Наталия Орбенина - Ледяная дева Страница 30

Софья совсем замучилась в поисках ответа, да спросить было не у кого. Ангелина, верный собеседник, пребывала точно в ином мире. Оно и понятно, человек одной ногой побывал в могиле, да почти добровольно, такое кого хочешь с ума сведет!

Нелидов тоже находился в крайне задумчивом состоянии духа. Он коротко поведал дамам о том, что имел невразумительные и неприятные разговоры и с Беллой, и с Толкушиным. Что теперь делать, непонятно. Ведь переезд во флигель мало что даст, потому как, с одной стороны, нежелание вернуться в дом Ангелины Петровны вполне понятно, с другой стороны, весь этот самый дом у нее будет прямо тут, перед окнами. То есть присутствует лишь видимость отсутствия в нем, что только усугубит ее страдания. Нет, тут требуется иной выход.

— Вот что, милые дамы! — вдруг хлопнул себя по лбу Нелидов. — А не поехать ли вам вместе со мной в Грушевку? Место глухое, уединенное. Вам там будет очень покойно. Дом большой, места вокруг для прогулок чудесные. Одно плохо, прислуги мало, да это не беда. Вот, Матрену Филимоновну возьмете и еще кого пожелаете, для вашего удобства.

— Ах, это просто чудесно! — Софья искренне обрадовалась и захлопала в ладоши.

— Да можно ли молодой барышне в доме постороннего мужчины пребывать? — прогудела недовольно Матрена, находившаяся подле больной.

— Отчего же одной? — искренне удивился Нелидов. — Замужняя дама и ее подруга с няней, разве это неприлично? К тому же, разве я посторонний человек, если я знаком с госпожой Толкушиной уже несколько лет? И потом, я думаю, что все это пустое, ненужное теперь. Ведь главное, чтобы Ангелина Петровна могла покинуть Петербург и найти укромное и безопасное место, чтобы немного прийти в себя, не так ли, дорогая моя Ангелина?

Нелидов дружески протянул руку спасенной им женщине, и она ответила на это слабым пожатием бледной руки и едва заметной улыбкой.

Имение Грушевка и впрямь оказалось глухим местом, далеким от дорог и человеческого многолюдья. Большой старый дом требовал ремонта, все скрипело и стонало. Темные стены, большие, плохо освещенные комнаты, полные книг, рукописей, картин. В комнатах стояла старая мебель, еще николаевских времен. Диваны, кресла, стулья с высокими прямыми спинками, обтянутые темной кожей и зеленым бархатом. Строгие, почти суровые, они предполагали, что сидеть на них надобно чинно-благородно, с прямой спиной и высоко поднятой головой, а вовсе не развалясь как-нибудь в небрежной позе. Ножки стульев, кресел и столов украшали львиные лапы, мощные и сердитые, но вместе с тем чрезвычайно изящные. В гостиной стоял столик, который сразу привлек внимание Софьи. Небольшой, круглый столик из темно-коричневого дерева. Его столешница покоилась на изогнутой спине дракона, который лапами с когтями упирался в пол, а взметнувшиеся крылья поддерживали столешницу. Хищная голова дракона устремляла на вошедшего взгляд недобрых глаз, а из раскрытой пасти высовывался длинный острый язык. Не хватало только огня! Девушка дивилась, с каким чувством, с каким искусством подошел мастер к этому маленькому шедевру. Вообще, удивительных предметов в доме Софья обнаружила предостаточно. Разнообразные статуэтки из бронзы, дерева, кости и фарфора, которые долгие годы собирал прежний владелец дома. Особенно интересными показались старинные немецкие фарфоровые фигурки, изображавшие то животных, спящих, играющих, то любовные парочки в роскошных костюмах, то разных подмастерьев с орудиями своего труда. Но главное богатство дома — это, конечно, многочисленные книги, толстые фолианты громоздились на полках от пола и до потолка. У Софьи закружилась голова, когда она попыталась прочитать все названия на одной из полок. Многие были на немецком, французском и английском языках, на латыни, греческом. Дядюшка Нелидова был большой полиглот и книгочей.

