Наина Куманяева - Мир был на пороге конца Страница 3

– Быть может, вы смогли бы раздобыть свечу? – спросил он. – Я…

Оглушительный раскат грома оборвал его слова.

– Нет, – ответила я, – никого нет дома, и я не знаю, где мне найти спички.

И тут же мне стало ясно, что я совершила оплошность. Прежде чем мне удастся выяснить, чего хотел этот человек от меня, мне не следовало говорить ему о том, что я одна в доме.

Еще более стало мне ясно, что я совершила оплошность, когда я услышала, как незнакомец облегченно вздохнул и спросил:

– Так значит в доме нет никого, кроме вас, нет?

Я ничего не ответила. Я стояла перед письменным столом и тщетно искала спички. Рука моя коснулась ящика письменного стола, я вынула револьвер и засунула его под пачку бумаги. И в следующую минуту я наступила ногой на спички, свалившиеся на ковер.

Я зажгла свечу на письменном столе. Фитиль был закапан сургучом и первое время горел очень слабо. При слабом свете я внимательно оглядела незнакомца. Я должна признаться, что при первом же взгляде на него мои опасения рассеялись. То был человек сравнительно невысокого роста, и его внешний облик полностью подтверждал впечатление, порождаемое его голосом. Он производил впечатление приличного человека.

Несмотря на то, что его серый костюм был сильно поношен и заляпан грязью, но было видно, что костюм этот был сшит у первоклассного портного. Обратила я внимание также и на тщательно зачесанные волосы незнакомца и на коротко подстриженные усы. Он сильно промок и поднял воротник пиджака, пытаясь защититься от дождя. Он вытер лицо платком и мне бросилось в глаза, что платок этот был очень грязен.

Я с интересом разглядывала его, и с не меньшим интересом он оглядывал меня. Я заметила, что глаза его беспрестанно блуждали, переходя с меня на приотворенную дверь в столовую, чтобы затем перейти на дверь в сад, где все еще продолжал шелестеть дождь.

У него были странные глаза: чуть красноватые и близко посаженные друг к другу. В них было выражение безграничной смелости.

Первым нарушил молчание незнакомец.

– Так, значит, вы не ожидали меня?

Изумленная его вопросом, я отрицательно покачала головой.

– Если вы мне назовете свое имя… – начала я, но он прервал меня новым вопросом.

– Сегодня воскресенье?

– Да.

Меня снова охватило беспокойство. Он производил очень смирное впечатление, но его глаза были не совсем обыкновенными глазами. Не таилось ли в них безумие?

– Воскресенье, 19 июля? – повторил он свой вопрос.

– Да.

Он снова умолк и погрузился в глубокое раздумье. Нахмурившись, он продолжал исподлобья поглядывать на меня.

– Быть может, вы случайно знаете кого-нибудь, кто имеет инициалы «И. Г.»?

– И. Г.? – переспросила я. – Нет, кажется у меня нет знакомых с такими инициалами. Кто это?

И снова он уклонился от ответа на мой вопрос.

– И в последнее время вас не навещал никто из наших? Я имею ввиду из русских? Вы не получали никаких писем?

– Нет, – ответила я, – в течение шести месяцев вы первый русский, с которым я говорю. Ведь вы – русский?

– Я? – рассеянно спросил он. – Да, конечно?

И, возвращаясь к затронутой теме, он спросил:

– И вы не видели этого человека и в городе?

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Разумеется, не знаете, – словно про себя заметил незнакомец. – Ему приблизительно тридцать лет, у него темные волосы, живые синие глаза…

Проговорив эти слова очень быстро, он взглянул на меня, словно пытаясь прочесть мой ответ.

– Нет, – сказала я, – я никого не видела, кто подходил бы под эти приметы. Мне кажется, что я единственная русская в округе. А теперь, – продолжала я, чувствуя, что таинственность, окружавшая незнакомца, начинает раздражать меня, – быть может, вы мне скажете, кто вы такой и что вам здесь угодно? Откуда вам известно мое имя?

– Говоря по правде, мне поручили отыскать вас…

– Вот как? Кто же вам поручил это?

– Ваши родственники в Петербурге!

Я пристально взглянула на него. Мой единственный дядя проживал на своем хуторе на Кубани. Тетка, сестра матери, была больна и лежала в постели. А что касается моей сестры, то она жила не в Петербурге, а в Твери.

– Так значит, вы познакомились с моими родными? – спросила я. – Кто же из них попросил вас навестить меня?

Одно мгновение он поколебался, а потом решительно заявил:

– Ваш отец! Ведь вы дочь полковника Призороваа?

Я вздрогнула. Но, зная, что незнакомец внимательно наблюдает за мной, я попыталась не проявить своего волнения.

– Ах, вот что! Вы знаете отца? Когда вы видели его в последний раз?

