Елена Крюкова - Ночной карнавал Страница 20

— Ты едешь или нет?

Ее голосок был холоден, глядела она прямо, с вызовом. Наполовину спущенное с плеч платье выказывало безупречные очертания плеч.

Мужчина, тряхнув головой и отгоняя видение, вздохнул.

— Так и быть, спасу тебя, воровка. Что своровала?.. — спросил он по-свойски, заводя машину и трогая с места. — Если не секрет?..

— Свободу, — просто ответила Мадлен и подмигнула ему.

Шины зашуршали по заметенной снегом мостовой. Мужчина оказался умелым водителем, браво рулил, машину заносило на скользких от гололедицы поворотах.

— Ага, значит, драпанула все-таки. Отчаянная ты. Из тюрьмы?

— Вроде того.

— Не много же из тебя вытянешь. И как ты думаешь, я с тобой буду долго валандаться?..

— Давай отъедем как можно дальше отсюда. Тогда поговорим. Спрячь меня у себя.

— А если у меня дом не здесь?.. Если я путешествую по дорогам Эроп?.. С чего ты взяла, что я проживаю именно в этом городе?.. Наивная дура. Я выброшу тебя на первом же повороте.

Его язык болтал одно, а его мысли судорожно текли по иному руслу. Это девчонка — настоящая драгоценность. Только дикая. Без оправы. Он сначала завладеет ею. Кто он такой? Средней руки коммерсант, живущий на тихие и скромные доходы; на семью хватает, а ему хватает еще и на машину, на любовницу и на собаку. Дом в ста милях от поворота, где он подобрал это чудо. Что он может сделать с нею? Еще одна любовница?.. Где он ее поселит, эту беднячку?.. Надо будет снимать квартиру. Для него это накладно. Думай, думай, голова. Такой красоты во всей Эроп не сыщешь. Эта девочка может сделать головокружительную карьеру. Нужна умелая рука. Много богаче и сильнее, чем его жалкая, потная ладошка, пропахшая недорогим табаком. Эта девочка очень дорогая. Недосягаемо. Неимоверно. Это все равно, что найти в груде мусора, разрыв ее лапами и когтями, как собака, и тяжело дыша от жадности, крупную розовую жемчужину. С Антильских островов… с Карибских…

Он ее продаст. Придумал. Он продаст ее дорого. Слегка отшлифует. Доморощенным резцом. Отгранит чуток. Оправит. Пусть оправа и не будет выглядеть конгениально. Красота оттеняется уродством грубо вычеканенной меди, железа, металла. Серебро и золото обнимут ее потом. Позже. А сейчас он ею займется. Кустарно. Неловко. Как может. Как позволяет ему судьба.

Что такое женщина, принц Таор?.. Как ты считаешь?..

Женщина, дурак мужик, это драгоценная шпинель. Это жемчуг. Это изумруд с берегов Ганга, найденный не тобою, а Богом. Попробуй только его поцарапай.

— Почему у тебя щека поцарапана? Подралась?..

— Да, пришлось поцапаться тут… с одним.

— И ты его здорово… отделала?..

— Да уж как смогла.

Она усмехнулась, вспомнив тяжелое жирное тело надсмотрщика. Скосила синий глаз на руки мужчины, лениво лежащие на руле.

— А со мной драться не будешь?

— Это зависит от тебя.

— Сколько тебе лет?

— Не знаю.

— Почему ты говоришь с акцентом?.. Ты что, иностранка?..

— Не знаю. Меня зовут Мадлен.

— Мадлен… грешное имя… много грешила-то?..

Он обернулся и поглядел ей прямо в глаза, продолжая вести машину. Луч фонарика подсвечивал снизу его небритое, в серой щетине, лицо, галстук-бабочку, выбившийся поверх мятого белого воротничка шелковой рубахи, прядь седоватых, перец с солью, волос, лежащих поперек наморщенного лба. Потрепанный мужичонка. Как он испытующе смотрит на нее. Он наверняка что-то задумал. Ну и пусть. Главное — отъехать как можно дальше от…

— Все грехи мои.

Девчонка! Господи, какой ребенок! Должно быть, ее изнасиловали в канаве. Или отчим, связав ей руки за спиной и наобещав конфет и пряников, когда матери не было дома, повалил ее на диван, а она кричала, и ее крик…

— Где ты собираешься жить?

— У тебя.

— Неплохо для начала.

Он помолчал, вертя руль и снова разглядывая ее. Безумно хороша.

Он продаст ее дорого.

Он разбогатеет страшно и внезапно.

В Эроп ценнее денег нет ничего. И такая красота стоит таких денег, что ему не придется больше думать о завтрашнем дне. Он теперь не будет заплетать гроши в косичку, подсчитывать доходы, пристально глядеть в кошелек, считая, выгорит ли нынче у него купить любовнице подарок, а дочке — пуховую шапочку и восточные сладости в чаю. Его уродина дочка любит восточные сладости. За кого он выдаст дочку замуж?! За толстобрюхого рантье? За куртуазного наглого хлыща, пользующего денежки подслеповатого папаши?! Эту красавицу лучше не показывать никому. Пока он едет к себе домой, надо хорошенько обдумать, куда ее спрятать.

Поворот. Еще поворот. Крутой вираж. Машину заносит — гололед. А если они разобьются? Ну уж нет. Он осторожный. Он не должен разбиться, как сервизная чашка. Он должен замечательно пристроить эту шлюшонку, вдоволь натешившись ею. Такой товар в Эроп не может пропасть ни за понюх табаку. В первом же порту над ней надругаются и убьют ее, всунув в рот кляп, портовые грузчики, матросы или угрюмые докеры. Он призван сохранить самородок. Как засверкает она в свете люстр и канделябровых свечей, если ее одеть в желтый шелк, прошитый металлической нитью… в рытый темно-вишневый бархат! Крупные кольца золотых волос… обнаженные плечи… надменный синий взгляд поверх лысых и волосатых голов, поверх обезьян, волчьих ушей, львиных зубов, из которых льется на паркет слюна… эх, девочка, как же ты царишь над ними, так перехитри их всех!.. Восторжествуй!.. Не дай им сожрать тебя… если ты умна — ты будешь сопротивляться… Ты никогда не станешь игрушкой в их масленых руках…

— Где твой дом?

— Ты будешь жить не у меня. Ты будешь жить у моего друга Этьена.

— Как зовут тебя?

— Март.

— Ты в марте родился, что ли?..

— В декабре. Помолчи. Не болтай.

Они больше не произнесли ни слова друг с другом. Молчали все время пути. Промчав по дороге невесть сколько миль, железная повозка замедлила бег около неказистого домика, торчавшего из скопления сугробов прямо у дороги. Они вылезли из тесноты и духоты, и Март позвонил в колоколец, висящий над резной дубовой дверью.

Послышались шаги по лестнице, скрипло поющей на все лады. Задвижка зазвенела, лязгнула, и на пороге показался лысоватый человечек, сонно щурившийся на ночных гостей.

— Боже, Март, — пробормотал заспанный хозяин, — а мы уже давно легли. Ели Рождественского гуся… все съели, одни косточки остались… Выпить найдется, пожалуй… Валяй, заходи, если уж приехал!.. А-а! — зевнул. — А это что за гусыня с тобой?.. Рождественская курочка?..

Хохотнул. Погладил лысину ладонью. Мадлен заквохтала по-куриному, выставив личико вперед и отклячив зад:

— Ко-ко-ко-ко-ко!