Татьяна Устинова - Селфи с судьбой Страница 27

– Пётр Артобалевский тоже приехал родину любить, – сказал Илья. – Остроумно.

Он допил воду и посмотрел на улицу. Мимо чайной бодро прошествовал Николай Иванович в тёплом пальто и английском кепи.

– Между прочим, я даже не знаю, как выглядит наш неуловимый директор, – проводив глазами Николая Ивановича, продолжал Илья. – На сайте Дома творчества его фотографий нет. Я посмотрел в Ванечкином планшете.

– Да наверняка найдёшь, если поищешь! Ему в Кремле медальку вручали, из Кремля-то точно фотографии есть.

– Скорее всего, – согласился Илья Сергеевич, – но всё же очень странно, что их нет на сайте.

– Ты хочешь сказать, что он засекреченный?

Илья смотрел в окно. Катерина, показавшаяся ему за завтраком то ли рассерженной, то ли огорчённой, пересекла площадь и направилась к колокольне. Сегодня на ней были какие-то другие меха, но тоже роскошные.

– Красивая женщина, – сказал Илья задумчиво.

– Обыкновенная богатая стерва, – ни с того ни с сего ощетинилась Ангел. – Очень себе на уме! И держится, как будто ей все должны! Вот ты мне скажи, с чего они взяли, что им все должны?! С того, что их любовники или мужья денег наворовали и они теперь эти денежки прогуливают?

– Я бы не сказал, что Дом творчества в селе Сокольничьем такая уж гульба.

– Да ладно! Можно подумать, она сама хоть копейку в жизни заработала!

– А ты? – спросил профессор Субботин. – Ты заработала в жизни хоть копейку?

Ангел засопела.

– Я тут ни при чём. И я себя не веду, как царица Савская!..

Профессор хотел сказать, что она именно так себя и ведёт, просто представляя другую ипостась царицы, но воздержался. Ссориться с ней ему не хотелось. Вчера без неё ему моментально стало скучно.

– А почему ты сайт Дома творчества смотрел с планшета этого дурачка Вани? У тебя чего, телефона нету?

– Я просто хотел взглянуть на его планшет.

– И чего там интересного?

– Например, раскладка на иврите.

– Да он всем сто раз говорил, что в Израиле учился, подумаешь, открытие!..

– Да, я слышал.

– И чего?..

Илья достал из кармана блокнот и карандаш. Ангел моментально вскочила и пересела на его сторону – смотреть, что именно он станет писать.

– Вчера у меня из номера пропала папка. Её передал директор. Я собирался посмотреть её после ужина, но когда вернулся, папки уже не было.

– Украли?! – ахнула Ангел. – Так нужно администраторше сообщить!.. Ты чего?! Так нельзя оставлять!

– На лестнице кто-то кому-то угрожал. Я слышал, но не видел. Это мог быть кто угодно, кроме Матвея.

– Почему – кроме?

– Потому что он был в номере. Я подслушивал, а он открыл дверь. Он очень нервничал из-за картины. Директор привёз картину, и её повесили внизу у лестницы.

– Я обратила внимание, – поддакнула Ангел. – Хорошая такая картина. Страшная.

– Матвей предложил мне её украсть.

– Зачем?!

– Я не знаю. Но он пришёл в сильное волнение вчера, когда её увидел, и сегодня утром решил украсть. Вроде бы я его отговорил, но кто его знает…

– Может, твою папку он и попёр? Может, он клептоман?

– Я не смог у него узнать, что за картина и почему он пришёл в такое смятение. Он сказал только, что когда-то отдал её Лилии Петровне. С ней Матвей был хорошо знаком. Она его опекала.

– Ничего себе, – пробормотала Ангел.

– Накануне он где-то всерьёз напился. Где он мог напиться? С кем?

– Да в номере у себя! – сказала Ангел. – И в одиночку! Я сколько раз в одиночку напивалась!

Илья поморщился. Он говорил и быстро писал в блокноте.

– Мы заходили в его номер, там горничная убирала.

– Да, да, ты лез к ней со своими кедульками!

– Ни в мусоре, ни в корзинах, ни в холодильнике никаких следов спиртного я не обнаружил. Я везде посмотрел. В номере он пить не мог.

Ангел ошарашенно смотрела на него.

– То есть ты там искал бутылки?! Ты сказал, что тебя интересует то, чего нет. Не было бутылок, да?!

