Людмила Зарецкая - Мой любимый сфинкс Страница 22

– Стыдно было, – нехотя пробурчал Григорий. – Эта девчонка, Злата, может при всех признаться, что пописать бегала. А я – мужик солидный. Как вслух скажешь, что у меня от этой вашей охоты живот прихватило? Вот не ездил никогда на охоту, нечего было и начинать, не по мне это все. Так что причина моего отсутствия довольно банальна. Сидел я под кустом и хвалил себя, что влажные салфетки с собой ношу. Так что выстрелы я слышал, но на процессы в моем организме они никак не влияли.

– А я‑то уж подумал, – протянул журналист, – что у тебя есть более серьезная причина молчать.

– А что ж ты меня тогда при всех на чистую воду не вывел? – Теперь уже насмешка звучала в голосе банкира. – Спросил бы при всех, куда я ходил и зачем. Я бы и признался.

– А у меня профессия такая – интересные вопросы наедине задавать, – спокойно ответил Парменов. – То, что знают двое, знает и свинья, как говорил товарищ Мюллер. А я привык эксклюзив получать. Вот и решил попытать тебя наедине. Как выяснилось, зря. Твой понос на эксклюзив никак не тянет, ты уж извини.

– Это ты извини, что эксклюзива не вышло, – засмеялся Гриша. – Давай, спокойной ночи, до завтра, напарник. Спасибо, что не сдал.

Парменов махнул рукой в прощальном жесте и остался задумчиво смотреть на воду. Немного выждав, пока Гриша скроется в конце тропинки, он повернулся спиной к реке, достал из кармана телефон, потыкал в кнопки, терпеливо подождал, пока ему ответят, и негромко произнес (Злате пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова):

– Привет, это я. Хочу тебя порадовать, проблемы с Залесьем больше нет. Громов мертв. И поверь мне, это гораздо более эффективный путь, чем дальнейшие переговоры с ним. Что? Да бог с тобой. На меня никто не подумает. Случайный понос одного чудака создал мне прекрасное алиби. Так что давай, действуй. И не забудь проставиться за хорошую новость.

Закончив разговор, он оглянулся на реку и не спеша пошел ко входу в соседний корпус. Сидящую над его головой Злату он так и не заметил. Проводив его глазами, она в задумчивости слезла с подоконника и поплелась в ванную. То, что она услышала, требовало осмысления. А после сегодняшних событий ее голова думать категорически отказывалась.

Глава 6

Маленькая ложь рождает большое недоверие

Умные не обижаются, а делают выводы.

Аржанов был зол. Точнее, хоть по его невозмутимому виду это было и незаметно, он был в бешенстве. Совершить заранее запланированное убийство на его территории… Это был вызов. Осознанный и циничный. Все, кто знал Аржанова, понимали, что «Медвежий угол» – больше чем база. Это его личная территория. Выстраданная, отстроенная, вылизанная, тщательно оберегаемая от непрошеных гостей.

Замаскировать убийство под несчастный случай на охоте – прием старый как мир. Но никто даже и не старался ничего маскировать, произведя выстрел из пистолета и бросив оружие в лесу, в его лесу. В этом чудилась какая-то лихая бесшабашность. Человеку, который это сделал, было наплевать на чувства окружающих. На его, Аржанова, чувства. Хотя о чем это он… Убийце было наплевать на человеческую жизнь, которая не стоила в его глазах ничего. Совсем ничего. И уж тем более он не думал ни о репутации базы, ни о такой мелочи, как репутация Аржанова. Ничем этим он не дорожил. Включая охотничье братство и охотничьи законы, в общем-то непреложные для всех гостей, с той или иной степенью регулярности приезжающих в «Медвежий угол».

Какая-то смутная мысль мелькнула в голове Аржанова и тут же спряталась в закоулках сознания под напором испытываемой им ярости. Вынырнув из этой клубящейся ярости, он попытался ухватить мысль за хвост, так как почему-то она показалась ему крайне важной, но не успел.

«Бог с ним, – подумал он. – Если важно, вспомню. А если не вспомню, значит, не важно».

Разлегшись на медвежьей шкуре в своей комнате, он прокручивал в голове разговор, состоявшийся в гостиной. Даже не сам разговор, а взгляды, вздохи, позы людей, выражения их лиц.

Вот плачущая раскрасневшаяся Светлана. На ее личике написано все испытываемое ею смятение. Вот Заварин, утешающий свою прелестницу. Рассказывая про встречу с Саньком, он был спокоен и холоден, хотя чего еще ждать от хирурга, каждый день сосредотачивающегося перед операциями на человеческом сердце?

Непонятно почему взволнованный Григорий. Такое чувство, что они с Парменовым – сообщники, если судить по тому, как они быстро переглянулись. Никто этого не заметил, кроме него, Аржанова, и, кажется, еще девица заметила, Злата. По крайней мере, в ее больших серых глазах на секунду промелькнула искра интереса. Она вообще приметливая, это он уже успел понять.

Интересно, кому Сашка Громов перешел дорогу? Нет, парень он, конечно, был ершистый, с характером. Остальным егерям правду-матку в глаза резал, гостям гадости в лицо говорил, даже не страшась аржановского гнева. Так, может, его кто-то из егерей и убил? Тогда все еще хуже, потому что годами создаваемая репутация базы даст трещину. Какой он, Аржанов, хозяин, если у него егеря друг в друга стреляют! Хоть и стыдно в этом признаваться, но ему было бы гораздо спокойнее, если бы выяснилось, что в убийстве повинен кто-то из гостей. В конце концов, люди все известные, личности. И к нему, и к базе отношение имеют только косвенное. Из аржановских гостей здесь только Аграфенин. Остальные рекомендованы со стороны, а потому отдуваться перед советом десяти за них придется не ему.

Кстати. А так ли он уверен в Аграфенине? Все-таки столкнулись они в прошлый раз с Громовым не на шутку. Еле разняли их. Мог Антон решиться на месть и в этот раз захватить с собой пистолет? Зачем? Но, с другой стороны, чужая душа потемки. Даже Антохина. Или все-таки егеря что-то не поделили? Хотя пистолет… Не могло его быть у егерей. Никак не могло. Значит, все-таки кто-то из гостей. И хочешь не хочешь, а надо выяснить, кто именно. Чтобы понять, как свести к минимуму репутационные риски.

В полутьме ночной комнаты едва слышно запиликал телефон. Аржанов вскочил на ноги и, невольно охнув, схватился за спину. Застарелая травма – в восемнадцать лет он свалился с лошади – давала о себе знать в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас, зажмурившись от острой боли, ловко пробирающейся по нервным окончаниям и расходившейся от спины по всему телу, стремясь захватить голову, он понимал, что пару дней ему будет трудно думать о чем-то другом, кроме этой напасти.

Выдохнув через крепко сжатые зубы, он дотянулся до неумолкающего телефона и нажал на кнопку. Пальцы, влажные от боли, оставили на стекле экрана мутный след. Тряпка. Слабак.