Молли Катс - Никто мне не верит Страница 20

— Знаю. — Кара в последний раз просмотрела свои записи. — Пожалуй, все.

— Что у нас с шоу о Департаменте паркового хозяйства?

— Я вчера разговаривала с этой женщиной. — Кара потянулась за блокнотом. Пеннина Руссо. Она была помощником эксперта, а теперь отвечает на телефонные звонки. Она говорит, что ее перевели на эту работу после того, как она подняла шум, когда этот эксперт, Аллен Дрей, продолжал настаивать на свидании.

— Так она придет на шоу?

— Она уклоняется от прямого ответа. Она хотела прийти, пока не узнала, что мы хотим пригласить и всех четырех экспертов. Ей только двадцать шесть лет.

— Дезири Вашингтон было восемнадцать. — Линн взяла блокнот, нашла телефон департамента и позвонила.

— Попросите, пожалуйста, Пеннину Руссо. Привет, это Линн Марчетт. Печально слышать, что вы до сих пор отвечаете на телефонные звонки. Мне хотелось бы помочь вам и изменить ваше положение.

Не кладя трубку, Линн взяла бутерброд с луком и съела его.

Наконец она сказала:

— Я не виню вас. Но дайте мне возможность объяснить, почему мы так поступаем. Поймите, присутствие на программе ваших оппонентов только укрепит ваши позиции. Вы даете им веревку…

Незадолго до ленча в дверь постучали.

— Войдите, — крикнула Линн.

Пэм внесла продолговатую коробку, завернутую в бумагу.

— Для тебя, Линн.

Линн посмотрела на квитанцию.

— Это из магазина в городе Вивиан. Где это?

Пэм наблюдала, как Линн снимает обертку с коробки.

— По-моему, это где-то рядом с Зоной боевых действий.

Линн остановилась. У нее появилось странное чувство. Но Пэм и Кара смотрели на нее с нетерпением, поэтому она сняла бумагу и открыла коробку. Она развернула серебристо-розовую ткань внутри коробки и в ее руках оказался каскад черного шелка, держащийся на двух тоненьких полосках ткани, украшенных горным хрусталем.

— Какое платье, — только и смогла выдохнуть Пэм.

В коробке лежала карточка. Кара протянула ее Линн, которая перекинула платье через руку, чтобы прочитать ее.

— Это от Грега. «Для нашего следующего вечера. Я не могу дождаться минуты, когда увижу тебя в нем». — Она улыбнулась.

— Кажется, ты сказала, что вчерашний вечер прошел не очень хорошо? — спросила Кара. — Хотелось бы мне знать, что он пришлет, когда все будет прекрасно?

— Я… поражена. Мне кажется, он сошел с ума.

— Дай-ка мне. — Пэм взяла платье. — Посмотрите на его верх.

— Ты имеешь в виду лямки?

— Нет. — Пэм прижала платье к себе. Кончики ее грудей, обтянутых красным свитером, просвечивали сквозь ткань.

Рука Линн непроизвольно потянулась к горлу.

— Мой Бог, — сказала Кара.

Пэм закружилась, не выпуская платья из рук.

— Татуировка, отель «Рид», а теперь это платье. У меня нет слов.

Кара протянула руку.

— Дай-ка я примерю. Линн, ты — счастливица. Никто и никогда не высказывал желания увидеть меня в какой-нибудь такой вещи, не присылал мне ничего подобного.

Линн потребовалась минута, чтобы понять, что она была в комнате единственным человеком, которого этот подарок не привел в восторг.

— И ты бы не возражала, если бы тебе прислали что-нибудь подобное? — спросила она.

— Возражала? — сказала Кара. — Я бы сделала этому мужчине предложение. Я бы отдалась ему.

— А ты что — против? — спросила Пэм.

— В общем-то, да.

— Почему? — спросила Пэм таким тоном, словно Линн на ее глазах заказывала на ленч набивку для матраса.

Линн развернула верхнюю часть платья, которое Кара держала в руках.

— Это сексапильно? Или все-таки унизительно? Всего две недели назад я не была даже знакома с Грегом. Не слишком ли рано он себе такое позволяет.

— Иногда, — сказала Кара, — любовь спешит. Это и произошло с вами двумя. Грег не просто познакомился с тобой и выпил вместе чашку кофе, а потом подумал: «Не стоит ли мне послать шокирующей личный подарок этой женщине, с которой мы успели только обменяться рукопожатиями». Вы спали с ним целую неделю.

Когда чуть позже в тот день Грег позвонил ей на работу, она уже успокоилась.

— Ты примерила его? — спросил Грег.

— Еще нет.

— Ты будешь в нем неотразима. — Он говорил тем же мурлыкающим баритоном, который она помнила с их первой встречи. — Я хочу, чтобы ты надела его, когда мы в следующий раз куда-нибудь пойдем.

— Когда куда-нибудь пойдем? Но я не могу!

Кара, наблюдавшая за ней через офис, улыбнулась.

Грег сказал:

— Ты должна его надеть. В этом весь смысл. Не беспокойся. Верх платья запахивается, поэтому его можно открывать только тогда, когда мы сами этого захотим. — Последние слова он прошептал в трубку.

— Как ты доехал?

— Спокойно. Только мне было очень одиноко. Надеюсь, что смогу скоро снова выбраться на Восток.

— Мои друзья Мэри и Гидеон Эли на следующей неделе устраивают пикник. Тебя пригласили прийти вместе со мной.

Снова шепот:

— Как я хочу пойти с тобой.

Невольно Линн ощутила внезапное возбуждение.

Не услышав ее ответа, Грег спросил:

— Ты не одна?

— М-м.

— Это Кара? — Он довольно захихикал. — Тогда ты в моем полном распоряжении.

— Нет, — сказала она, так как не была настроена на игру, — я… потому что я должна уходить. Ты говорил серьезно насчет пикника? Ты сможешь это устроить? — Она услышала, как он снова начал хихикать, и поспешила прервать его вопросом: — Так ты будешь там?

— Нет. Я не могу уехать так быстро.

— Жаль.

— Но я почитаю за честь твое желание продемонстрировать меня.

Она этого не говорила, но это было правдой.

— Тогда в следующий раз.

Он всегда отличался красивой внешностью, что редко встречалось в семьях соломенных рабов. Еще в детском возрасте он пользовался большим успехом. Люди тянулись к нему. Стоило ему посмотреть на кого-нибудь своими серыми глазами, окруженными густыми угольно-черными ресницами, и сложить свои пухлые маленькие губки в улыбку, как мужчина или женщина не могли сдержать ответной улыбки и чувствовали себя согретыми живостью и сверканием этого маленького совершенного существа.

Дети соломенных рабов очень редко оказывались вблизи хозяйских домов. Но Грега заметили. Семья владельца поместья, увидев чудесного мальчика, давала ему мелкие поручения и работу, а иногда награждала его какой-нибудь поношенной обувью или фруктами.

Иногда эти поручения позволяли Грегу попасть в дом хозяина, где он видел жизнь настолько отличную от его жизни, что он ощущал себя насекомым, случайно залетевшим в незнакомое место. Он возвращался в ту лачугу, которая в этот период называлась его домом, и спрашивал родителей, почему они живут так, а не иначе.