– Где он мог выпивать? Вечером он сказал мне, что полдня проспал, и это тоже неправда. В гостинице его не было. Где он спал? Где он вообще был?!

– Вот ты даёшь, – с неожиданным восхищением сказала Ангел. – Я думала, эти твои расследования-исследования так, фантазии и позёрство, а ты правда умеешь?!

– И ботинки, – Илья записал в блокнот слово «ботинки». – Утром он был в кроссовках. Он наступил мне на ногу, когда мы выпивали на лавочке. Вечером на нём оказались меховые мокасины. А в гостиницу он не заходил. То есть в Сокольничьем есть место, где Матвей не только выпивает, но и может переодеться. Он где-то здесь живёт. Где? И с кем? И зачем номер в гостинице, если у него тут дом?

– Подожди, я за тобой не успеваю.

– Он знал Лилию Петровну, но я так и не смог от него добиться, откуда и как давно. Она его опекала – что это значит? Тоже давала деньги? На что?

– Может, спросить у него?

– Я пробовал, ничего не получается. Он или не отвечает вовсе, или говорит, что ничего не помнит.

– Послушай, а если они с Лилией Петровной поссорились или чего-то не поделили. Может быть, эту самую картину, которую он ей отдал!.. И Матвей её задушил.

«Задушил Матвей» быстро дописал профессор Субботин, поставил жирный вопросительный знак и обвёл его в кружок.

– Я должен подумать, – заявил он и стал перечитывать написанное.

– Да что тут думать, всё ясно! Матвей здесь живёт, ты сам сказал. У него тут лежбище! Он подстерёг Лилию Петровну в магазине и укокошил!..

– Почему все говорят разное? – сам у себя спросил Илья и вновь посмотрел в окно. – Зоя Семёновна говорит, что убил её бывший муж, то есть Петрович. Клавдия вроде бы с ней согласна. Бабка из «Торговли Гороховых» и старик из электрички утверждали, что Петрович убить не способен. Таксист видел кого-то на лавочке возле Зоиного магазина как раз перед убийством. Клавдия толком не помнит, но, кажется, никого не видела. Тот же таксист видел Петровича на пристани, а оттуда подниматься тяжело и долго. И нет мотива. Ограбление? Петрович ничего у неё не взял, по крайней мере, так говорят. Только какую-то косынку. Зачем ему косынка? Зачем он убил? В приступе белой горячки?

– Все всегда врут, – объявила Ангел. – Я точно знаю.

– Артобалевский, если это на самом деле он, зачем-то приехал в Сокольничье. Вчера утром. Он покатался здесь, загнал меня в лужу и до вечера куда-то укатил. Куда он мог деться? Где-то с кем-то встречался? Где и с кем? Здесь ничего нет, кроме Дома творчества, церквей и музеев! В музеи и церкви он не ходил, мы нигде ни разу не видели его машину. А она заметная.

– Не то слово, – поддакнула Ангел.

Илья опять принялся писать, она следила за его рукой, как вдруг на неё напали тоска и отчаяние.

…Зачем, зачем!.. Он всё повторяет это своё «зачем»! Вот зачем она с ним сидит и смотрит за его рукой?.. Зачем она вчера к нему привязалась? Понятно ведь, не затем, чтоб узнать, кто виноват в смерти той старухи!.. Опять получается враньё, ужасное, подлое, а она дала себе слово больше никогда не врать!.. Просто он её почему-то… задел, удивил. Она разозлилась и вот – привязалась. Такой странный парень и тоже всё время врёт. Врёт, что профессор, врёт, что его кто-то нанял! Только что соврал, что не знает Артобалевского, которого все знают, вся страна. Понятно, что он из органов, жандарм, презираемый тип. Они все там продажные и узколобые, наживаются на людских несчастьях. Их бы, если по-хорошему, по правде, всех разогнать, отдать в общественные работы, пусть улицы метут вместо дворников из приезжих, которых они угнетают, не считаясь с их человеческим достоинством! Приезжие свободные люди, даже хуже – они гости! А их гоняют, пугают, бьют, высылают – такие, как этот парень! Вот и получается, что она ничем не лучше остальных – сама продолжает врать и, хуже того, делает вид, что ему верит. Но ведь в такую галиматью невозможно поверить, а она делает вид!.. А почему?.. Потому что он ей… нравится, что ли? Фу, какое гадкое, пошлое слово – нравится! Конечно, нет! Конечно, он ей не нравится!