Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 3 Страница 3

«То, что надо!» – решил Стас, и взял чашку так, чтобы коснуться её пальцев. И тотчас его голову пронзила боль, страх, паника, исходящие от девушки. Она быстро отдёрнула руку, чашка выскользнула, её лицо приобрело какое-то измученное выражение.

– Да что ты за растяпа! – с намеренно оскорбительным высокомерием воскликнула Алла, вскочила со стула, отряхивая брюки, забрызганные чаем. Стас не пошевелился, сохраняя невозмутимость, пристально глядя на девушку и мысленно задавая вопрос: что с тобой не так?

– Простите, простите, – торопливо извинялась Света, растерянно моргая, – Я сейчас ещё принесу, – она подняла с пола чашку и выбежала на кухню.

– Не обращай внимание. Она всегда такая потерянная, – с сарказмом пояснила Алла.

– Ничего, бывает, – произнёс Стас.

Валентина вытерла пол, Светлана вернулась с чистой чашкой, налила чай и снова протянула Стасу. Теперь он постарался взять чашку так, чтобы не коснуться её. Это ему уже не нужно: он знал ответ. Она боится его и ненавидит. Но почему? Он кого-то ей напоминает? Через какое-то время понял: она боится его только потому, что он мужчина. Она ненавидит теперь всех мужчин. Три месяца назад две особи мужского пола – Стас их мог охарактеризовать только так – нанесли ей травму, от которой она долго не избавится. Её избили, изнасиловали, и пригрозили убить, если вздумает пожаловаться.

Стас понимал, что даже если бы и не было этой угрозы, она никому не открылась бы, потому что некому. Она держит всё в себе, постепенно сходя с ума из-за невозможности выплеснуть боль и обиду.

Ему стало жаль это несчастное создание, но помочь он сейчас не мог, как не мог и долго находиться рядом с ней. Поэтому, выпив обещанную чашку чая с действительно очень вкусным вареньем, быстро распрощался, сделав вид, что не заметил разочарованно-удивлённого лица Аллы.

Семья

Шагая домой по ночным улицам, Стас понял, что странная девушка Света его затронула. В них было нечто общее: оба не выносили прикосновения, у обоих была тайна, которую не могли доверить никому. Станиславу двадцать пять лет. Примерно с десятилетнего возраста он начал понимать и систематизировать вспышки, видения и предчувствия, которые всё чаще посещали его. Он понял, что обладает способностями ненормальными, непонятными и недоступными для большинства людей. Первое, с чем ему удалось разобраться – это чужие мысли, которые он начал отчётливо слышать с семи лет. Это испугало и ошеломило домашнего мальчика, впервые оказавшегося в большом шумном коллективе школы. Посторонние мысли и видения возникали вдруг и ниоткуда, и уходили в никуда. Это мешало сосредоточиться, часто болела голова, а тело находилось в постоянном напряжении. Он пропускал занятия, по причине плохого самочувствия, но за несколько дней дома всё проходило. Врачи разводили руками и говорили обеспокоенной бабушке, что это возрастное и скоро пройдёт.

За несколько лет он научился как-то жить с этим. Никому, даже близким, он не открывал своих способностей. Сначала не совсем понимая, что с ним происходит, боялся, что его поднимут на смех, потом не хотел вызвать нездоровое любопытство. Он не радовался и не гордился своей уникальностью. Воспринимал скорее как наказание Господне, чем как дар, и ничего хорошего в нём не видел. Ведь говорят обычно то, что ты хочешь услышать, а грязные мысли стараются скрыть.

В начальных классах Стас считался забитым закомплексованным болезненным ребёнком, с которым мало кто желал общаться. А он, понимая, что на самом деле думают о нём одноклассники, долго не мог поддерживать даже видимость хороших отношений, стараясь молча отгородиться от всех. Потом, когда Стас научился жить в ладу со своими возможностями, его замкнутость посчитали высокомерием и надменностью. А потом он действительно стал таким – гордым, сдержанным, несколько отстранённым, не терпящим неуважения к себе. Он научился абстрагироваться от мысленных посылов, и теперь к нему в голову не лезли непрошенные гости, если он сам их не пускал.

Но с прикосновениями ничего не мог поделать: как только его касался другой человек, то становился открыт, как книга, не всегда понятная, но вполне читаемая. А если этот человек подвержен каким-либо сильным эмоциям, то и в голове Стаса происходил похожий эмоциональный взрыв.

Учился он отлично, и вовсе не потому, что заранее знал, какой вопрос задаст учитель, или какой билет вытянет на экзамене. Ему было интересно учиться, к тому же, за неимением друзей он понял, что, собственно, ему больше нечем заниматься.

В выпускном классе он открыл в себе ещё одну уникальную способность: приложив некоторые усилия, он мог повлиять на эмоции, поведение и даже самочувствие другого человека. Правда, после этого сам чувствовал себя неважно. Создавалось впечатление, что всё, что он хочет изменить, проходит через него, он испытывает сначала на себе чужую боль, страх, гнев или желание и, изменив это в другом человеке, остаётся совсем без сил, с выпрыгивающим сердцем, будто пробежал стометровку.

Первый раз это случилось в одиннадцатом классе, в начале учебного года. Учитель задержался на урок, и среди ребят, ещё не усмиревших после летних каникул, вдруг разгорелась ожесточённая потасовка. Сначала словесная перебранка, потом в ход пошли кулаки и учебники. Стас, как всегда, сидел в стороне, за второй партой у окна, и старался не обращать внимания на то, что происходит сзади. Голова болела неимоверно, он отвык за время каникул от эмоциональных встрясок, и сейчас никак не мог войти в колею. Хотелось тишины и покоя, хотелось очутиться там, где ни одной живой души…

Сам не зная, почему, он вдруг встал с места, протиснулся в кубло орущих и мутузящих друг друга ребят, положил руку на плечо самого буйного в классе, Витьки Локтева, и, глядя тому в глаза, мысленно приказал успокоиться. Шум внезапно стих. Витька ошеломлённо уставился на Стаса, всем показалось, что сейчас ему врежет. Но тот только тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, как-то натянуто улыбнулся и тяжело опустился на стул.

Сцена прошла в полном молчании. Стас вернулся на своё место, услышав позади себя окрик заводилы и буяна:

– Все успокоились и сели!

Стасу показалось, что он никогда в жизни не чувствовал в себе столько сконцентрированной злобы, ненависти и желания всё это выплеснуть на других. Несколько минут его мутило и трясло, тело покрылось испариной. А потом прошло, осталась только одуряющая слабость.

А ещё через месяц он доказал себе, что может убирать, пропуская через себя, не только гнев, но и боль. Танька Соловьёва второй урок тихо рыдала, сидя за последней партой, от обиды и несправедливости. Отличница, она шла на медаль, и тут глупая четвёрка по физике в первой четверти. Ему стало её жалко.