Уильям Коллинз - Новая Магдалина Страница 22

— Она совершенно посторонняя для меня, — спокойно ответил Джулиан.

— Совершенно посторонняя! А ты мне писал, что интересуешься ею.

— Я интересуюсь ею. И мало того, вы ею интересуетесь.

Леди Джэнет нетерпеливо забарабанила пальцами по столу.

— Не предупредила ли я тебя, Джулиан, что я терпеть не могу таинственностей? Хочешь ты или нет объясниться?

Прежде чем Джулиан ответил, Орас встал с своего стула.

— Может быть, я мешаю, — сказал он.

Джулиан сделал ему знак сесть опять.

— Я уже говорил леди Джэнет, что вы не мешаете, — ответил он. — А теперь я вам скажу, как будущему мужу мисс Розбери, что вам интересно будет услышать то, что я вам скажу.

Орас, сел на свое место с видом подозрительного удивления. Джулиан обратился к леди Джэнет.

— Вы часто слышали от меня, — начал он, — о моем старом приятеле и школьном товарище Джоне Кресингаме.

— Да. Это английский консул в Мангейме?

— Он самый. Когда я вернулся из деревни, я нашел между другими моими письмами длинное письмо от консула. Я принес его с собою и предлагаю прочесть из него несколько мест, в которых рассказана очень странная история гораздо ясней и правдоподобней, чем я могу рассказать ее своими словами.

— Очень долго это будет? — осведомилась леди Джэнет, смотря с испугом на мелко исписанные листы, которые ее племянник разложил перед собой.

Орас со своей стороны задал вопрос.

— Точно ли вы уверены, что это интересно для меня? — спросил он. — Консул в Мангейме совсем мне незнаком.

— Я ручаюсь за это, — ответил Джулиан, — ни тетушкино терпение, ни ваше, Орас, не пропадут даром, если вы согласитесь внимательно послушать то, что я хочу прочесть.

Этими словами он начал свое первое извлечение из письма консула:

«Память у меня дурная на числа. Но, должно быть, прошло три месяца после того, как ко мне было прислано извещение об одной больной англичанке, принятой в здешний госпиталь, о которой мне, как английскому консулу, интересно было разузнать.

Я отправился в тот же день в госпиталь, и меня привели к постели больной.

Больная была женщина молодая и (когда была здорова), мне кажется, была очень хорошенькая. Когда я увидел ее в первый раз, она показалась моим неученым глазам похожею на мертвую. Я приметил, что голова ее была обвязана, и спросил, какою болезнью она страдала. Мне отвечали, что это бедное создание присутствовало, никто не знал зачем и для чего, при стычке или ночной атаке между немцами и французами и что рана на ее голове нанесена осколком немецкой гранаты».

Орас, до сих пор сидевший небрежно откинувшись на спинку кресла, вдруг приподнялся и воскликнул:

— Боже мой! Неужели это та самая женщина, которую я принял за мертвую во французском домике?

— Этого я не могу сказать, — ответил Джулиан, — послушайте остальное. Письмо консула, может быть, ответит на ваш вопрос.

Он продолжал читать:

«Раненая женщина была сочтена мертвой и оставлена ретировавшимися французами в то время, когда немцы заняли позицию неприятеля. Она была найдена на постели в домике начальником немецкого лазарета…»

— Игнациусом Вецелем? — вскричал Орас.

— Игнациусом Вецелем, — повторил Джулиан, смотря на письмо.

— Это она! — сказал Орас. — Леди Джэнет, для вас действительно это будет интересно. Помните, я вам говорил, как я в первый раз встретился с Грэс, и, конечно, он подробнее слышал об этом от самой Грэс.

— Она терпеть не может говорить о своем путешествии, — ответила леди Джэнет. — Она упоминала, что была остановлена на границе и случайно очутилась в обществе другой англичанки, совершенно незнакомой ей. Я натурально задала несколько вопросов и с ужасом услышала, что она видела, как эта женщина была убита немецкой гранатой возле нее. Ни она, ни я не имели никакого желания возвращаться к этому предмету. Ты совершенно прав, Джулиан, что не хотел говорить об этом, пока она находилась в комнате. Теперь я понимаю все. Должно быть, Грэс упомянула мое имя своей спутнице. Эта женщина, конечно, нуждается в помощи и обращается ко мне через тебя. Я помогу ей, но она не должна приходить сюда, пока я не приготовлю Грэс увидеть ее живою. Пока я не вижу никакой причины, для чего им встречаться.

— Насчет этого я не уверен, — сказал Джулиан тихим голосом, не поднимая глаз на тетку.

— Что ты хочешь сказать? Разве тайна еще не раскрыта?

— Тайна еще не раскрыта. Пусть продолжает мой приятель консул.

Джулиан вернулся к извлечению из письма:

«Старательно рассмотрев мнимый труп, немецкий доктор сделал заключение, что при торопливом отступлении французов потеря сознания была принята за смерть. Заинтересовавшись этим случаем как врач, он решился на практике проверить правильность своего мнения. Он сделал успешную операцию этой раненой женщине. После операции он несколько дней сам наблюдал за ней, а потом перевел ее в ближайший госпиталь — в Мангейм. Он был принужден вернуться к своим обязанностям военного врача и оставил свою пациентку в том положении, в котором я увидел ее бесчувственной на постели. Ни он, ни госпитальное начальство ничего не знали об этой женщине. При ней не было найдено никаких бумаг. Доктора могли только, когда я спросил у них, нет ли сведений для того, чтобы дать знать ее друзьям, показать мне ее белье с ее меткой. Я вышел из госпиталя, записав ее имя в моей записной книжке. Звали ее Мерси Мерик».

Леди Джэнет вынула свою записную книжку.

— Дайте мне записать это имя, — сказала она, — я никогда не слышала о нем прежде и могу забыть. Продолжай, Джулиан.

Джулиан перешел ко второй выписке из письма консула:

«В таких обстоятельствах я мог только подождать, тюка узнаю в госпитале, когда больная оправится настолько, чтобы поговорить со мной. Прошло несколько недель, прежде чем я получил известие от докторов. Когда я приехал навести справки, мне сказали, что больная лежит в горячке и что эта бедная женщина находится попеременно то в бесчувственности, то в бреду. В минуты бреда имя ее тетки, леди Джэнет Рой, часто срывалось с ее губ. А вообще ее бред был по большей части совершенно непонятен людям, ухаживавшим за нею. Я думал, было, написать вам и просить вас поговорить с леди Джэнет. Но так как доктора сказали мне, что теперь нельзя решить, останется ли она жива или умрет, то я решился ждать до тех пор, пока время решит, надо ли беспокоит вас, или нет».

— Тебе это лучше известно, — сказала леди Джэнет. — Но признаюсь, я не вижу, в каком отношении я заинтересована в этой истории.