Элисон Уэйр - Опасное наследство Страница 30

В ответ на речь посланника воцаряется испуганное молчание, и лишь герцогиня Нортумберленд нарушает его, громко воскликнув:

— Милорд, я полагала, что вы послали людей, дабы захватить принцессу Марию!

— У принцессы Марии нет армии, которая могла бы поддержать ее смелые заявления, — с трудом удерживаясь в рамках вежливости, говорит Нортумберленд.

Однако, похоже, он выдает желаемое за действительное, поскольку Хангейт тут же парирует:

— Это не так, милорд. Ее величество собрала немало преданных ей джентльменов и разослала письма-призывы во все города королевства. Более того, она дала всем знать, что сохранит в Англии религию, установленную ее братом, и не станет производить жестких изменений.

— Дайте мне это письмо и убирайтесь, — говорит Нортумберленд, и Хангейт уходит, непочтительно ухмыляясь, к великому неудовольствию милорда.

— Она буквально вытащила ковер из-под ног герцога, — бормочет Пембрук. На его лице растерянное выражение. Гарри мрачно кивает. — Ее заявление о терпимости к протестантам многим придется по душе. Теперь Марию больше не будут считать врагом истинной веры.

— Как бы не так! — в ярости восклицает моя мать. — Можно подумать, я ее не знаю. Да Мария — настоящая фанатичка. Не успеет корона оказаться на ее голове, как всю эту пресловутую терпимость как ветром сдует.

А вот моя сестра Джейн за все это время не произнесла ни слова. Я искренне верю, что для нее королевский титул не слишком важен, а потому и новый неожиданный поворот в этом деле ее мало волнует.

— Я заверяю ваше величество, что принцесса Мария — одинокая женщина, не имеющая ни друзей, ни влияния. Она ни в коей мере не может угрожать вашему законному праву на трон, — обращается к Джейн герцог.

Его слова подтверждают и несколько членов Совета. Моя сестра наклоняет голову, но ничего не говорит в ответ.

Нортумберленд поворачивается, подзывает стражника и приказывает:

— Арестуйте этого Хангейта и бросьте в темницу за дерзость!

У меня на глаза наворачиваются слезы. Вторжение Хангейта испортило всем настроение, атмосфера праздника бесследно испарилась. Торжество явно закончилось: герцог поднимается и просит членов Совета следовать за ним.

— Мы должны составить документ, дезавуирующий все претензии принцессы Марии, — говорит он им.

Со скрежетом отодвигаются стулья и скамьи: лорды удаляются в палату Совета. Я ничуть не сомневаюсь, что они проявят решительность и немедленно покончат с внезапно возникшей угрозой.

Члены Совета долго не возвращаются. Мы с Гарри сидим рядом с герцогиней Пембрук, прихлебывая вино, приправленное пряностями, — его принесли тем, кто остался за столом.

Джейн уходит в спальню. Прежде чем удалиться в королевские палаты, она проходит мимо кланяющихся и шаркающих ногами придворных, тепло обнимает и целует меня.

— Спокойной ночи, сестренка, — говорит Джейн тихим голосом, не позволив мне присесть в реверансе. — И помни: мне эта корона не нужна, так что она никогда не встанет между нами. Прошу тебя, помолись за меня. Члены Совета хотят сделать Гилфорда королем, но я никогда на это не соглашусь. Так что проси Господа, пусть даст мне силы воспротивиться.

— Непременно, — обещаю я, а про себя думаю, что, если бы меня вдруг сделали королевой, я бы ни за что не отказала в короне Гарри. Но сейчас меня больше волнует другое.

— А что, если принцесса Мария будет продолжать упорствовать в своих претензиях? — обращаюсь я к мужу и свекрови. — Надеюсь, у нее не так уж много сторонников?

— Мы должны молиться, чтобы этого не случилось, — отвечает Гарри. — Не переживай, дорогая. У нас много чего впереди, особенно сегодня ночью.

Его слова успокаивают меня. Я молода и влюблена, и моему счастью ничто не может помешать.

Члены Совета наконец возвращаются, и Пембрук со строгим лицом присоединяется к нам.

— Сегодня я должен остаться здесь, в Тауэре, — говорит он. — В королевских покоях разгорелась свара не на шутку. Джейн наотрез отказалась назвать Гилфорда королем, и его мать вне себя от бешенства. Откровенно говоря, я бы предпочел находиться где-нибудь в другом месте. Но вы должны вернуться в Байнардс-Касл.

Графиня зовет свою горничную и просит принести ее плащ.

