Трейси Гузман - Райская птичка Страница 3

– Нила! Нила, ко мне, сейчас же! Она безобидная, просто страдает комплексом маленькой собаки, – добавил Томас.

Элис подмывало ответить: «Ты не такой, как я думала», но она прикусила язык.

Крепко зажав книгу в руке, она остановилась у черного хода в коттедж Томаса и глубоко вдохнула, стряхивая с ног следы леса: каплю смолы, мелкую пыль сухих листьев, лимонный отпечаток мха. Нет, она не впервые шла к нему в гости, но родители всегда знали, где она, махали и кричали ей вслед: «Не докучай и не сиди слишком долго». В этот миг она понимала, каково это – быть Натали: знать, чего делать не следует, и все равно это делать.

Краска на двери, кое-где грязно-коричневая, кое-где серая, вся была покрыта трещинами и волдырями, точно шкура крокодила. Она хлопьями опадала на землю, стоило провести по ней ладонью. Элис подвернула правый рукав рубашки, чтобы скрыть мокрый манжет, которым она бултыхала в озере, пока читала. Влажная ткань холодила кусочек кожи, но все тело пекло огнем, подергивало и покалывало. Элис раскачивалась на пятках, прижимая книгу к груди. Когда она коснулась дверной ручки, горячей от солнца, глядевшего сквозь сосны, та показалась ей электрической. Элис не убирала руки, позволяя горячей поверхности жечь ей ладонь.

Над озером поднялся ветерок, донесший до нее эхо голосов чаек и едкий запах черноспинок, гниющих на берегу после вчерашнего шторма. Элис подняла глаза и сквозь лабиринт сосновых веток посмотрела в умытое небо. У нее закружилась голова, и она крепче зажала в ладони дверную ручку.

«Приходите, всегда буду рад вам», – сказал он. Когда прозвучало это приглашение, мать Элис неуверенно кивнула, поглядывая на собаку Байбера, которая фыркала и скребла коготками деревянные планки. Отец выбрался из повидавшего виды адирондака[4], заставив пристань слегка качнуться под ним. С этим неожиданным движением что-то изменилось, и Элис ощутила, что они вдруг стали другими людьми, не теми, кем были всего несколько мгновений назад.

– Фелисити Кесслер, – сказала мать, протягивая руку. – Это мой муж, Нильс. Мы каждый август арендуем коттедж Рестонов. Вы должны знать Мирну, миссис Рестон.

– Родители нечасто меня выпускают, – он подмигнул Фелисити, и Элис с ужасом заметила, как покраснели щеки ее матери. – Имя Мирны – миссис Рестон – мелькало в разговоре, но я еще не имел удовольствия познакомиться.

– В этом отношении вам повезло, – брякнул отец.

– Нильс!

– Шучу, конечно. Моя жена подтвердит вам, мистер Байбер, что водить знакомство с таким… хорошо информированным человеком может быть полезным.

– Пожалуйста, я отзываюсь только на имя Томас.

На нем были темный свитер с рукавами, расходящимися у запястий, белая рубашка с пуговицами на воротнике и перепачканные краской брюки цвета хаки. В одной руке он держал плетеную корзину, доверху заполненную виноградом.

– Возьмите, – сказал он, вручая корзину Нильсу. – У нас его море. Позволять этим ягодам пропадать, когда они такие спелые, – настоящее преступление.

Не получив ответа, Томас продолжил гнуть свою линию. Настороженный взгляд Нильса Кесслера, похоже, не смутил его или вовсе остался незамеченным.

– Считайте это знаком примирения. Извинением за Нилу. У нас с ней много общего. Если верить моей матери, главное наше сходство в том, что мы совершенно не поддаемся дрессировке.

Тогда-то он и понравился Элис. А вплоть до этого момента она считала просто странным этого молодого человека в заляпанной краской одежде, с растрепанными волосами и глазами такого же серого цвета, каким рано утром бывает озеро. Чересчур уверенного в себе и чересчур высокого. И потом, Томас разглядывал их – хотя мать всегда повторяла Элис, что этого делать нельзя. Тем не менее он стоял и разглядывал их, вполне осознанно и не пытаясь этого скрыть, как будто мог пронзать взглядом их телесные оболочки и проникать туда, где они прятали свои слабости.

Элис не привыкла к такой непосредственной манере беседы, особенно на озере, где разговоры взрослых обычно отягощались излишним энтузиазмом и неискренностью. «Надо почаще собираться, пока вы здесь! Приходите на коктейли! Какие у вас замечательные детки! Я скоро загляну!» Окидывая мысленным взором предстоящий август, Элис понимала, что единственной радостью для нее будут привезенные с собой книги. Получить в соседи кого-то, кто совершенно не поддается дрессировке, казалось чудесным избавлением.

– Я Элис, – сказала она, наклоняясь, чтобы потрепать Нилу по голове. – Что это за собака?

Томас навис над ней. Его ресницы были черными и длинными, как у девочки, а волосы, тоже черные и длинные, сворачивались колечками вокруг воротника рубашки.

– Элис. Приятно познакомиться. Вряд ли кому-то под силу проследить ее родословную. У меня есть подозрения, но джентльменам не пристало разбрасываться скороспелыми выводами. На входе в городской рынок любит сидеть один бордер-колли, и компанию ему обычно составляет йорк. Нила заливается оглушительным лаем каждый раз, когда мы проезжаем мимо. Уверен, они приходятся ей родственниками.

Элис прикрыла глаза от солнца, пытаясь лучше разглядеть Томаса.

– Значит, вы с Нилой часто здесь бываете?

Он рассмеялся, но то был сухой, надтреснутый смех, без тени веселья.

– Господи, нет. Мои родители уже несколько десятилетий владеют этим домиком, но у них столько свободного времени, что отдыхать толком некогда. Богатым трудно расслабиться. Все время нужно за чем-нибудь наблюдать, появляться на каких-то мероприятиях, – он бросил взгляд на мать Элис и добавил: – Миссис Рестон, должно быть, упоминала, что они довольно состоятельные люди.

Фелисити медленно, натужно глотнула и потупила взгляд, уткнув его в доски пристани. Отец поперхнулся своей «Кровавой Мэри», потом расхохотался и похлопал Томаса Байбера по спине.

– А говорил, что никогда с ней не встречался. Ха!

Томас улыбнулся.

– До сих пор обстоятельства не позволяли мне проводить время в этом тихом уголке, – он окинул взглядом озеро, – но сия пора наступила раньше в этом году, и ее экспрессивный голос имел поразительное сходство с голосом моего отца. Одним словом, я здесь с июня, использую родительскую дачу в качестве студии. Я рисую, как вы могли догадаться, – он указал на свою одежду и пожал плечами. – И мой отец не считает это подходящим занятием.

Томас отступил на шаг и прищурился, изучая их. Его подбородок опустился, руки скрестились. Интересно, как они выглядят со стороны, подумала Элис. Вполне заурядно, решила она, как любая горстка людей, которая может сойти с поезда или встретиться вам на улице. Догадаться, что их что-то связывает, можно было лишь по мельчайшим, едва заметным деталям: по их манере приглаживать волосы ладонью; по решительно расправленным плечам; по светлой коже, на которой любят появляться веснушки; по какой-нибудь черте, эхом расходящейся по их лицам – курносый нос Фелисити достался Натали, светло-голубые глаза Нильса – Элис. Две сестры, одна красивая, вторая умная; отец, взгляд которого с годами становился угрюмей; мать, которая знала, как достичь некого равновесия между ними всеми. Они ничем не отличались от других семей, знакомых Элис.