Бартл Булл - Отель «Белый носорог» Страница 28

Гвенн увидела длинную трубу, по которой вода из водоема, расположенного примерно в девяноста ярдах от железнодорожной колеи, поступала в возвышающийся над землей большой деревянный бак. Потные кочегары спрыгнули на землю. В поезде открыли все двери. Пассажиры тоже вышли из вагонов — размяться. Для большинства это было первое знакомство с африканской растительностью. Гвенн с удовольствием вдыхала ее резкий запах, немного похожий на запах шалфея.

Девочки Голтов в мятых клетчатых юбочках выскочили из купе и понеслись вдоль состава — догонять двух мальчишек, которые бросали камни в суслика. «Смотрите, змея!» — вскрикнул один мальчик. Миссис Голт бросилась к детям, громко взывая о помощи.

Мальва в мгновение ока оказался рядом с детьми. Палкой, похожей на рогатину, он пригвоздил змею к земле, а затем поднял за хвост и показал детям извивающееся чудовище. Родители пришли в ужас. Змея стала вертеть головой, поворачивая ее в одну сторону, пока ее туловище не превратилось в штопор. Она вдруг сбросила кончик хвоста и, снова свободная, юркнула в кусты.

— Не бойтесь, — произнес Бевис, успокаивая миссис Голт. — Это всего лишь песчанка. Во время войны в окопах мне приходилось видеть, как они охотятся на крыс. Рацион лучше нашего. Песчанка безобидна. Вот кого следует остерегаться, так это мамбы: она бегает быстрее человека и посылает в нокаут почище маузера.

— Ты не должен был делать ей больно! — закричала на африканца десятилетняя Анна Голт, тряся запыленными косичками. Голубые глазенки гневно сверкали. Она вырвала из рук Мальвы змеиный хвост. — С хвостом было красивее.

— У нее вырастет еще один, мисси, — успокоил ее африканец и подмигнул Гвенн.

Три часа спустя поезд остановился на станции Вои, как раз напротив столовой. Грубые деревянные шесты, словно колонны, поддерживали жестяную крышу. Гвенн поразил контраст между убогой обстановкой и прекрасным обслуживанием. Сама деревня Вои — скопление одноэтажных строений — расположилась в сотне ярдов от станции. Один из четырех населенных пунктов между Момбасой и Найроби.

— Назарет рад приветствовать вас! — весело произнес хозяин-гоанец, кланяясь и широко разводя руками, приглашая путешественников в свое заведение. Гвенн заметила: то, что хорошо для Назарета, плохо для обслуживающего персонала. Не успевшие отдохнуть после обслуживания двух предыдущих поездов, в замызганных белых перчатках, официанты-индусы помогли женщинам и детям рассесться. Мужчины, больше томимые жаждой, чем голодом, взяли из бадей с холодной водой бутылки с пивом «Таскер» и пошли пить его на свежем воздухе, любуясь быстро догоравшей полоской закатного неба.

— Раньше здесь было интереснее, — разглагольствовал Тони перед группой новичков, угостивших его виски «Сэнди Макдональд». — Был случай — в девяносто девятом — итальянец, немец и англичанин устроились на ночлег в спальном вагоне, стоявшем на запасной ветке недалеко отсюда, в Цаво. Они не закрыли дверь, чтобы дышать свежим воздухом. Колбасник забрался на верхнюю полку. Макаронник растянулся на полу. Англичанин сидел у окна, высматривая людоеда, за которым они и приехали в эту глушь. И что вы думаете? Итальянец проснулся и обнаружил, что лев поставил одну лапу ему на спину и как раз намеревается схватить англичанина!

Бевис промочил горло и продолжил свой рассказ:

— И вот, значит, колбасник прыгает с полки прямо на хищника, а тот хватает зубами англичанина и сигает в окно — попировать на свежем воздухе. Заметьте — лев был крупным специалистом: людоед старой закваски!

— А правду говорят, — спросил один солдат, тараща глаза, — что львы предпочитают европейцев: вроде бы у нас мясо более соленое?

— А что бы сделал ты на его на месте? — ответил Бевис, приканчивая виски. — Видишь ли, у этих людоедов из Цаво выработался вкус к иностранцам. Обычно они начинают с задницы, сдирают кожу жесткими, как наждак, языками, лакают кровь — и только после этого принимаются за мясо. Передайте «Таскер», пожалуйста.

Назарет зажег висящие над столами газовые лампы; к ним тотчас устремились жирные мотыльки и полчища москитов. Анна пальцами выудила из тарелки с супом хлопающего крыльями мотылька. Бережно держа трепыхающееся насекомое за брюшко, девочка вытерла его салфеткой и нежно подула. И страшно расстроилась, когда клочки хрупких крылышек осыпались на скатерть, словно старый пергамент.

— Неужели было бы лучше дать ему утонуть? — воскликнула она сердито.

Саманте Голт повезло еще меньше: она лишь глубже вдавила бабочку в жирный кусок бомбейского масла.

— Не волнуйтесь, дорогая, — сказала другая мамаша в утешение миссис Голт. — Эта тухлятина ни на что больше и не годилась. Она старше поезда — смотреть противно.

— К счастью, — гнул свою линию Бевис, пока остальные мужчины время от времени отлучались порыться в багаже и возвращались с бутылками и флягами, — ни один томми не отправляется на прогулку без того, чтобы основательно проспиртоваться. Людоеды от этого не в восторге.

К тому времени, когда пришел черед мужчин садиться за столы, от супа из хвостов антилопы канны, пудинга с папайями и пива ничего не осталось. Уложив детей, Гвенн и другие женщины болтали в тени, гадая о будущем, а если и вспоминали об Англии, то не слишком. Завтрашний день и новый дом в Африке волновали их гораздо больше.

Мужчины набросились на жаркое и жареную цесарку.

— Слыхал я о мясе импалы, — сказал один, — но, черт побери, это самая восхитительная грудинка, какую я когда-либо пробовал.

— Вообще-то это не импала и уж во всяком случае не грудинка, — авторитетно заявил Бевис, перегибаясь через соседа, чтобы угоститься джином Голта. — Это козел. Верхняя часть. Держу пари, ангорский.

Наконец спиртное иссякло, и официанты убрали со столов. Пассажиры разошлись по вагонам — спать. Все стихло. Несколько человек растянулись на замызганном полу под навесом. Не в силах уснуть, Гвенн Луэллин сидела у окна в своем купе, держа на коленях голову Анны. Устремив взгляд в темноту, она машинально потирала палец без кольца и думала. Найдет ли она Алана в Найроби? Что с ним сделала война? Что они почувствуют в миг встречи: радость или неловкость? Или ничего? Можно ли рассказать Алану об изнасиловании? Временами этот ужас казался бесконечно далеким — словно и не было.

Но иногда по ночам или когда она видела мужчину, схожего с Рейли телосложением или лицом, она заново переживала гнусное надругательство. Вспоминала позор унижения, когда он разорвал на ней одежду и шарил по ее телу мерзкими ручищами. Смрадный запах пота и алкоголя, когда приблизил к ее лицу свою гнусную рожу. Свою унизительную беспомощность и невозможность отмыться после того, как он грубо использовал ее. Гвенн содрогнулась и вознесла молитву: только бы обошлось без последствий! И без того проблем по горло. Она уже поняла: лучше держать изнасилование в секрете.