Изучив дом, девушка принялась за парк. Заброшенный парк со старыми деревьями и заросшими тропинками. Где-то среди высокой травы вдруг можно было обнаружить куст одичалой смородины или одинокий цветок: все, что осталось от некогда роскошной клумбы. На краю парка, в самой его глубине, притаился пруд, почти затянутый ряской. Его давно не чистили, и берега превратились в непроходимую стену острой осоки пополам с камышом. На берегу пруда Софья обнаружила странную скульптуру. Изогнувшаяся русалка лежит на боку, подпирая рукой голову, а ее хвост представляет собой раскрытую чашу, волнистую по краям. В этой чаше скапливалась вода, из-за этого поверхность статуи покрылась зеленоватым налетом, а лицо русалки оказалось подпорчено временем. Но, тем не менее, эта легкая и прекрасная скульптура поразила Софью. Но еще больше ее поразила реакция хозяина дома на пожелание привести русалку в божеский вид. Ей показалось, что хозяину чрезвычайно неприятно сделалось от того, что она заговорила о скульптуре. Нелидов нахмурился и пробормотал нечто вроде того, что ее и вообще надо убрать с глаз долой. На что Софья бурно запротестовала, так как русалка в зарослях осоки на берегу пруда смотрелась живописно и романтично. И чем это бедняжка не угодила хозяину?

Гостям отвели несколько просторных, но запущенных комнат. И первые дни Матрена, не покладая рук, приводила новое жилище в достойный вид. Ведь не могла же она смириться с мыслью, что ее бесценная барышня, ее королевишна будет жить среди пыли и паутины. Софья тоже поначалу удивилась, что столь изысканный человек, как Нелидов, выбрал себе для жизни этот медвежий угол. Но ради Ангелины она готова была терпеть сколько угодно пыли и пауков. Впрочем, не прошло и нескольких дней, как Грушевка стала для нее самым желанным и милым местом на земле.

Когда все, включая хозяина дома, хлопотали вокруг, одна Ангелина Петровна оставалась невозмутимой и как бы равнодушной. И это вовсе не от того, что она была неблагодарна или не понимала, что делается вокруг нее и для нее. Нет, просто душа ее отключилась, разум словно застыл. Сознание не воспринимало сигналов извне. Так она спасалась, так она пыталась выжить и не лишиться человеческого облика. Ведь надобно было жить дальше, и по-прежнему жить на свете Ангелиной Петровной Толкушиной, а не кем-то иным. Но ведь сутью Ангелины Петровны была любовь, жертвенная любовь к мужу и сыну. Но теперь любви нет, она растоптана, обратилась в прах, муж предал, сын отрекся. Что теперь есть Ангелина Петровна? Что осталось от нее прежней? На что опереться?

Ангелина и Софья, как только устроились на новом месте, стали часами гулять по окрестностям. Чудная холмистая природа, лес, парк, пруд — прелесть, красота! Поначалу гуляли немного, и все молча. За них пели птицы и шумела листва на деревьях. Потом стали перебирать прошлое, вспоминать, и стало немного легче. Так бывает на поминках: поначалу все плачут, убиваются, а потом потихоньку вспоминают, да и веселое тоже. Глядишь, и смеются уже, и на душе светлей. Так и тут, Ангелина могла часами говорить о своем Тимофее, о своей жизни с ним. Взахлеб, словно копила всю жизнь эти слова, чтобы потом разом выплеснуть их на собеседника. А Софья оказалась идеальным собеседником и утешителем. Она могла часами слушать, не перебивая. Но слушать не из жалости, а с сопереживанием, с чувством. Молчать и слушать с трепетным чувством может только очень тонкий и деликатный человек.