Марта Таро - Аромат золотой розы Страница 3

– Вот посмотрите, все издания сходятся во мнении, что узурпатор не продвинется дальше Гренобля!

Жаль, но, как видно, эти газеты читали только в Париже. Ни Франция, ни Наполеон не спешили присоединяться к мнению столичных издателей. Бывший император получил без боя не только Гренобль, но и Леон, и тогда стало ясно, что его уже не остановить. Газетчики, несколько дней назад именовавшие Наполеона узурпатором, дружно «прозрели» и девятнадцатого марта с почтением написали: «Его величество прибыл в Фонтенбло и завтра ожидается в Париже».

– Господи, что с нами теперь будет? – в отчаянии спросила Луиза у своего поверенного. – Может, нам стоит поискать защиты во дворце?

Бледный, как полотно, нотариус снял и суетливо протёр круглые очки, а затем печально сообщил мадемуазель де Гримон, что её план слишком запоздал: король Людовик уже бежал из Парижа, прихватив всех своих многочисленных домочадцев, а вслед за ним унесли ноги и вернувшиеся из изгнания аристократы.

– Мадемуазель, ехать сейчас во дворец – сущее безумие, – объяснил Трике. – Ликующая толпа встретила императора у Тюильри ещё утром, его на руках внесли в прежние покои. Люди, как язычники, целовали следы его сапог.

– Значит, мы немедленно покинем город! Я прикажу закладывать лошадей, и мы вернёмся в Англию, – решила Луиза.

Трике лишь печально вздохнул.

– Теперь это слишком опасно. Наполеон объявил, что его цель – освободить народ от грабителей – аристократов и церковников, от тех, кто требовал возврата своих земель и восстановления прав. А вы приехали в Париж как раз за этим! Я не исключаю, что чернь может захватить вас. Более того, я опасаюсь, что и вас, и юную герцогиню могут убить.

– Но что же мне делать? – растерялась Луиза. – Вы понимаете, что произошло? Я сама, сохранив жизнь и здоровье Генриетты в самые трудные годы, легкомысленно привезла её туда, где она может повторить судьбу своих родителей!

Трике сочувственно вздохнул. Но Луиза нуждалась не в жалости, а в дельных советах, поэтому смотрела на мэтра выжидательно – надеялась на его мудрость. Нотариус не подвёл: подтвердив свою славу умного и ловкого человека, он высказался очень разумно:

– Не сочтите за дерзость и позвольте дать вам совет, мадемуазель, – мягко начал он. – Вы живёте не где-нибудь, а в доме маркизы де Сент-Этьен. Император очень любил её покойного супруга, даже более того, считал маркиза своим воспитанником, так что этот дом у бонапартистов – вне подозрений. Здесь служит лишь несколько проверенных людей, и на вас никто не донесёт. Я думаю, что вам с герцогиней лучше не покидать дом. Нужно просто сидеть в четырёх стенах и ждать, как развернутся события.

Поразмыслив, Луиза согласилась, что это и впрямь – единственный выход. Так и получилось, что с конца марта она уже более не покидала особняк, да и Генриетте не позволяла выходить на улицу.

Единственным источником новостей для них оставался месье Трике. Мэтр ежедневно приезжал к добровольным затворницам и рассказывал о том, что происходит в Париже. Император действовал молниеносно: за рекордный срок в двадцать дней была подготовлена новая конституция, проведён плебисцит по её принятию, и в начале июня открылись заседания нового двухпалатного парламента. Приняв грамоты от народных представителей и открыв первое заседание, Наполеон на следующий же день выехал к армии.

– Может, мы хотя бы теперь отправимся в Кале? – с надеждой спросила Луиза, узнав, что император покинул Париж.

– Что вы, мадемуазель! – испугался нотариус. – Я не смогу вас сопровождать, да от меня в случае опасности и толку не будет. Вместо защитника я превращусь в обузу… К тому же в Кале ехать бесполезно. Император восстановил блокаду Англии, так что в портах дежурят солдаты и национальные гвардейцы. Они следят, чтобы ни один корабль не покинул Францию без разрешения. Находиться сейчас в Кале – страшный риск, не говоря уже о том, что вы туда, скорее всего, не доберётесь.

– Но я не могу и дальше рисковать жизнью племянницы. Если союзники вновь будут штурмовать Париж, как это было в прошлом году, мы попадем под обстрел! – страдальчески схватившись за голову, воскликнула Луиза.

Она бросила взгляд на маленького худощавого поверенного, казавшегося ещё более щуплым из-за чёрного сюртука, и мысленно согласилась с тем, что толку от такого защитника на опасной дороге не будет. Ну и бог с ним! Мадемуазель де Гримон давно научилась полагаться лишь на собственные силы. Хватит сидеть взаперти, пора приниматься за дело! Дожидаться штурма Парижа Луиза не собиралась. Она понимала, что, когда в город входят победители, можно ожидать самого страшного – того, через что мадемуазель де Гримон уже однажды пришлось пройти самой.

