Дороти Иден - В ожидании Виллы Страница 2

Ее никто не встретил. Автобус, набитый незнакомыми людьми, долго ехал по унылой сельской местности в город. Мимо проносились маленькие «вольво», «мерседесы», «саабы». За окнами проплыло длинное узкое кладбище, засаженное высокими темными соснами, со всех сторон обступившими серые могильные камни, изящные позолоченные ворота дворца, высотные дома. От аэровокзала угрюмый таксист довез Грейс до квартиры Виллы на Страндваген.

Дверь высокого темно-красного дома с фасадом на бухту открыла полная женщина с бледно-голубыми, почти выцветшими глазами. Круглые, чуть навыкате, они придавали ее лицу холодное, бесстрастное выражение, но голос звучал вежливо и довольно дружелюбно.

— Вы говорите по-английски? — спросила Грейс и, когда та кивнула, продолжила: — Здесь живет мисс Вилла Бедфорд?

— Да, здесь, но сейчас ее нет дома.

— А вы не знаете, где она?

— Нет, она не сказала, куда едет. Входите, а то замерзнете.

Грейс ступила на каменный пол узкого холла. Вон крутая лестница наверх (Вилла писала, что живет «наверху»), на темно-коричневой стене висит табличка с фамилиями жильцов, под ней столик с неразобранной почтой.

— Меня зовут фру Линдстром, — представилась женщина. — А вы подруга фрекен Бедфорд?

— Двоюродная сестра, Грейс Эшертон. Я отправила ей телеграмму несколько дней назад, но не получила ответа.

Женщина взяла со столика конверт.

— Эта? Она так и лежит здесь, фрекен Бедфорд еще не возвращалась.

Грейс нахмурилась.

— А она вам не сказала, надолго ли уезжает?

— Ни слова. Но ушла она с маленькой сумкой.

— Когда?

— Дайте-ка подумать — дней десять назад.

Примерно тогда Вилла и написала Грейс то письмо: «Дело принимает такой оборот…»

— Но она, конечно, вернется?

— Надеюсь. Квартира все еще за ней — она оплачена до конца года. Не думаю, чтобы можно было так просто взять и все бросить, никому ничего не сказав.

Не удивилась бы, если бы Вилла именно так и поступила. Ей всегда было на все и на всех наплевать, особенно когда она скоропалительно и безоглядно влюблялась, разочарованно подумала Грейс и как можно спокойнее спросила:

— У вас есть ключи от ее квартиры? Я могу подняться?

— Пожалуйста. Я очень рада, что вы приехали, а то я уже стала…

— Волноваться? — подсказала Грейс.

Женщина отрицательно покачала головой.

— Скорее удивляться. Такая тишина, знаете ли. Фрекен Бедфорд была очень разговорчивой и шумной молодой женщиной. Поначалу мы с ней очень часто болтали, но с недавних пор она стала меня почему-то избегать. И вот однажды спустилась вниз с сумкой и объявила, что исчезает, и, знаете, очень хорошо, что у нее нет птички.

— Птички?!

Фру Линдстром на удивление мило улыбнулась.

— Она собиралась завести канарейку. Говорила, что в комнате слишком тихо, а она не любит тишину.

Грейс улыбнулась. Вилла терпеть не могла не только тишину, но и темноту. И только когда ей исполнилось шестнадцать, ее удалось убедить спать без ночника.

— Певчая птичка. Чудесная мысль, не правда ли? Может, она и отправилась ее искать, кто знает? Проходите, фрекен Эшертон. Лестница крутая, но всего лишь два пролета.

Поднимаясь по лестнице, Грейс пыталась обдумать только что услышанное от фру Линдстром. Чушь, подумала она, уж никак не искать какую-то птичку отправилась Вилла.

— Вы точно помните, что она не говорила, на сколько уезжает?

— Ненадолго. Так она, кажется, сказала. А что значит ненадолго? Неделя, две?

— Какой она вам показалась? Счастливой? Возбужденной? Ну знаете, когда едут в отпуск?

— Она очень спешила, будто опаздывала на поезд. Очень жаль, но мне больше нечего вам сказать, фрекен Эшертон. — Она остановилась, чтобы отдышаться. — Вот и квартирка фрекен Бедфорд.

Где бы Вилла ни жила, она там воцарялась. Она и сейчас незримо присутствовала в современной кухоньке, в комнате со строгим полированным паркетом и грубоватыми люстрами. Вилла была вся в этих вещах — в настольной лампе с желтым в оборках абажуром, в темной картине, окантованной позолоченной рамой, занимавшей добрую половину стены, в смешной пузатой фарфоровой грелке для ног, расписанной цветами, в персидском ковре перед удобным диваном, с кучей подушечек чудесной расцветки, в занавесках, подвязанных бархатными бантами, в комнатных растениях на подоконниках (у Виллы всегда превосходно росли комнатные цветы), и наконец, в птичьей клетке в форме пагоды.

Недаром Вилла говорила, что у нее замашки странствующего старьевщика, подумала Грейс. Шести месяцев ей хватило, чтобы собрать кучу дорогого барахла. Лишь темная картина казалась подлинной, да персидские ковры выцвели и вытерлись как настоящие. Но каким образом Вилле удалось все это купить на скромную зарплату секретаря в Британском посольстве?

— Очень мило, — сказала Грейс, поскольку фру Линдстром все еще стояла на пороге и ждала, что скажет Грейс.

— Да. Она прекрасно обставила квартиру. И знаете, все время находит что-нибудь новенькое. Взгляните на кровать в спальне.

В центре спальни стояли светло-серая кровать с изогнутой спинкой, похожая на колыбель, и светлосерые, в тон кровати, туалетный столик и гардероб. Если бы кровать была по-настоящему старинной, стоила бы очень дорого. По всей вероятности, это была копия, но не из дешевых.

— Густав III, — объяснила фру Линдстром со знанием дела, касаясь спинки кровати.

— Настоящая?

— Нет, но очень старая. Она была в плохом состоянии, когда Вилла ее привезла, но герр Польсон помог покрасить.

— Герр Польсон?

— Господин сверху. Он занимает мансарду и набивает там шишки себе на голове, — захихикала фру Линдстром. — Такой он высокий.

— Господин Польсон швед?

— Наполовину швед, наполовину датчанин. Преподает в университете.

— Может, ему сказала моя сестра куда едет? — проговорила с надеждой Грейс.

— Может быть. В мои обязанности не входит расспрашивать жильцов. — Женщина перебирала ключи. — И какие теперь у вас планы?

— Не знаю. — Грейс поглядела через окно на темнеющее небо. Чувство печали и одиночества, которое охватило ее в аэропорту, вернулось к ней.

— Можно я здесь переночую? — спросила, наконец, Грейс.

Фру Линдстром подумала.

— Почему бы и нет? Это квартира вашей сестры, и за нее заплачено. Кто станет возражать? Гостиницы в городе очень дорогие.

— Вы очень добры. А сейчас я позвоню в посольство. Вероятно, там знают, где сестра. Не могла же она бросить работу? У нее оставался отпуск, который она хотела взять до зимы.

— Англичане почему-то не любят нашу зиму. — Фру Линдстром вдруг улыбнулась, по ее длинному лицу побежали веселые морщинки, но бесцветные глаза сохраняли бесстрастность. — Тогда я вас оставляю, а если что-то понадобится — постучите в мою дверь. Я всегда дома.