Валерий Рыжков - С четверга на среду Страница 20

Крестный отец, Цезарь, особо выделялся из толпы, с кольцом на мизинце, который по – отечески подхватывал любого слушателя под руку, а кого-то прощупывал на расстоянии, прищуриваясь, смотрел исподлобья. Золотая молодежь, мажоры, с подружками из эскорта банкиров, временами исчезали по каютам, возвращаясь вспотевшими к столу за шампанским.

Тут был, и главный инженер, который отвечал за кулинарную безопасность стола. Его наколки на руках значительно отличались от тайских замысловатых татуировок. Он был почетным гостем от северных широт Воркуты. При нем присутствовала неотступно женщина лет сорока, воровка на доверии.

Настроение Ирины поменялось, когда к столу подошел беспардонный Марат, хватая в свою костлявую кисть с золотым перстнем, все, что подворачивалось под руку.

Ирина вышла из зала на палубу прогулочного судна.

Марат прошел за ней в комнату отдыха, свежий морской воздух прорывался через открытое окно. Он бесцеремонно подошел к Ирине, вытащил из кармана сто долларовую купюру, и подал ей, попросив на купюре оставить автограф, так как она оказалась на этом балу обладательницей счастливого выигрышного билета.

Официант подал Марату стакан виски со льдом, отпив глоток, небрежно поставил на поднос. Он снова прошел в комнату отдыха. Ирина стояла около умывальника, ее истерически рвало, и она плевалась в купюру, на которой размашисто написала: «Нет!!!».

Марат подошел к ней, вцепившись бульдожьей хваткой в ее руку, тут она сделала ловкий болевой прием, которому когда-то обучил ее отец. Он отскочил от нее, скорчившись от боли. Ирина тем временем выбежала из комнаты. Марат сделал попытку догнать, но охрана безопасности преградила ему дорогу. Он затаил злобу, принюхался, к просушенной купюре, произнеся саркастически, что деньги действительно не пахнут, и положил на поднос для пожертвований.

Крестный, Цезарь, рассказывал гостям, в том числе Павлу, Анатолию и Ирине, о делах минувших лет, когда их всех в народе называли «цеховиками» экономики, а теперь лидерами отечественного бизнеса. Новое время – новые слова. И он принципиально осуждает терроризм и насилие. Считая, что нет хуже жизни, чем существовать не по понятиям. Но что сделаешь, надо идти в ногу со временем, как говорил Карнеги, что друзей надо иметь всегда, и что, всем хватит места, главное, уметь завоевывать друзей. У всех на лицах промелькнули улыбки от двусмысленности слов умного человека, обладающего странной безграничной властью над присутствующими.

На верхней палубе продолжались танцы. Музыканты играли под заказ захмелевшей публики, были тут и звезды эстрады. Радужный транспарант гласил: «Нам десять лет».

Ирина на верхней палубе выглядела несколько побледневшей от суеты праздника. Она была, как бенгальский огонь, яркой и серебристой, завораживающей красавицей в вечерней мгле над темной рекой.

К ней подошел Марат, и как ни в чем не бывало, они продолжили вечер, в компании уставших от вечеринки людей. На прощание он задержал ее ладонь, со словами, что высоко оценил ее поступок, и она действительно стоит дороже, но пока он не располагает такими средствами, чтобы содержать такой бриллиант. Ирина начала терять терпение, сжимая крепко зубы, от новой игры слов, сменяющихся декораций, от напряженной обстановки маскарада корпоративного бала.

Она торопливо прошла в номер. Следом вошел Анатолий, присел около нее, и стал гладить ее по голове, и она быстро погрузилась в короткий сон.

Игра на биржах продолжалась, и чем больше нулей было после цифры единицы, тем веселей становилась кругом жизнь.

С Анатолием она ссорилась по пустякам, порой, не разговаривая днями между собой, и не уступали друг другу даже в мелочах.

В ее сумке в беспорядке лежали вещи: визитки, сигареты, таблетки. Однажды это все вывалилось на пол под ноги Анатолию, на что он выразил свое презрение старшего преподавателя, как к неуспевающей студентке, у которой он обнаружил шпаргалки. С этого дня он стал тщательнее вслушиваться и всматриваться в ее жизнь. От бесчувственности ее тела у него появилось чувство вины перед ней. В такие минуты прострации он смотрел в потолок, рассматривая трещины. Она теперь, не прячась от него, красила ресницы, подкрашивала губы. Однажды, решив подзадорить Анатолия, она обнажила свое тело, распахнув халат, пытаясь шокировать его своим эротическим бельем, но он увидел только худую грудь с желтоватой белизной кожи, отчего брезгливо отвернулся от нее.

Привычка семейной жизни не отпускала ее исчезнуть куда-нибудь навсегда. И она возвращалась в дом, оставаясь холодной, достигнув критической точки эмоционального выгорания.

Каждый год, в июне, город погружается в белые ночи с возбуждающими всеми чувственными и болезненными страстями, какие есть в человеке.

Они пришли на короткий период к перемирию. Они поделили совместную жизнь на квадратные метры, каждый занял свой угол, ребенок тоже забаррикадировался от них в своей детской комнате. И, тем не менее, существуя в одной квартире, они ощущали, что живут на разных планетах.

Анатолий закрывал глаза, проходя мимо ее комнаты, с мыслями, что завтра все переменится, но наступал новый день, и все оставалось как прежде, она стала для него безвозвратно, чужая милая.

Второго июня Ирина, войдя в квартиру, обнаружила на постели изломанные гладиолусы, ее любимые цветы, которые он дарил из года в год. Она подняла цветы, прижав к груди, потом отбросила их в угол.

Анатолий пришел под вечер за чемоданом, навеселе, и беззаботный, сообщив, что уезжает в длительную командировку. При расставании он зачем-то спросил ее – любит ли она его, как прежде. Она утвердительно кивнула, а у самой мелькнула мысль: «Опять солгала». И он также подумал, что она снова его цинично обманула, это как когда называют секс любовью. Им стало от этого еще отвратительнее, чем прежде, и они, как можно, беспечнее попрощались друг с другом.

Анатолий стоял на перроне, смотрел на окурки, брошенные мимо урны. Проводница вагона поглядывала на часы, изумленно произнеся, отчего задерживают отход поезда, так как по расписанию они должны быть в пути. Поезд медленно качнулся колесами, притормозил, двинулся вперед, и покатил по железной дороге. Перрон опустел на несколько минут, затем подошел новый поезд на другое направление.

От бессонницы Ирина не смогла успокоиться, она осталась одна в квартире, дочь была в гостях на лето у моря, Анатолий уехал. Она еще раз громко произнесла вслух: «Прощай! Каждый играет за себя». Она, таким образом, попыталась избавить себя от иллюзий. И как голодная волчица вышла на охоту. Это было другое наслаждение собой. Ирина с подругой посетила ночной бар. В четыре утра они вернулись в квартиру, и проспали до следующего вечера, приняв аспирин.