Редактировать или удалить (СИ) - "Torry-Katrin" Страница 30

- Пожалуйста.

Мне хотелось обернуться и спросить у несуществующих свидетелей: «Эй, вы тоже это слышали?». Но я знал, что за моей спиной никого нет, поэтому пришлось поверить, что это не было обычной слуховой галлюцинацией.

- Том, останься хотя бы до утра.

- Не обсуждается. Я ухожу прямо сейчас, - сделал шаг в сторону, чтобы обойти брата, но он отзеркалил движение и упёрся ладонями мне в грудь, вновь перегородив путь.

- Да послушай же ты. Не упрямься. Куда ты сейчас пойдёшь?

- Всё равно куда. Лишь бы от тебя подальше!

- Том, - я болезненно шикнул. Его цепкие сильные пальцы сдавили моё запястье. - На улице темно и жутко холодно. Автобусы уже не ходят. Ты замёрзнешь и сляжешь с воспалением лёгких в лучшем случае. Готов потратить последнее здоровье, лишь бы пойти мне наперекор? Подумай, стоит ли оно того.

Я высвободил свою руку, но с места не сдвинулся. Все эти немаловажные нюансы я и правда упустил. Билл, очевидно приметив мой сконфуженный вид, продолжил говорить уже чуть смелее, и таким тоном, словно давал совет, но никак не требовал.

- Сейчас мы попьём чай и ляжем спать. А завтра с утра ты поедешь домой. Я и слова против не скажу, идёт? Ты настроен решительно – о’кей, я понял. Не хочу причинить тебе боль, поэтому удерживать не стану. Можешь мне не верить, но я волнуюсь за тебя, и если ты сейчас выйдешь за дверь, я всё равно не усну и пойду тебя искать.

Я в растерянности топтался на месте, то и дело бросая на него недоверчивые взгляды. Лицо Билла было настолько непроницаемым, что мои внутренние радары не уловили никаких тревожных сигналов, которые могли бы уличить его во лжи. С мерзким, словно от вида вгрызающегося в яблоко червя ощущением, что я горько пожалею о своём выборе, спортивная сумка была сброшена на пол. Брат засиял, словно рождественская ёлка, обвешенная гирляндами, но лишь сдержанно кивнул, тут же подхватив мой багаж.

- Я обещаю тебе. Завтра, если захочешь - поедешь домой. Но только завтра. Когда я буду уверен и спокоен, что с тобой не случится ничего плохого.

Чувствовал ли я, что не стоит верить его пламенным речам и заманчивым обещаниям? Надеяться на понимание и неравнодушие, рассчитывать на поддержку?

Несомненно.

И всё-таки я остался. Вопреки дурным предчувствиям, оглушительно звенящим в голове, подобно громогласным церковным колоколам, и вопреки здравому смыслу, который потерял всякую надежду достучаться до меня, и расстроено спрятался в тёмном уголке, став совсем неприметным.

Я остался, потому что хотел ему верить.

Словно лёжа на раскалённых углях, я всю ночь проворочался с бока на бок. В итоге разболелась голова. Отключиться мне удалось лишь на рассвете. Впав в некое состояние забытья, я все же успел уловить пропадающим во сне слухом, как хлопнула тяжёлая входная дверь.

ГЛАВА 10

Когда человек доходит до последних пределов безнадёжности и отчаяния, когда он инстинктивно чувствует, что в нём уже не осталось никакой собственной силы и что сила эта никогда не проснётся, он ищет помощи из вне. И чем эта помощь фантастичнее, невозможнее, тем она начинает казаться ему вернее. Это последний крик отчаяния, последнее возмущение природы. ©

Ни ключей, ни телефона, ни записки. Ничего. Он просто ушёл и запер меня. Дверь - единственное, что оставалось надёжным в квартире. Попытаться выломать? Бесполезно, это лишь наделало бы много шума и привлекло внимание соседей, которые наверняка тут же бросились бы звонить в полицию. Вариант выбраться через окно тоже был сразу забракован. Верхний этаж, ни единого выступа, а внизу голый асфальт. Я сравнил себя с настоящим пленником, которому отрезали все пути к бегству.

