Галина Романова - Пять минут между жизнью и смертью Страница 23

А он жить хочет!

Хочет жить в своей квартире, заново отремонтированной, обставленной добротно и уютно. И пускай он станет жить там один. Пускай! Не надо ему никакой феи и ангелочков от нее. Он будет жить так, как жил много лет без нее, то есть спокойно, уравновешенно, беззаботно. Будет готовить себе немудреную еду. Смотреть до посинения телевизор и зевать в потолок при этом. Может, бизнес свой расширит. Собирался же, почему нет. А любимым делом…

Вот с этим он точно завязал. Понял это, когда над остывающим трупом сидел и визг чей-то слушал, словно сквозь вату.

Он никогда больше не толкнет чужую незапертую дверь, никогда! Фарта больше нет, это он тоже понял. Удача, которой он упивался, отвернулась от него, бросила его на произвол, сделала самым несчастным человеком.

А все так хорошо начиналось, так хорошо, так обнадеживающе…

Поспать ему не дали. Резким окриком заставили подняться с нар, заправить постель и приготовиться к раздаче пищи.

Пища! Одно название! Он, даже когда не особо старался, никогда не смог бы так гадко сварить еду. В тюрьмы будто нарочно набирали таких поваров, которые ухитрялись испоганить любой продукт. Даже картошку! Уж ее-то сварить было проще простого. Нет, и ее тюремные повара ловко превращали в сизую тягучую массу, хоть окна ею заклеивай. Что каша, что макароны, что картошка! Все одним цветом, одной консистенции и одного запаха.

– Батенин! – грубо окликнул его дежурный через час после завтрака. – К следователю, на допрос!

Чего было его таскать туда и обратно? Он ведь уже все сказал, что нужно. Пришел познакомиться, принес букет, долго ждал на скамейке, потом пошел наверх, мимо дерущихся поднялся, вошел в незапертую дверь, а там…

– А вы всегда входите в квартиру, если дверь не заперта?

Следователь ему попался жуть какой въедливый! Такое чувство было у Льва, что тот все про него знает, все, а теперь нарочно жилы из него тянет, пытаясь добиться чистосердечного признания.

– Нет, не вхожу. Зачем? – томился под его зорким следственным оком Лев и врал неумело. – Разве можно в незапертые двери входить? То есть… Я в том смысле, что если не зовут. То есть если хата чужая…

– А знакомиться пришли почему именно к ней? – снова копал и копал под него дотошный следователь, Рашидов Иван Иванович.

Пошутил, что ли, кто, назвав его так?

– Обычно на дискотеках знакомятся. Ну или там в магазине, в клубах по интересам, в метро, электричке, кино… А вы прямо на квартиру завалились. Это как-то необычно. – Иван Иванович подпер резко выдающийся подбородок сухоньким кулачком. – Кто вам дал ее адрес? У вас есть общие знакомые?

– Нету.

Лев Батенин согрелся только в этом кабинете. Тут его прямо словно черти в котле варили, пот градом струился по спине и щекам. Это в камере его колотило от холода. А в кабинете Рашидова будто в парилке парили.

– Чего нету? Чего нету, Лев Романович? – ухмылялся догадливый Рашидов.

– Знакомых… общих нету.

– А кто вам дал ее адрес? – с неправдоподобным изумлением воскликнул Иван Иванович. – По какой такой причине вы оказались возле ее двери?

– Познакомиться хотел, – бубнил Батенин, играя в тупого придурка, иногда удачно, иногда не очень.

Рашидов орал уже:

– Кто тебе дал ее адрес, идиот?!

– Никто не давал, – дергал плечами Лев Батенин и нервно улыбался. – Кто же мне его даст, если у нас с ней нет общих знакомых?!

– А почему тогда ты пришел к ней знакомиться в ее квартиру?! – снова орал Рашидов, невыдержанным он оказался, хотя и очень проницательным. – Как ты узнал, где живет женщина, которая тебе нравится?! Ты что же, следил за ней?!

Вот и помог ему следователь, дай бог ему здоровья! А то уж и не знал, как выкручиваться. Еще немного – и точно стал бы колоться, как это принято говорить. Сокамерник так именно говорит все время. Раскололи, мол, менты его подельника в два счета, или что-то в этом роде.

– И да, и нет. – Лев улыбнулся в непроницаемо-черные глаза Ивана Ивановича. – Шел как-то мимо, увидал, девушка симпатичная в подъезд зашла, я за ней.

– Маньяк, что ли?! – тут же прицепился Рашидов.

– Не-ет, зачем же. Я не приставал. Просто посмотрел, где она выйдет, поехал выше. Потом еще пару раз увидал ее, как она гуляла.

– С кем?

– Да ни с кем, одна.

Ага, так он ему и рассказал, что да с кем. Скажешь «а», придется говорить «б». А менты, они ведь тайны хранить не умеют.

А он хочет жить, и жить будет долго. Уж он теперь постарается.

– И ты не подошел к ней на улице, а поперся к ней домой, и прямо-таки в день убийства? – Рашидов зашелся едким смешком. – Сам-то хоть понимаешь, какой бред несешь?

– А что бредового-то? Судьба… Булка с маслом всегда маслом вниз падает. Вот и меня угораздило. – Лев с тоской смотрел на Рашидова. – Ведь было знамение, нет же, все равно пошел.

– Что за знамение? – удивленно вскинул Рашидов четкой линии брови, прямо как у восточной красавицы.

– Раз пришел, ее нет. Соседка сказала, что нету, мол, блудной-то. Мне бы уйти, а я ждать сел во дворе. Потом драка эта…

– Что за драка? – насторожился Рашидов.

– Я начал подниматься по лестнице, а там два мужика дерутся. Пришлось ждать, пока один другого в угол загонит.

– На каком этаже была драка? – Рашидов одним пальцем стучал по клавиатуре, записывая его показания. – И когда ты поднялся и вошел в квартиру, девушка была уже мертва?

– Точно так.

– А как ты понял, что квартира не заперта?

– Так это… – Лев смутился и снова соврал: – Приоткрыта она чуть была. Свет пробивался.

– Ага, ладно. – Рашидов запустил печать. Потом заставил его подписать, ткнув пальцем в бумагу. – Подпиши тут и тут.

И как ни странно, на день от него отстал.

– Отпустить тебя должны, – утешил его за ужином сокамерник, с наслаждением хлебая варево неопределенного цвета и запаха из жестяной, погнутой в нескольких местах миски. – Раз обвинение не предъявляют, значит, ничего у них на тебя нет. Мало ли, что ты рядом был, и что! Пистолета при тебе не было. Вместо пистолета букет был. Мужики, которые дрались, если тебя вспомнят, то отпустят сто пудов. Еще день подержат, и отпустят, так и знай. Хату еще не чистили, нет?

– Не знаю, – нервничал Лев всякий раз, как вспоминал про фотографию погибшей девушки, выставленную им на самое видное место в доме. – Фотку не показывали мне, значит, не были.

– Значит, прокурор санкции не дает, – выпячивал губы сокамерник, которого Лев про себя называл «бывалым». – Значит, на воде вилами писано. Не ссы, Лева, отпустят.

«Первым делом… – решил Лев, засыпая тем вечером, – первым делом в ванну с горячей водой завалюсь. Потом еды закажу домой, да побольше. Вкусной какой-нибудь, изысканной и красивой. И пирожных с заварным кремом. После ванны накрою стол на себя одного. Включу телик и стану объедаться и пиво пить. Здорово!»