Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» Страница 31

Ольга улыбнулась: все же соседка неисправима. Как дитя малое, верит всему, что в этих журналах печатают!

– Надь, так не бывает.

Надежда подхватилась, плюхнулась на край кровати, сунула Ольге под нос журнал:

– Сама посмотри, вот тут так и написано! Словами!..

– И смотреть не хочу. Еще и стоит небось ползарплаты. Сколько? Тысячу? Две?

– Да какая разница! – Надежде чудо-браслет явно загорелся. – Две восемьсот! Но главное же – результат. Десять кило!.. Десять, Оль!

– Не вздумай покупать. – Ольга приподнялась на локте, попыталась отобрать у соседки журнал, но Надежда проворно спрятала его за спину:

– Обязательно куплю!

Она вернулась к себе на койку и снова погрузилась в чтение. Ольга начала задремывать, когда Надежда на своей кровати тихонько взвыла:

– У-у-у! Ну что ж тако-о-ое!

– Что?

– Не буду я браслет этот покупать!

– Ну и слава богу.

– Знаешь, чего тут дальше написано?

– Ну что там написано?

– Что действие браслета происходит, только если ничего не солить и не сахарить, а еще нельзя печеное, копченое, жирное, острое, кислое и из крема. Картошку тоже нельзя.

– А что можно?

Надежда аж скривилась от отвращения:

– Геркулесовый отвар. И чай из трав. Ну, чай – ладно, мне вон мамка целый мешок сушеной мяты прислала. Упьемся. Еще эти можно… злаки, вот что.

Ольга, думая о своем, кивнула:

– Злаки – большая сила, особенно если их есть вместе с браслетом…

Надежда уставилась на нее как на малахольную, прыснула:

– Оль, ты чего?! Браслет не есть, а на руке носить надо!

Отсмеявшись, Надежда решила, что, раз они браслет пока не покупают, нужно хоть в булочную сгонять. За печеньем или за сухарями. Лучше за сухарями, наверное. В них калорий меньше.

– Оль, вставай, пойдем до магазина пройдемся. А то ты все лежишь да лежишь, смотреть тошно!

Но Ольге никуда идти не хотелось. Не хотелось вообще ничего. И откуда у Надежды столько энергии? Такое впечатление, что она никогда не устает. Работает – как все, полную смену, да еще сверхурочные берет. После работы – печет пироги, стирает, вяжет, журналы свои читает, занимается в драмкружке при фабрике, постоянно выбивает какие-то путевки ветеранам, ругается с начальством из-за того, что в фабричном клубе нетоплено… Спит как убитая, а в шесть утра вскакивает – и понеслось все по новой. Не человек, а атомная электростанция. Хотя, если что, этот мирный атом может так рвануть, что мало не покажется. Недаром Надежду все начальство боится – и общежитское, и заводское.

Ольга повертела в руках Машкиного слона, снова пристроила на подушку:

– Надь, я устала… Да и холодно на улице.

Надежда строго глянула на Ольгу. Эта рыжая кустодиевская красавица все понимала, будто насквозь людей видела.

– Ну что ты себя травишь, дура?! Никуда не денутся твои ребята, отсудишь!

Интересно, как?

– Надь, не говори ерунды. Я кто? Никто. Бывшая зэчка. Уборщица. А там у них нормальная семья.

Надежда хмыкнула презрительно, сложила губы бантиком:

– Этот подонок твой и его бабец новый – это, что ль, семья?!

Ольга вздохнула:

– Суду не докажешь, что он подонок. Я из зоны вернулась и уборщицей работаю, а у него бизнес, квартира, новая жена. С кем детям лучше?

У Надежды на этот счет никаких сомнений не было.

– Ясное дело, с тобой!

– Ясное дело, с ним. – Ольга отвернулась к стене, свернулась калачиком. – Хороший адвокат дорого стоит. Дороже, чем твой чудодейственный браслет, в тыщу раз…

Надежда постояла, пощипала пухлый подбородочек, решила, по всей видимости, что в данный конкретный момент вечности хорошего адвоката раздобыть не получится – да и то сказать, полвосьмого вечера, адвокаты все по домам сидят, телик смотрят, – решительно накинула пальто:

– С адвокатом проблему решим. Придумаем чего-нибудь.

Что-что, а решать проблемы Надежда умела. И всегда что-нибудь придумывала. Не далее как вчера Ольга в очередной раз наблюдала этот мирный атом в женском обличье в действии. В райцентр приехал столичный цирк. По местным меркам гастроли цирка из самой Москвы были штукой посильнее «Фауста» Гете. За билетами в профком выстроилась очередь, шептались, что на всех не хватит, чуть до драки не дошло. Впрочем, билетов хватило.

Представление начиналось в двенадцать. В девять утра к зданию дирекции начали приводить ребятишек – умытые, принаряженные, они спорили, будут показывать слона или нет, и можно ли в цирке зверей угощать конфетами. Кто-то доказывал, что со зверями можно даже фотографироваться, но это было уж совсем невероятно.

Пока мамаши, сбившись в кучку, кутались в шубы и топали ногами, чтобы окончательно не закоченеть, Надежда металась вокруг детей, пытаясь пересчитать их и построить.

– Так, все встали парами! Парами, парами! – надрывалась она – Девочка, где твоя пара? Вставай сюда! Сюда, сюда!.. А ты с кем, мальчик? С мамой?

– Не, мама меня привела, а сама ушла.

– Ладно. Вот будет твоя пара. За руки взялись! Сейчас автобус придет!.. Так, каждый посмотрел на свою пару и запомнил ее! Если пара потерялась, надо громко кричать! Все поняли?! Когда войдете в автобус, сядете так же, как сейчас стоите!.. Мальчик, ты почему опять без пары?

– Мне моя пара не нравится! Мне вон та нравится!..

Автобус обещали подать в десять. Но в половине одиннадцатого его все еще не было. Мамашки заволновались – до райцентра ехать самое малое час, что там себе в гараже думают? Кто-то побежал в дирекцию, стали звонить в гараж. И тут оказалось, что автобус сломался и никуда ехать не может. Расходитесь, граждане, по домам, цирк отменяется.

Дети ударились в рев, мамаши на чем свет кляли сломанный автобус, начальника транспортного цеха и комбинатское начальство. Они пытались растащить ревущих детей по домам, когда к дирекции лихо подкатил «пазик». Из «пазика» выскочила Надежда Кудряшова, замахала руками:

– Все сюда! Парами, парами! Заходим, садимся! Побыстрее! А то на представление опоздаем!

За спиной у Надежды маячил водитель «пазика», категорически не понимавший, что вообще происходит. Ехал он себе спокойно, никого не трогал, и тут под колеса кидается эта ненормальная, колотит в дверь, велит разворачиваться…

– Эй! – Водитель попытался ухватить Надежду за рукав. – Эй! Я их не повезу! Я не договаривался!

– Вот сейчас и договоримся, дяденька.

Надежда затолкала в «пазик» последнюю пару, пересчитала детей.

– Ты чей? Комбинатский?

– Да я-то комбинатский, а ты-то, видать, полоумная!

– Вот и хорошо, что комбинатский, дяденька. Ты их, значит, в цирк, а потом обратно сюда. Понял?

– Да не повезу я их никуда, русским языком же говорю!

– А я сейчас Василию Васильевичу позвоню. Ты с его автобазы, дяденька?