Галина Куликова - Врушечка Страница 26

— Кажется, пора бежать, — сказал Шелестов. Поднялся на ноги и, схватив Настю за руку, потянул за собой.

Они бросились к его машине и не успели совсем чуть-чуть — дождь хлынул как из ведра, в мгновение ока промочив их с ног до головы. Они побежали еще пуще, и на переходе, когда пришлось нестись через дорогу, Настя завизжала. Хохоча, оба ворвались в салон автомобиля, заперлись изнутри и принялись отряхиваться и отфыркиваться, вытирая лица бумажными салфетками и перебрасываясь веселыми замечаниями.

— Придется немного посидеть в машине, — предупредил Шелестов. — Ехать совершенно невозможно, ни черта не видно. — Он повернул ключ в замке зажигания и включил «дворники», которые яростно принялись бороться со стихией. — Я пустил теплый воздух, так что можно будет немножко подсушиться. Хочешь шоколадку?

Он достал откуда-то батончик с изюмом и подал Насте. Она хотела шоколадку, да еще как! Если бы Шелестов знал, как редко ей доводится есть сладкое, он немедленно отправился бы в магазин и скупил для нее весь кондитерский отдел. Мужчины вообще любят кормить женщин сладким, считая, видимо, что женщина, лишенная сладкого, теряет вкус ко всяким глупостям.

— Кстати, мне сегодня звонил твой босс, — сказал Шелестов, наблюдая за тем, как Настя откусывает от шоколадки крохотные кусочки и разжевывает, томно жмурясь.

— Валентин Валерьевич? — Она тотчас распахнула глаза и нахмурилась. — Он что, на меня жаловался?

— С чего ты взяла? Да и на что ему жаловаться, ты же клад! Только дурак может этого не понять.

— Он тебе просто так звонил? — продолжала допытываться Настя. Шоколадка неожиданно показалась ей невкусной. Она через силу проглотила последний кусок и спрятала обертку в сумочку, опасаясь запачкать обивку сиденья.

— Он спрашивал, какие у нас с тобой отношения, — небрежно ответил Шелестов, глядя на лобовое стекло, по которому скатывались потоки воды. — Что нас с тобой связывает.

В салоне повисла напряженная тишина. Наконец Настя осторожно спросила:

— И что ты ему ответил?

— Ответил, что не знаю, — Шелестов повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. — Я и в самом деле не знаю. А ты? Что бы ты на это ответила?

У Насти захватило дух. Он смотрел на нее так пристально, так… горячо, что ее бросило в жар. Воздух внезапно сгустился, стало трудно дышать. Она вспомнила, как в приливе откровенности Катька сказала: «Мне кажется, я бы умерла, если бы Игорь меня поцеловал».

И Настя совершенно неожиданно для себя ляпнула:

— Я тоже не знаю. И вообще… Мы с тобой, как эскимосы, только тремся друг о друга носами. У нас не было ни одного нормального поцелуя. Почему?

— Потому что я боюсь, — не отводя от нее пристального взгляда, ответил Шелестов. — Я боюсь, что ты пошлешь меня на фиг. Или что тебе не понравится со мной целоваться. Что ты рассмеешься… Или вообще скажешь что-нибудь вроде: «От тебя пахнет мятной жвачкой». Тогда я немедленно впаду в депрессию, а мне этого делать совершенно нельзя.

— Нельзя? — удивленно переспросила Настя.

— У нас на работе аврал, — объяснил Шелестов. — Идет огромный заказ, и если я буду в плохой форме, мы его провалим.

— Отлично, — сказала Настя саркастически. — Мы ни разу не целовались потому, что у тебя на работе большой заказ. Если бы все мужчины поступали так же, человечество давно вымерло бы.

Она не собиралась его провоцировать, но Шелестов воспринял ее слова как вызов. Или, может быть, как приглашение к действию. Рывком он придвинулся ближе, обнял ее одной рукой за шею и с силой притянул к себе. От него пахло дождем и… мятной жвачкой. Настя хотела съязвить по этому поводу и даже шевельнула губами, но не успела сказать ни слова, потому что Шелестов накрыл ее приоткрывшиеся губы своими и начал целовать. Настя инстинктивно закрыла глаза и тут же испугалась, словно внезапно ушла с головой под большую волну. Восторженный ужас нахлынул на нее и потянул в черный водоворот. Настя чувствовала, что Шелестов пылает. Или это ей только казалось, потому что пылала она сама? По ее телу пробегала дрожь, она впитывала запахи дождя, влажной одежды, кожаных сидений и мяты, которые обволакивали сознание.

— Господи, Настя… — простонал Шелестов, сжимая ее так сильно, что она почувствовала каждую свою косточку.

Она попыталась вырваться, но ей удалось лишь глотнуть немного воздуха, и он снова завладел ее губами. За несколько минут салон наполнился жарким туманом, стекла запотели. Через некоторое время Настя ощутила, как ее тело наливается невероятной тяжестью, потом неожиданно становится легким и гибким. Все ее чувства обострились, ей захотелось, чтобы Шелестов целовал ее еще сильнее и не отпускал никогда.

Именно в этот момент он отстранился. У него был убийственный вид — словно у тяжелобольного. Горячечные губы, пронзительный взгляд, встрепанные волосы…

— Настя, — сказал он хрипло. — Мне кажется, нам нужно больше места, а здесь нет свободы маневра. Поедем ко мне?

Ее мозг включился в ту же минуту и принялся с бешеной скоростью анализировать ситуацию. Что ей, собственно, мешает? Муж, который существует в каком-то ином измерении? Странные искры, пробегающие время от времени между ней и Колесниковым? Активное нежелание заводить личные отношения с кем бы то ни было?

Несмотря на то что размышления были короткими, они отрезвляли, и к Насте уже начало было возвращаться самообладание… Но тут Шелестов наклонился и поцеловал ее в шею. Сердце Насти провалилось куда-то вниз. И она, подняв глаза, быстро ответила:

— Да, поедем.

— Что это у вас с рукой? — спросил охранник Петя, когда Настя наутро пришла на работу.

Он был маленьким, плюгавым, и форма висела на нем, не находя тела, которое можно было бы надежно облегать. Однако глаза у Пети были живыми и веселыми, а улыбка настоящей, и Настя относилась к нему с симпатией.

— Меня поцарапала жена босса, — охотно ответила она, зная, что ей все равно не поверят.

Однако Петя неожиданно поцокал языком и заявил:

— Это вы еще легко отделались.

Настя хмыкнула и уже двинулась было к лифту, но тут слова охранника, наконец, дошли до ее сознания, и она быстро вернулась назад.

— А что, бывали случаи и похуже? — спросила она заговорщическим тоном.

Этот тон ей всегда отлично удавался. С младых ногтей она весьма правдоподобно прикидывалась, и даже в детском саду ей не было равных. Мама считала, что дочери прямой путь в актрисы, но Настя решила, что для актрисы у нее слишком непрезентабельная внешность, и не пошла на экзамен. Пожалуй, сейчас она не отказалась бы попытать счастья. Увы, уже поздно. С тех пор много воды утекло… Но уверенности в себе у нее точно прибавилось.