Зал пустеет, придворные расходятся — оставаться более не для чего. Граф провожает нас к Придворным воротам, где уже ждет лодка. По пути меня внезапно охватывает приступ страха, накатывает непреодолимое желание бежать со всех ног. Я не могу объяснить это логически, потому что страх мой какой-то неопределенный и, кажется, совершенно не связан с судьбоносными событиями последних дней. Скорее это… Неужели предчувствие чего-то дурного? Меня пробирает дрожь. К счастью, волна паники быстро отступает. Наверное, всему виной сегодняшние обильные возлияния.

Когда лодка подплывает к пристани, Пембрук бормочет:

— А теперь послушайте, что я вам скажу. Боюсь, мы попали в скверную ситуацию. Марию в народе всегда любили. А твоя сестра, Катерина, совершенно никому не известна. И принимали ее сегодня весьма прохладно. Все считают, что она — игрушка в руках Нортумберленда, а его, как известно, не слишком жалуют. Да еще это письмо от принцессы Марии: оно раскололо членов Совета. Во время заседания я почувствовал некоторое охлаждение со стороны части лордов, а кое-кто даже открыто высказывал свои подозрения: дескать, Нортумберленд хочет посадить на трон Гилфорда. Когда я покидал палату Совета, граф Эрандл отвел меня в сторону и сказал, что, на его взгляд, когда герцог станет не только лордом-президентом Совета, но еще и свекром королевы, его высокомерие возрастет стократ. А потом Винчестер признался мне, что поддерживает Нортумберленда только потому, что боится за собственную шкуру. Не сомневаюсь, что некоторые лорды сейчас выжидают, куда ветер подует.

— А вы, сэр? Какова ваша позиция? — спрашивает Гарри, глядя на отца встревоженным взглядом.

Граф хмурится.

— Не думаю, что в данной ситуации благоразумно окончательно и бесповоротно связывать себя с Нортумберлендом, — бормочет он. — Если возникнет необходимость, я с ним порву. Но пока об этом еще рано говорить. Я тоже считаю, что лучше выждать: посмотрим, как будут развиваться события.

Я помалкиваю. Нетрудно догадаться, что Пембрук не питает особой привязанности ни к Нортумберленду, ни к Марии, а уж тем более к Джейн. Этот человек думает только о себе, о своем будущем влиянии и процветании. И это становится еще очевиднее, когда он безжалостно заявляет:

— Гарри, ты должен забыть о том, что я говорил тебе прежде. Потому что все изменилось. И я категорически против консумации твоего брака. Если Нортумберленд проиграет, мы не должны оказаться связанными с домом Саффолков.

При этих словах меня охватывает самый настоящий ужас. Ужас и бешенство. Неужели мои чувства ему совершенно безразличны? Как он смеет так пренебрежительно говорить о моей семье! И не слишком ли безнадежно смотрит свекор на будущее? Мария лишена поддержки, и Нортумберленд отправил за ней своих людей, так что в скором времени она может оказаться его пленницей, и уже никто не посмеет оспорить законное право Джейн на трон. И вот тогда придет мой звездный час: я обязательно напомню милорду Пембруку, как он оскорбил сестру самой королевы. Но когда еще это будет? А пока я в отчаянии, с трудом сдерживаю слезы; нет, я не доставлю графу этого удовольствия — он не увидит, как я плачу.

Гарри сверкает глазами. Я с волнением слышу, как он срывающимся шепотом говорит:

— Катерина — моя жена, и я ее люблю! Вы, сэр, не имеете права разлучать нас таким образом. Нас обвенчали!

— Подобного рода союзы заключаются из политических соображений, мой мальчик, — ровным голосом говорит граф. — Любовь не в счет. Если нам придется выпутываться из этих уз, ты еще поблагодаришь меня. Когда брак не консумирован, его легко расторгнуть.

Теперь я горько плачу, и меня уже не волнует, видит кто-нибудь мои слезы или нет.

— Но я не хочу расторгать брак! — кричит Гарри, и гребцы в лодке испуганно смотрят на нас. — Я хочу, чтобы Катерина стала моей женой, — никого другого мне не нужно! Даже если бы я ее не любил, то и тогда не смог бы найти себе пары лучше. Вы только подумайте, из какой она семьи!

— Лучше подумай о том, что вскоре она может стать дочерью и сестрой государственных изменников, ты сопливый дурак, — бормочет его отец.

Тут я обретаю голос, ибо не могу допустить таких оскорблений в адрес своей семьи.

— Они не изменники, милорд, — произношу я сквозь слезы, — а люди, радеющие за веру, которую вы исповедуете! Моя сестра вовсе не хотела этой короны. Джейн приняла ее только потому, что считает: такова воля Господня. И еще потому, что она сможет сохранить в стране истинную религию.