Александр Эльберт - Такова шпионская жизнь Страница 32

— Это был он. Мы познакомились совсем недавно, когда я ездила в гости к родителям. Я не должна была влюбиться, надо было только познакомиться поближе, пообещать что-нибудь незначительное для начала, потом продолжить игру, постараться понравиться, подать надежду. Так нет же, я полюбила. Как девчонка, как школьница, без стеснения, без оглядки. А мне нельзя, потому что я должна… Ах, девочки! Сволочная у меня работа. Что мне теперь делать? И так плохо, и эдак… Не спрашивайте, всё равно не скажу, не могу… Никому не могу… А сказки рассказывать не хочу. Потерпите немножко, скоро сами поймете. — И ушла.

Мужичок был человек опытный, в чинах очень высоких. Но всё равно подневольный. Первое, что он подумал после разговора с Тамар: «Что я скажу им? Мы были так уверены в успехе. А девочка, что делать с девочкой? Она же не виновата, бедненькая, что он — «не наш». И приказать нельзя. Даже если она подчинится — он не мальчик, умный, сразу поймет и все карты перемешает. Активизировать мулатку?» — Расстроенный мужичок позвонил в контору и попросил найти и пригласить теоретиков. «Что? Рабочий день кончился? Не имеет значения, хоть из-под земли достаньте. Я буду через 40 минут. И что-нибудь перекусить, пожалуйста.»

Тамар проводили в небольшой кабинет, где никого не было. Скоро пришел лысый в домашних тапочках на босу ногу, следом за ним курчавый в старых шортах и линялой футболке. Тамар о них много слышала, но видела впервые. Она начала было:

— Я жду… — но продолжить не успела, потому что аналитики сказали в один голос:

— Мы тоже, Тамар. Ты нас не знаешь, а мы тебя уже давно знаем.

— С тех пор, как тебя выбрали на эту роль, — продолжил курчавый. Лысый тут же поправил его:

— Не выбрали, назначили.

В этот момент вошел мужичок, вытирая рот салфеткой. Вид у него был деловой, но не сердитый.

— Времени у нас осталось мало, не сегодня-завтра надо начать действовать, до выборов меньше двух месяцев. Ваши предложения. Любые, даже самые странные, нереалистичные, анекдотичные. Не нервничайте, всё равно решать буду я и отвечать за ошибки буду я. — Тут он посмотрел на Тамар и тихо сказал: — Я тебя услышал и понял. Пусть сначала теоретики пофилософствуют.

Мужичок сразу после университета попал в армию, потом в разведку, дослужился до очень высокого чина, но всегда оставался в тени. И все эти годы, больше 30 лет, рядом с ним была его девушка, потом жена, мать его сыновей, бабушка его внуков. Они уже давно не говорили друг с другом про любовь, раз и навсегда поверив в нее, в то, что она была, есть и будет. Его очень расстраивал современный мир, где молодые и не очень молодые люди сходятся, расходятся, женятся снова и рожают детей, которых потом надо делить между родителями. Он сам был однолюб, и дети его были однолюбы. Тогда почему же он считает того политика ловеласом, падким на женскую красоту? Разведка донесла? А если она ошиблась и на этот раз всё очень серьёзно?

Мужичок посмотрел на Тамар, подумал «жалко девочку» и сказал, глядя ей в глаза:

— Ты очень красивая. — Потом повернулся к теоретикам: — Что скажете, ребята?

«Ребята» переглянулись и лысый сказал:

— Сэр! Мы бы хотели уединиться и немножко пошептаться.

— Да, сэр. Мы иначе не можем. Вопрос слишком серьезный и для всех, и для избранных, — с наивной улыбкой добавил курчавый.

— Ну что вы всё «сэр, да сэр»! Во-первых — зовите меня просто по имени, Сол. — Мужичок замолчал и наморщил лоб.

— А во-вторых… Сол? — спросила Тамар, удивленная странным поведением мужичка.

— Я ведь сказал: предлагайте, что хотите; за ошибки отвечать придется мне.

— Сол! Мы не боимся, мы не можем. Во-первых, потому что уединение необходимо нам для прояснения мозгов, — сказал курчавый и посмотрел на лысого. Тот продолжил совершенно серьезно:

— Мы не вас, Сол, боимся. Мы стесняемся присутствия дамы и не хотим, чтобы она о нас дурно подумала.

Случилось невероятное: Сол, толстенький мужичок, встал со стула, открыл рот, раскрыл широко глаза, медленно сел обратно на тот же стул, закрыл рот, зажмурил глаза и долго смеялся, тряся животиком. Потом замахал левой рукой «ладно, ладно», вытирая правой глаза, встал, подошел к Тамар и сказал:

— Можно пригласить вас на чашечку кофе?

Оставшись одни, аналитики несколько минут помолчали, глядя друг на друга, потом курчавый сказал:

— Мне всё ясно, а тебе?

— Ты прав, ничего переделывать не надо, да и времени нет. Оставим всё, как было.

— Согласен. Или получится по-нашему, или…

— Абсолютно согласен: или два человека будут счастливы… может быть.

— Дай им Бог. — Они помолчали. Потом лысый сказал:

— А если всё-таки получится по-нашему, девочка отрезвеет и поймет, что…

— Не продолжай. Грустно. В любом случае — грустно.

Напомню, что оба теоретика были счастливы в браке. Поэтому вышесказанное — их частное мнение.

4

Марта уехала и Вольф загрустил. В Мюнхене ему делать было нечего, но ехать никуда не хотелось. Он решил дождаться формального сигнала об окончании так и не начавшейся операции и после этого поехать навестить старого друга и заодно повидать Марту, потому что он начал скучать по ней в ту же минуту, как её самолет оторвался от земли. Нельзя сказать, что ему, одинокому волку, совсем нечего было делать. У него были очень серьезные дела и кроме шпионажа. Но в этих делах всё было так отлажено, что требовалось минимальное личное участие Вольфа. Разве что контроль и «выравнивание судна» при очень сильном крене. По сути дела Вольф был главнокомандующий, который следит за битвой со стороны, не мешая своим генералам добывать победу. А генералы были кровно заинтересованы в победе, потому что Вольф платил им — и очень щедро платил — только по результатам работы. После отъезда Марты он активно принялся за дело, но через пару дней понял, что только мешает спокойной и уверенной работе своей команды, улыбнулся и принялся скучать в одиночку. А чтобы хоть немного развлечься, решил посмотреть, как работает дон Педро. Найти его не составило труда, потому что фильм снимался с большим размахом и все об этом знали; все, кому это было интересно.

Ему повезло. В этот день снимали сцену на улице, в естественных условиях; прохожих и любопытных не прогоняли, а вежливо просили не разглядывать актеров и камеру слишком внимательно. Вольф не хотел «сниматься», даже в секундной роли случайного прохожего. Он обошел «поле битвы» и встал в сторонке и сзади камеры. Попятившись немного назад, чтобы не мешать работе профессионалов, он вдруг услышал совсем близко «нашу» речь и насторожился. Потом повернулся, стал, прикрываясь спиной очень высого мужчины, оглядывать «окрестности», и обнаружил Дани, беседующего с высоким тоненьким мальчиком, и двух миловидных молоденьких женщин, заинтересовано молчащих рядом с ними. А чуть в сторонке готовили к работе сидевшего на стуле Петра Никодимыча и… «Не может быть,» — Вольф не поверил своим глазам: около актера стояли и улыбались ему… Он протер глаза, потряс головой — Мерилин и Сара призывно махали ему рукой.