Билл, сука, что ты задумал? Куда ушёл? Когда вернёшься? Какого хрена вообще происходит?

Разбив кулак о стену в кровь, я почувствовал себя гораздо лучше. Боль отвлекала. Обшарил комнаты в поисках ключей: перевернул все ящики вверх дном, выпотрошил шкафы, поднял матрас и пролез по его тайникам, о которых, как он думал, я не знал. Пусто. Этот предатель забрал всё, полностью лишив меня любой связи с внешним миром. Всё, кроме сигарет. Я взял пачку. Рядом стояла пепельница, вся переполненная. Брат не имел привычки курить по ночам, и вчера вечером, я помню точно, она была пустая.

Горький дым заполнил мои лёгкие, и по всему телу прошлась волнительная дрожь. В шестом классе я сделал свою первую и последнюю затяжку. Билл не учил меня курить, он просто протянул мне сигарету, и я взял её. Помню, так глубоко втянулся, что из глаз тотчас брызнули слёзы. Я закашлялся, схватился за горло и от страха рванул к маме за помощью. Я подумал, что задыхаюсь. Тогда мы оба отхватили по полной. Он привык выслушивать подобного рода нотации, а для меня тон мамы стал настоящим потрясением. Она впервые накричала на меня. Она была очень расстроена моим поведением. Всё то время, что я стоял и выслушивал её гневную тираду, она сиюминутно охала и не переставала сокрушаться, какие мы разные, как брат плохо на меня влияет, и за что ей вообще всё это. А потом, когда сил на крики не осталось, подозвала меня, посадила на колени, крепко прижала к себе и заплакала.

«Маленький мой, ты понимаешь, что в любой момент твоё сердечко может не выдержать и остановиться? Навсегда, понимаешь? И тогда моё тоже перестанет биться. Ради всего святого, Том, не будь эгоистом!»

Да. Вот так и сказала. И тысячу раз была права. Единственное же, о чём думал я, сунув в губы сигарету - как круто я буду смотреться, выдыхая ровные изящные колечки дыма, которые всегда так умело пускал отец.

В какой глубокой заднице была моя голова, когда я согласился остаться? Каким идиотом надо быть, чтобы верить ему после всех тех потоков вранья, которые он вливал в мои уши на протяжении стольких лет? Невероятно! Я снова повёлся. Но на этот раз тебе не удастся меня запугать. Я буду бороться, слышишь, Билл? Всё кончено.

Где ты?!

***

Он вернулся около полуночи. Тихо открыл дверь и бесшумно вошёл, будто боясь кого-то разбудить. Отыскал меня глазами, а затем, как мне показалось, облегченно отвёл взгляд. Так и продолжил стоять коридоре, не обращая на меня никакого внимания. Его безмятежность и молчание вызвали во мне бурю негодования. Внутри всё кипело от возмущения и раздражения, хотелось, чтобы он, наконец, прекратил выводить меня из себя и сказал бы хоть что-нибудь. Через несколько минут, когда я уже мысленно метал в него гром и молнии, моё терпение лопнуло, как надутый до предела воздушный шарик.

- Может, объяснишь?

Билл вздрогнул от звука моего голоса, сжал пальцами левую руку чуть выше локтя и весь съёжился, как будто бы ему было очень холодно, или он вот-вот собирался рухнуть на пол без сознания. Конечно это очередной трюк, чтобы разжалобить меня. Как низко. Даже для него.

- Ну хорошо. Видимо, я не достоин твоего внимания. Ты прав, тут и говорить не о чем, - я встал с кресла, вышел к нему в коридор и снял куртку с вешалки. Сумка была собрана с прошлого вечера. - В конце концов, меня всё это больше не касается. Теперь это только твоя жизнь, - я застегнул молнию, подхватил багаж и открыл дверь. На пороге опасливо обернулся, однако брат даже не шелохнулся. Его била крупная дрожь. Необъяснимое чувство тревоги нарастало с каждой секундой и выгрызало изнутри чёрную дыру, которая безжалостно всасывала в себя всю мою решимость. Я не мог сделать последний шаг и пересечь черту. Что-то было не так.