взирать старики. Те самые, что когда-то давно спасли эту планету!» Апрелев был неплохим корреспондентом, это могли подтвердить коллеги, это знало и начальство. Но он глубоко ненавидел и презирал журналистику, хотя и застрял в ней.

«Кто ранее был причастен к журналистике или еще по сию пору к ней причастен, тот вынужден в силу жестокой необходимости, раскланиваться с теми, кого он презирает, улыбаться злейшему недругу, мириться с любыми низостями, пачкать себе руки, желая воздать обидчикам их же монетой. Привыкают равнодушно смотреть, как творится зло; сначала его приемлют, затем и сами творят его. Со временем душа, непрерывно оскверняемая сделками с совестью, мельчает, пружины благородных мыслей ржавеют, петельные крючья пошлости разбалтываются и начинают вращаться сами собой. ‹…› Тот, кто мечтал о книгах, которыми он мог бы гордиться, растрачивает силы на ничтожные статейки, и рано или поздно совесть упрекает его за них, как за постыдный проступок» (Оноре де Бальзак).

– А кто дежурит в День Победы? – услышал Роман, снимая наушники у просмотрового монитора.

– Ой, только не я. Мы с мужем едем на шашлыки в Дубовку.

– И не я. Мы хоть и не в Дубовку, но тоже будем отдыхать на природе.

– А в чем проблема, коллеги? – бодро поинтересовался, вошедший в зал Никанор Олегович. – Вот пусть Апрелев и восстановит свой авторитет в коллективе.

– Ромочка, мы тебя обожаем! – весело защебетали журналистки.

– Роман, вы согласны? Это же добровольное решение? А то придется кого-то назначать все равно, – добродушно спросил директор.

– Поработать в праздничный день? Да разве не об этом я мечтал с момента окончания университета!? – отозвался «доброволец».

– Ну и отлично. А оператора назначим по графику.

И начальник быстро потер ладони, издавшие легкий треск.

Итак, 9 мая были всякие официальные мероприятия на Мамаевом кургане, приезд высоких гостей (которые, как на подбор, все были маленького роста, пузатые и плешивые), чествования участников Великой Отечественной. Апрелев распечатал программу и направился к редактору для согласования: что же «интересно нашему зрителю».

– Так, ну картинку набиваете побольше – это понятно. Радостные лица, шарики, флажки. Потом в течение года все это использовать можно. Так, это не надо… Губера и мэра обязательно снимите. По синхрону от каждого. Вот это что? «Презентация уникальной находки: киноленты В. Э. Мейерхольда «Портрет Дориана Грея». Уникальной! Хотя кому этот художник нужен? Или кто он там? А, киноленты… Значит, режиссер. Ладно, это тоже снимите. По возможности сразу договорись, чтоб дали фрагменты этого фильма. С ними сюжет будет интересней. Всё, остальное – фигня. Это снимете и можете пить водку.

Уже стемнело, когда Роман вышел на улицу.

«Как там Милана? Милая Милана. Она будет жить – это главное. Интересно, ей сказали, что это я…? Зара должна была сказать. Тогда, конечно, знает. Но почему же до сих пор ничего не сообщила?»

Шел легкий дождь и пахло сиренью. Журналист вдохнул поглубже теплый влажный воздух. Удивительно, аромат сирени, смешавшись с запахом дождя, напомнил… Что же это за благоухание? Арбуз! Как будто где-то разрезали спелую ягоду в зеленом панцире и ее сок разбрызгался по всей улице…

– Роман! – окликнул кто-то.

Апрелев повернулся. Помахав ему рукой, навстречу шел какой-то молодой мужчина.

– Здравствуйте, Роман. Мы ведь вас даже не поблагодарили.

«Кто это? Что ему надо?»

– Я Савва. Милана моя девушка. Мы вам так признательны. С ней все будет хорошо.

– Как она себя чувствует? Она пришла в себя?

– Да, да. Спасибо вам. Мы ей рассказали, что это ваша помощь спасла ее.

– И что она? – как важен был этот ответ, как сильно желание услышать невозможное.

– Мы с ней поговорили и решили отблагодарить вас, как следует. Вот, примите от нас с самыми теплыми пожеланиями.