– Лучше мы обе погибнем, но девочка не узнает подобного ужаса, – уже не раз шептала Луиза, а потом начинала молиться. Теперь она могла надеяться лишь на помощь Девы Марии.

Генриетта выросла исключительной красавицей, но это лишь усугубляло положение. Нежное лицо племянницы в раме золотисто-рыжих кудрей и её крупные – в пол-лица – глаза необычного аквамаринового оттенка напоминали Луизе казнённую невестку. У матери с дочкой было одно лицо, а вот таланты достались Генриетте от отца. Как прекрасно она пела! Да и играла великолепно…

Сегодня Луиза вновь размышляла над планом задуманного побега. Она уже продумала всё до мелочей. Они не поедут в Кале. Лучше затеряться в какой-нибудь нормандской деревушке, а потом на рыбацкой лодке переплыть пролив. Конечно, план был рискованным, но пришло время обсудить его с Генриеттой.

Луиза бросила взгляд в сторону фортепиано. Племянница с увлечением музицировала. Дождавшись, пока стихнут последние аккорды, Луиза собралась с мыслями и заговорила:

– Розита, давай-ка вместе решим, что нам дальше делать.

Розита – «Розочка». Детское, почти забытое прозвище насторожило Генриетту. Видать, дела совсем плохи, если тётка вспомнила о старых временах… Стараясь выглядеть невозмутимой, девушка отозвалась:

– Конечно, тётя! Как скажете…

– Ты понимаешь, что когда союзники вновь возьмут Париж, здесь может случиться всё что угодно?

Луиза не решилась называть вещи своими именами. Пусть её девочка и провела большую часть своей короткой жизни в трущобах Лондона, но последние годы были совсем иными. Теперь у Луизы появилась надежда, что богатая и счастливая юность её любимицы сделает доброе дело, стерев из памяти Генриетты ужасные воспоминания.

Ох, как не хотелось тётке вновь добавлять чёрных красок в её жизнь! Но, быть может, всё как-нибудь обойдётся?.. Луиза с тревогой ожидала ответа племянницы.

Генриетта уже догадалась о смятении тёткиных чувств и постаралась успокоить Луизу:

– Я всё понимаю, но мы можем закрыться в этом доме. Он – в самом центре Парижа, надеюсь, что сюда бои не докатятся.

– А вдруг докатятся?..

Бледное лицо Луизы совсем посерело, а на её лбу проступили бисеринки пота. Бедняжка переживала! Генриетта прекрасно понимала, что тётка боится не за себя, это Луиза доказала всей своей жизнью. Но как её успокоить? Как объяснить тётке, что её Розита больше не крошечное дитя, вывезенное юной сестрой казнённого герцога из бунтующей Франции, а уже взрослая девушка? Генриетта протянула тётке руку, но сказать ничего не успела: в дверь гостиной постучал дворецкий и доложил:

– Мадемуазель де Гримон, вас спрашивает дама. Госпожа Орлова.

Услыхав русское имя, потрясённая Луиза, больше месяца не покидавшая стен дома, с ужасом уставилась на племянницу. Поняв её испуг, Генриетта шепнула:

– У наших всё должно быть хорошо, они в Вене – вне опасности.

Луиза молча кивнула. Генриетта говорила о семье Черкасских. Два года назад княгиня Екатерина нашла Генриетту на улице Лондона и забрала в свой дом, а потом спасла от гибели и умиравшую от голода Луизу. С тех пор обе женщины считали всех Черкасских роднёй и сейчас беспокоились об их благополучии.

Дворецкий распахнул дверь, и в комнате появилась гостья – невысокая изящная дама лет сорока. Она казалась невероятно хрупкой. Лицо её – тонкое, с мелкими правильными чертами – в силу возраста стало уже не столь красивым, сколько миловидным. Всё в этой русской было изысканно и просто: расчесанные на прямой пробор светлые волосы уложены на макушке в аккуратный узел, из украшений лишь жемчужные сережки. Скромное на вид платье из лилового шёлка сидело на ней, как влитое. Луиза подумала, что она уже где-то видела эту изящную даму, но где именно – не смогла вспомнить.

Так как хозяйки молчали, гостья заговорила первой. Голос у неё оказался мелодичным, с серебристыми переливчатыми верхами и на удивление молодым:

– Позвольте представиться, – сказала дама по-французски. – Я – фрейлина её величества императрицы-матери Агата Андреевна Орлова. Простите меня за внезапный визит. Понятно, что сейчас без приглашения никто в Париже друг к другу не ездит, но я покинула Вену до того, как стало известно о высадке Наполеона, а потом решила не возвращаться, пока не выполню поручение государыни. Императрицу очень впечатлили платья, сшитые в вашей мастерской для великой княгини Екатерины Павловны. Государыня тоже решила заказать с десяток подобных туалетов и поручила мне разыскать вас, а княгиня Черкасская любезно дала мне ваш адрес в Париже и даже написала рекомендательное письмо.