Вера Колочкова - Прерий душистых цветок… Страница 25

— Я бы чипсов поел в длинной такой коробочке. Давно не ел…И еще я сыру хочу с большими дырками, и пепси–колой чтоб его запивать…

— Ну, за такую еду, я думаю, нам от сеструхи твоей запросто по затылкам перепасть может. Или нет? У тебя как, желудок крепкий? А то натворим опять дел…

 ***

 11.

 В это утро Василиса проснулась и без будильника. Соскочив с недовольно скрипнувшей под ней раскладушки, на цыпочках быстро прошла в Петькину комнату, склонилась над разметавшимся во сне братом. Петька дышал сипло и коротко–неспокойно, щеки его пылали нездоровым ярко–розовым румянцем, лоб был сухим и температурно–горячим. От прикосновения ее прохладной ладони он вздрогнул, промычал–простонал что–то и перевернулся на другой бок, с трудом сглотнул воспаленным сухим горлом. Василиса вздохнула тихонько и медленно пошла на кухню – Лерочки Сергеены кофе хоть выпить хорошего с горя, что ли…

 Весь вчерашний день у мойки в кафе она провела, словно на иголках. И народу как назло было много, и ни одного получасового даже окошечка не образовалось, чтоб до дому добежать; от нетерпения и страха она даже иногда пританцовывала слегка, будто сыпанул ей кто под ноги горячие уголья. Налив кофе в красивую чашку кузнецовского фарфора и держа ее бережно на весу, словно драгоценный осколок от прежней их жизни, Василиса заглянула в холодильник и обнаружила там с большим удивлением небывалые для их теперешнего питания вкусности : и сыр, и творог, и кусок розово–нежной ветчины, и даже половинка ананаса выглядывала из пакета задорным зеленым хвостиком. Василиса вдруг поняла, как давно она хочет есть. Не обманывать организм тушеной капустой и морковными котлетами, а именно есть, чтоб отрезать ножом толстые сочные куски большой, размером с половину тарелки отбивной и аккуратненько окунать их в острый–острый горчичный соус…Сглотнув, она решительно выудила с полки сыр, отрезала себе порядочный от него пласт и откусила, и запила горячим кофе, и закрыла глаза от удовольствия…А открыв их через полминуты, увидела стоящего в дверях Сашу, уже одетого для улицы. Лицо его было сосредоточенным, деловым и очень озабоченным, отчего болтающийся в его руке квадратненький чемоданчик казался не к месту смешным и немного даже карикатурным.

— Доброе утро, Саш… Я вот тут сыр твой взяла… — растерянно пробормотала она, вдруг покраснев.

— С чего это он мой–то? – в удивленной и какой–то легко–спасительной простоте прозвучал его вопрос. — Скажешь тоже не подумавши… Ты меня не теряй, я по заказам пошел. Ага? Мне сегодня в три места надо успеть, только к вечеру появлюсь. Медсестра с Петькиным уколом придет в десять часов, соку я ему вчера закупил достаточно – он все время пить просит. И еще в морозилке клюква есть, надо морс сварить. Сумеешь?

— Ага… — кивнула головой Василиса. На какой–то миг она ощутила вдруг себя прежней девочкой–школьницей, о которой заботятся, которой дают всего лишь четкие задания на определенный временной момент, и их надо выполнить от сих до сих, только и всего–то, потому что все остальное – уже не ее забота, все остальное – большая забота больших, сильных и умных взрослых… Ощущение это было невероятно теплым и приятным, но в то же время, как она сама понимала, очень уж варварски–обманчивым. Нет вокруг нее никаких таких сильных и умных взрослых, а есть разбитая инсультом бабушка, свалившийся с простудой младший братец да добрый и великодушный жилец Саша… И вообще, нет никаких особенных поводов для подступивших к горлу слез – вот прямо только их и ждали тут, как же…

 Закрыв за ним дверь, Василиса, убегая от этой коварной к себе жалости, тут же постаралась впрыгнуть в обычную свою утреннюю колею – надо было кормить завтраком бабушку, надо было ухаживать за больным Петькой, надо было стряпать обед, заводить постирушки, надо было заниматься еще тысячей мелких и нужных дел, на которые уходит нынче все ее свободное девчачье время. Зато и для радости повод тоже есть - при помощи жильца Саши удалось Лерочке Сергеевне долг заплатить. А это значит, что она их не бросит. Это значит, что есть, есть надежда на появление долгожданной динамики в замерших бабушкиных мышцах, что когда–нибудь она сама встанет на ноги и пойдет, и будет ходить себе и ходить, и Василиса тоже будет ходить – на другую уже работу, на вечерние занятия в институт, и в театр будет ходить, и на концерты, и просто так гулять…

 Размечтавшись, она не расслышала сразу настойчивого зова дверного звонка, потом, сообразив, удивленно пошла открывать - кто бы это мог быть, интересно… Для медсестры из детской поликлиники рановато еще, а Лерочка Сергеевна только завтра придет…

 К ее удивлению, в дверях стояла та самая блондинка, приходившая к ней в кафе и представившаяся Сашиной женой. Она вдруг улыбнулась Василисе так лучезарно и приветливо, будто здесь ее ждали, не отходя от двери, несколько дней подряд, и теперь непременно должны быть очень и очень счастливы ее появлению.

— Здравствуйте, Василиса! – продолжая улыбаться, бодро произнесла блондинка и радостно шагнула в прихожую. – А я вашему Петечке фруктов принесла!

 В доказательство она даже подняла до уровня Василисиных глаз небольшой пакет с фруктами и помотала им из стороны в сторону, одновременно скидывая ботинки и пытаясь стряхнуть с одного плеча куртку. Быстро перебросив пакет в другую руку, она повесила соскользнувшую с другого плеча куртку на крючок и пошла в комнату, приговаривая при этом деловито:

— Ну как? Температуру с утра мерили? Не упала? Высокая? А врач был? А где можно фрукты помыть?

— Ничего себе… — только развела руками ей в спину Василиса. – Как говорится, явление восьмое, все те же в лаптях…

 Зайдя в комнату, Марина так же скоренько–приветливо поздоровалась и с сидящей около Петькиной постели в своем кресле Ольгой Андреевной, и улыбнулась ей свойски–дружески, и захлопотала вокруг Петьки с нарочитой заботой, толкуя что–то о специально разработанных для укрепления детских организмов комплексах витаминов по очень уж доступным ценам, специально для людей экономных и не богатых…И что только для них она эти витамины в специальном месте закажет, и на дом им принесет, и даже денег с них не возьмет за это, и вообще, она так переживает и заботится о Петечкином здоровье, как никто другой… Петька следил за ее суетой нехотя и как–то слишком уж исподлобья. Потом недовольно вдруг проговорил, едва двигая запекшимися от температуры губами:

— Марина, а вы что это, жить у нас собрались, что ли? Навеки поселиться, да? Каждый день сюда приходите…У нас больше комнат свободных нет, знаете ли. Сестрице и так вон у бабушки за шкафом жить приходится!