Смущенно улыбаясь, Савва протянул конверт. Апрелев чуть было не взял его. Но нет, это же не письмо. Он с силой сжал зубы, губы сами презрительно съежились. Он с отвращением смотрел на бумажный пакет, который держал в руке другой. От этого светлого прямоугольника нельзя было оторвать глаз, как от головы Медузы горгоны. Хотелось ударить по руке, плюнуть в лицо и дать волю ботинкам на жесткой подошве.

– Извините, вы обознались! – холодно выжал из себя Роман и поспешил прочь.

– Послушайте, вы же Роман?

– Нет, я Василий. Роман уехал в Антананариву. Там невиданная пурга – климатическая аномалия. Он поехал снимать репортаж для мадагаскарского телевидения. Зайдите через год – его все равно раньше не выпустят.

Апрелев почти бегом удалялся. Только через несколько минут он опомнился и понял, что идет в противоположную от остановки сторону. Роману почему-то захотелось узнать, сколько же денег ему предлагали. Нет, он бы не взял даже очень большую сумму. Но хотелось узнать числовое выражение своему поступку. Возможно, эффектнее было бросить купюры в лицо этому… как его… Старообрядческое имя еще такое… Да, Савве. Апрелев вспомнил о Милане, представил, как они совещаются, отсчитывают деньги. Врезать бы этому дереву! Но туя не виновата.

Наступило девятое число. Кругом гуляли праздничные люди. Роман сел в маршрутку. За окном все те же виды. Этот город следовало бы назвать Долгоград. Но лысый автор его названия был нетерпелив: подбирая первую букву, он остановился на «В» и не пожелал дойти до столь близкой «Д». А ведь это было бы точнее. Да, город протянулся вдоль Волги на все свои 90 километров. Впрочем, точную длину Волгограда практически никто из его жителей не знает. В прессе постоянно приводятся разные числа: от 70 до 120 км. В общем, масштабы обычно зависят не от реальных сведений, а от скромности воображения автора. Итак, город протянулся вдоль Волги, в честь которой и назван. Но увидеть реку можно далеко не из каждого дома. А вот ощутить на себе бесконечность волгоградских дорог – это суждено каждому обитателю кирпичных и блочных кварталов. Апрелев вспомнил детскую мечту. Ему тогда приходилось ездить черт-те куда в музыкальную школу. Саму «музыкалку» он ненавидел всей душой – в то время как раз стали модны разговоры о душе. У десятилетнего мальчика она была не для того, чтобы печься о ее спасении, а чтобы было чем ненавидеть баяны. По принципу сходства антипатия распространялась и на гармонь и аккордеон. Да и к музыке вообще появилась неприязнь. Про передачу «Играй, гармонь!» и говорить не стоит. А ведь все началось с того, что у маленького Ромы была игрушечная гармошка, которую он любил растягивать в разные стороны, подражая деду, который наяривал на баяне. Взрослые решили, что ребенок хочет стать музыкантом. Странно, когда мальчишки играют в «войнушку», родители почему-то не впадают в уверенность, что их чада мечтают пойти в армию или готовятся к профессии наемного убийцы. В общем, Апрелева в семь лет отдали не только в обычный первый класс, но и в музыкальную школу. Ему купили красивый, выполненный под красное дерево баян фирмы «Мелодия». В первые же дни поняв, что заниматься музыкой совсем не интересно, Роман невзлюбил свой инструмент. Когда кто-то из подвыпивших гостей случайно задел баян и тот грохнулся с метровой высоты на пол, Рома радостно подбежал к инструменту, раздвинувшему свои меха, похожие на ребристую спину дракона. Мальчик надеялся, что от падения в механизме что-то сломалось, что больше из этой машины нельзя извлечь ни звука. Но баяну было хоть бы что. Дабы нерадивый ученик не отлынивал от занятий, его раз в день на час засаживали за баян и завязывали сзади ремни. Однако ребенок был худой и гибкий. Если родители уходили на этот час в магазин или еще куда-то, Рома с проворством Гарри Гудини вылезал из ремней и шел читать или смотреть телевизор. Как только в замке начинал скрежетать ключ, мальчик кидался обратно. Дверь открывалась – он уже сидит и играет гаммы.