– Недавно в Петербурге.

– Где вы познакомились в ним?

– Нас познакомили в клубе. Когда он узнал о том, что я уезжаю в Германию, он сказал: «Если вы будете недалеко от Визенхольма, разыщите мою дочь Наталью. Она служит секретаршей у госпожи фон Кауфманн, – знаете, это романистка Мими Зардо. Они живут в бывшем доме коменданта». Наталья Петровна, ваш отец на редкость симпатичный человек.

– Да, он славный, – заметила я. Мое сердце забилось сильнее, и я напрягла свой слух, надеясь уловить какой-нибудь шорох в доме, который возвестил бы о возвращении домой хозяев. Но сейчас было около десяти часов вечера и вряд ли можно было предполагать, что они возвратятся раньше одиннадцати.

– Вы… вы ведь еще не назвали мне своего имени, – продолжала я, чувствуя, что молчание становится для меня нестерпимым.

Он нервно рассмеялся.

– Совершенно верно. Меня зовут Дроботов. Майор Николай Александрович Дроботов. А теперь, после того, как я представился вам, Наталья Петровна, позвольте мне еще раз принести вам свои извинения по поводу того, что я напугал вас. Я попытался укрыться от ливня под деревом, но лишь после того как ударила молния, сообразил, насколько это неосторожно. Потом я увидел вас и пробрался сюда с намерением тут же объяснить вам, в чем дело. Внезапно потухло электричество, и я… Вы, должно быть, интересуетесь, как я попал в ваш сад? Мне необходимо было переговорить с вами по одному очень важному личному делу, и прежде, чем позвонить, я хотел выяснить, не могу ли я вас повидать иным образом.

Он проговорил все это весьма фантастическое объяснение единым залпом и затем замолчал, словно желал выяснить, какое на меня впечатление произвело это объяснение.

В доме было по-прежнему тихо, дождь несколько сдал, гроза пронеслась, но порой еще были слышны отдаленные раскаты грома.

– Раз вы уже очутились здесь, – заговорила я, пытаясь умерить свое волнение, – быть может, вы мне скажете, чем я могу вам служить?

Он засмеялся.

– Я попал в очень нелепое положение. Собственно говоря, мне следовало встретиться в Визенхольме с одним своим приятелем, о котором я уже упоминал вам, и вместе с ним отправиться в Баден. Он должен был прибыть в Визенхольм вчера, но, по-видимому, не прибыл. Так как вы являетесь единственным мне известным в этом городе лицом, то я назвал ему ваше имя, с тем, чтобы он навестил вас вместо меня. Ведь я обещал вашему отцу вас навестить. Поэтому я полагал, что, быть может, вы ожидаете меня. Вам понятно теперь?

– Не совсем, – откровенно ответила я на его запутанное объяснение.

– Прибыв сегодня вечером в Визенхольм, – продолжал незнакомец, – я вдруг обнаружил, что меня обокрали в дороге. Я заснул и когда проснулся, то оказалось, что у меня вытащили бумажник, утащили чемодан и даже шляпу. Если бы мой друг оказался здесь, то все было бы в порядке. Наконец, если бы я мог здесь пробыть до завтрашнего утра, то я дал бы телеграмму о том, чтобы мне прислали деньги. Но мне совершенно необходимо уехать еще сегодня вечером. Поэтому мое положение не из легких, а вы являетесь единственным знакомым мне лицом в Визенхольме, и я решил попросить вас дать мне взаймы некоторую сумму. Мне бы хватило ста марок. А если бы вы могли меня к тому же снабдить шляпой…

Мы продолжали беседовать, стоя, – я у письменного стола, а он у двери в сад. При этом рука моя покоилась под связкой бумаг на рукояти револьвера.

– Это все? – спросила я, выждав окончание его речи.

Услышав мой тон, он перестал улыбаться.

– Да… кажется, все… – заметил он. – Вы… ведь мне верите, Наталья…

– Нет, не верю, – ответила я решительным тоном.

– Но почему? – вырвалось у него.

– Да потому, что мой отец умер за три месяца до моего отъезда в Визенхольм.

На мгновение он утратил самообладание и провел рукой по волосам.

– Боже, – вырвалось у него, – теперь всему конец!

– А теперь, – продолжала я, – быть может, вы покинете наш дом тем же путем, каким вы проникли в него?

Он продолжал смотреть на меня, и лицо его приобрело жалкое выражение. Лоб его был озабоченно нахмурен, и он в отчаянии запротестовал:

– Этого я не могу сделать, во всяком случае я не могу уйти без денег и без шляпы.

– От меня вам не получить денег, господин майор, – резко заметила я, – и настоятельно советую вам исчезнуть, прежде чем домой возвратится герр Кауфманн. Он судья, советник юстиции и не будет столь снисходителен по отношению к вам, как я.