Филлис Уитни - Шепчущий мрак Страница 20

— Важно, чтобы кто-нибудь приехал. Кто угодно, кому не безразлично, кем я была когда-то. Тот, кто мог бы помочь мне. Хотя, может быть, глупо ожидать этого. Вероятно, мне уже никто не поможет.

Она вскинула руки, словно сдаваясь, потом уронила их на колени.

"Она явно сгущает краски, разыгрывает передо мной какую-то роль", — раздраженно подумала я. Мне еще предстояло выполнить распоряжение Гуннара, и я не собиралась отступать от него. Но сначала надеялась добыть какой-нибудь стоящий материал для своей книги, чтобы в случае, если Лора не захочет меня видеть, узнав правду, я все равно могла бы написать о ней очерк. Но пока от Лоры было мало толку. Она не отвечала на мои вопросы, но кружила вокруг да около, напуская мистического туману, в котором я теряла направление. Интуиция подсказывала мне, что она чего-то боится.

Не лучше ли вместо непринужденной беседы, которая ни к чему не привела, обставить это дело как подлинное интервью?

Я открыла сумку и стала рыться в ней в поисках блокнота и карандаша. Пальцы нащупали пресс-папье Милльфлёр, обернутое в папиросную бумагу. А что, если я расстанусь с надеждами на интервью и сделаю немедленно то, для чего сюда приехала? Ну, не-ет.

Отказавшись от этой мысли, я решительно извлекла блокнот из сумки и открыла его. Сначала я выжму что-нибудь из этой встречи, использую Лору как репортер, прежде чем предстану перед нею в качестве ее дочери.

Лора пристально наблюдала за мной. Ее глаза остановились на открытых страницах блокнота, на заостренном карандаше. Взгляд ее не был доверчив, в нем читались большие сомнения.

— Пресса очень плохо обошлась со мной. Почему я должна доверять вам?

— Вы совершенно правы, — подхватила я. — Никогда не доверяйте репортеру. Вы обрадовались, когда я приехала к вам. Вы сами только что сказали мне об этом. Но если вы не станете со мной говорить, я могу и уехать. Возможно, сочиню какую-нибудь занимательную историю о прекрасной леди, заключенной в доме, который стоит на черной скале среди живописных норвежских горных ландшафтов.

— Заключенной! — эхом отозвалась она с такой мрачной нотой в голосе, от которой у меня по коже пробежали мурашки.

— Заключенной в воспоминания, которых боится и против которых восстает, — торопливо поправилась, я. — В доме есть комната, которую эта леди, по всей вероятности, держит взаперти из-за того, что там находится ящик Пандоры,[2] который она боится открыть? Что, если я разработаю этот сюжет?

Сжав губы, сощурив глаза, она смотрела на меня.

— Вы кажетесь такой юной, — в раздумье пробормотала она. — Юной, энергичной и бесхитростной… У вас нет жизненного опыта, но есть характер. Должно быть, вы мало чего боитесь. Так же как и я ничего не боялась, когда была в вашем возрасте. — Она усмехнулась. — Ладно, оставим это… Какие у вас вопросы ко мне? Но если позволите, мы не станем начинать с ящика Пандоры…

— Я повторю вопрос, который уже задавала. Что побудило вас стать актрисой? Вы можете найти ответ в своем прошлом?

Пожав плечами, она начала цитировать фразы из газетных статей:

— Мой отец умер, когда я была подростком. У нас с матерью не было денег. Мы жили на Среднем Западе — в Миннеаполисе. У меня всегда был дар к представлениям. Я брала уроки танцев и частенько играла главные роли в школьных спектаклях. У меня была смазливая мордашка — в этом все дело… Моя мать мечтала: о кино для меня, а я предпочитала сцену. Мы поехали в Голливуд. Мать устроилась работать в универмаге, а меня записала в актерскую школу. Помню, как отец повторял не раз, глядя на меня: "Чем бы ты ни занималась Лора, будь самой лучшей. Выступай не просто хорошо, а лучше всех". Я очень любила его и всегда стиралась следовать его советам… Но, мисс Томас, вы, кажется, не записываете?

Мой карандаш прекратил движение по бумаге, так как меня внезапно осенила мысль, что родители, которых говорила Лора, были моими дедушкой с бабушкой. Я находилась здесь только потому, что тут жили когда-то эти люди, о которых я раньше никогда не слышала.

— Мне не нужно все время записывать. Кое-что я запомню, — заверила я Лору.

— Остальное не так эффектно, — вздохнув, продолжила она. — Моя мать делала для меня все, что могла. Она полностью отказалась от личной жизни. Мне хотелось, чтобы я любила ее так, как любила моего отца. Он был для меня всем, но я никогда не чувствовала в матери родственную душу.

Я вцепилась зубами в резинку на кончике карандаша. Выходит, жизнь Лоры описала полный круг? А теперь выяснится, что у нее есть дочь, которая в свою очередь больше любила своего отца…

Она посмотрела на меня вопросительно.

— Вы удивлены? Я шокирую вас? Уже? Я должна говорить вам правду, вы же знаете. Сейчас только это имеет значение, хотя кое-что я обычно скрывала, вспоминая прошлое, мне было стыдно, что я не любила свою мать.

— Правда — это именно то, что мне нужно, — с готовностью подтвердила я.

— Отлично. Как я уже говорила, начало было не особенно впечатляющим. Однако меня заметили, пригласили на пробы. Они получились не очень удачными, но, по-видимому, во мне было что-то, и камера это уловила. Когда у вас есть это, вы можете подняться выше среднего уровня, разумеется, если будете работать. Учитывая, конечно, что вы сами хотите этого. А к тому времени я безумно хотела блистать на экране. Я все еще стремилась доказать моему отцу, что смогу быть на самой вершине. Сначала пришли небольшие роли, и я сыграла неплохо. Меня взяли на заметку. Акции мои поднимались, и мне был предложен контракт, который нам с матерью казался совершенно умопомрачительным. Он превзошел все наши ожидания. — Она помолчала, недовольно покачивая головой. — Ничего не выходит. Излагается некая сумма фактов, не более того. Но вам они, вероятно, известны. Видите ли, дело в том, что воспоминания о той поре не вызывают у меня особого энтузиазма. Большей частью это была тяжелая и нудная работа. Я не встречалась с мужчинами, не ходила на вечеринки. Я работала и работала, знала только людей на киностудии, с которыми постоянно общалась, и своих учителей. Я брала уроки дикции. Наступила эра звукового кино, и надо было учиться правильно говорить. От природы у меня красивый тембр голоса, в этом мне повезло.

Да, голос у нее был чарующий, широкого диапазона, легко одолевающий высокие и низкие ноты, но его естественный тембр был низкий, с небольшой хрипотцой, как у курильщика.

— Кажется, "Далекий гром" — ваша первая звездная лента? — подсказала я Лоре.

Лицо ее просветлело.

— Да, действительно, это был старт. Критики меня хвалили. Я получила повышение, у меня появилась возможность претендовать на другие роли — лучше, чем те, которые я играла прежде. Но тогда я еще не могла выбирать фильмы, а после «Грома» многие из них были просто убожеством. И все-таки я уже приобрела имя и определенную известность. Мои фильмы давали хорошие кассовые сборы, я превращалась в звезду. Публике, как выяснилось, нравились примитивные ленты.